Игра о Наблюдателе
Ведь по сути, растения учат тому же, что записано в евангелиях, только наглядно. Если смоковница неплодна - удали её. Не подкармливай, не води вокруг неё ритуальных хороводов - избавься от неё. И хитрые даоситы (и дерзкие хаоситы) вторят: оступившегося - подтолкни. Христианские мистики обращаются к готическим сводам и даосской же алхимии в поисках связей между сущим и несущим (не-сущим, прочтения могут разниться в глазах читающего), это я попробовала на зуб товарища Фулканелли и поставила на паузу - больно хрупок и хорош.
Хочется сказать и о книгах, и о растениях, и о жизни - но не хочется плодить лишних сущностей. Но и загромождать единое текстовое тело всем многообразием - тоже, не хочется. Но. Подаренная на день рождения электронная книга, надо сказать, действительно кардинальнейшим образом изменила жизнь в лучшую сторону. За окном великолепной силы и зрелищности - почти тайский - ливень - хочется сделать в написании поста паузу и вновь впасть в созерцание неистовой и неистощимой на прекрасное стихии. Но этих пауз уже набежало порядком, в образовавшиеся лакуны хочется засыпать семена слов, пусть укореняются.
Начинаешь принимать себя-наблюдателя, или, как говорит одна светлая и мудрая не по паспортным годам девочка, возвращаешь себе право на себя. Потрясающее чувство, а время, проведённое в укутывающей пелене дождя, без электричества и хотя бы даже свечей, - лишь способствует. Мальвы гнутся под ураганом, но возвращаются к вертикали, неизменно и независимо от - я полюбила их сильно прежде, чем пронаблюдала это их изумительное свойство, но какова же наглядность и руководство к действию!
Пассифлора весит даже больше, чем велосипед (если брать целокупно с землёю), - и не перестаёт восхищать проворностью. Во время уборки кое-как водрузила ея на подоконник, оставив без внимания на какие-то несколько минут совладания с ревущим слоновьим львом-пылесосом, и что бы вы думали - та моментально выбросила лиан-разведчиков, и в тот же миг оплела так кстати оказавшегося рядом алоэ-матриарха. Тот матриарх зело влюблён в аравийскую сушь, сообщаемую комнатам устаревшей системой квазивентиляции; влюблён настолько, что плодоносит пуще райских яблонь. Плодоносит отростками алоэ, конечно же. Впечатлителен человек и не выработал ещё в себе безжалостности садовника - не истребит лишних его детей, а потому весь подоконник с методичностью заставлен алоэвым семейством.
Мудрые люди ведают, как оное употреблять и заготовлять, но покамест у меня разворачивается камерный лес, который бы вырос где-то в невадийской пустыне времён шаманов, шаманских сказаний и рек-под-рекой. Кларисса Пинкола всё ещё великолепна - даже пуще, чем была: некоторые главы сложно прочитывать из-за внезапных и хитровывернутых интерпретаций, потому приходится через них буквально продираться, аки сквозь алоэвый лес, но другие - из тех глав не хочется уходить, ибо глаголят прямо по цели.
Удивительно чутким и человеческим языком написанная книжка, подумываю обрести бумажный ея вариант (ибо насколько электронные версии хороши для ознакомления - настолько копят уют и знания их бумажные старшие сёстры) - некоторые собрания образов необходимы в домашней аптечке и самом скором доступе. Отзывы на лайвлибе, чсх, говорят всё больше об отозвавшихся, нежели об авторе. Что кажется закономерным - пропуская через себя творческие отражения, как бы ни возмущались, мы продолжаем свои собственные круги на воде. А химический состав своей воды не подменить чужим.
Какой же прекрасный ливень. И Ангелы на Воздуховолнах, вельми по оным соскучилась. Услышала их впервые вконтакте одной девушки, которая объехала весь свет с танцевальным ансамблем и второй раз - в качестве стюардессы. Из тех девушек, что легко и без задней мысли удаляют "друзей" с евангелической садовнической мудростью - отжившему дай уйти. Есть, чему у них научиться. Но тут-то, кажется, не всё так просто - если некоторые персонажи и сообщают всем своим видом ощущение окончательной законченности, то встречаются среди них и другие, отношения с которыми будто бы помещены в гибернацию, и неясно покамест, когда из неё будут вынуты. И кем.
К примеру, видела нынче в толпе Свету, и по не более ясным причинам очень тому обрадовалась. Виделись мы последний раз 13 лет назад, а до того - ещё лет пять или шесть. Но ту встречу помню ярко - как люди, у которых из точек соприкосновения - пара совпадающих узоров на натальных картах да и только, так мгновенно и полно обретают понимание и искреннюю радость от возможности поделиться своими открытиями. Продолжают фразы друг друга и удивляются дивной синхронности. Вот такого рода знакомства пребывают в гибернации, и растения учат нас - спящие луковицы не тревожь, но высохшие деревья - изволь выкорчевать.
В периоды внутренних зим и засух легко перепутать спящее дерево с действительно высохшим из жизни. Легко - если не вглядываться и не давать себе право на паузу и то самое деятельное созерцание. Рамачандран пишет про многочисленные механизмы подобного, препарируя мозг по зонам ответственности (как и Сакс, как и Дойдж, an entire plethora of!), но даже и в его прекрасного языка выкладках (The Tell-Tale Brain, великолепно написанная, лексически - то ж истовый пир of eleventy-seven removes) и сам автор не находит ответа на вопрос "почему". Но очень здорово, что эти книги существуют и пишутся, учат ценить незаметные и привычные способности, и сохранять знание языка в более-менее живом (хотя и в известной доле гибернационном) состоянии.
Форзиция - то самое растение, которое легко перепутать и невозможно забыть: она притворяется мёртвой и из принципа не цветёт, постигает азы корпоративного троллинга и корневой системой своей подобна иным крупным плодовым деревьям. Даром что эта смоковница как раз-таки не плодоносит и не собирается (чисто технически), но при том обладает звериной (насекомой!) живучестью и стратегическим планированием собственной экспансии.
К слову о троллинге в чуть более глобальном контексте (скажем: всего человечества) - намедни зачла детективно-эстетское исследование И.М. Гилилова о Шекспирах и той феерии духа, которую оные учинили, прикрываясь живыми масками и множеством отъявленнейших мистификаций. Умберто Эко бы оценил в полной мере вкус этого действа (а кое-кто в кои-то веки добрался до "Имени Розы"), но потрясают масштабы и глубокий, кровеносный прямо-таки вкус к Игре. Тут не только Эко, тут бы и Йозеф Кнехт аплодировал бы в радости, отгрузив игрокам пару камазов лучшего бисера.
Больше всего в этой книге - жизнеописании (?) - отозвалось во мне стремление (предполагаемых?) Шекспиров к лёгкой поступи, тишине и воздушному молчанию о самих себе. Это было удивительно резонансно - узнать, что в глубине веков (о, эта хронология и сопутствующие пляски! Занятное строительство Стоунхенджа, например) они тоже это чувствовали, эту необходимость to tread lightly, это желание перевести внимание с творцов - на творения. Критики вопрошают автора книги, мол, зачем им такая безсмыслица? (И как смел он покуситься на вполне плодоносящий Культ). Вот она - безчисленная разница в интерпретации поступков и тишины. Срезонировало за будьте здравы, в связи с чем даже вновь хочется писать - повседневное, личное и на бумаге.
При всей моей нежной любви к lowkey-эксгибиционизму, который можно годами культивировать во всем ветрам открытой жэжэшечке, в такие моменты понимается ценность более плотного и замкнутого уровня деятельной вовнутрь тишины. Ведь что мы знаем о молчаливых читателях, кроме того, что они существуют и, возможно, в прочтениях своих изыскивают некие концепции, дополняющие их общую картину миропонимания; быть может, тревожную им, быть может - успокаивающую. Ненадёжность интернета видится своего рода материей для скульптуры - оно может жить практически вечно, но что за слово будет в нём запечатлено (now that may have sounded with a positively crude intention to it, but I leave this as open for interpretation, as I leave open most of my publicly posted assumptions, since with me their time is pretty much done, and out here in the open - they roam their own new era, so why not) - и какую силу аккумулирует, отражаясь и преображаясь, как зеркало с функцией известной безконечности и приятной ветвистости (где мы вновь вплотную подбираемся к деревьям).
Минувший в 13-х числах ураган вновь повредил героическую антоновку. За её славные боевые полвека это мужественное дерево повидало больше, чем иные - за столетья в тайге. Как после всего она не только выжила, но и плодоносит - великая загадка страстной жажды жизни. Её ветви временем изогнуты в крутые сплайны античных лир и амфор, и одна такая ветка была штормом оторвана, едва не перерубив магистральный провод (потому что тот, увы, провисал в полутора метрах над землёй, но уже по иным причинам), но удержавшись в каких-то долях миллиметров. Потому что антоновка - ещё и невиданно ответственное дерево. Что может выглядеть странной характеристикой касательно дерева - of all things! - но вы с ней не росли и потому не видели, насколько она чуткая, отзывчивая, сильная и дружелюбная - несмотря на всё.
Словом, ещё одно важное свойство (комплекс свойств!), которому можно научиться у растений. Принесла с поля множество ноунеймов с невероятными формами листьев и соцветий - ещё столько же инопланетных осталось в поле. "Инопланетный" - яркое, но в корне неверное определение - это одна и та же планета, это её феерическое многообразие и созидательная сила, когда из крохотного пылинкой семечка - вырастает огромадное, ветвящееся, ароматное, соцветьями пронзающее воздух - семечко знает, растение, не имея физических глаз, - видит, оценивает и делает выводы. Интересно, не хранится ли в этой иерархии конфигурация для развития электронных систем памяти будущего? Когда физический размер не имеет значения перед образами возможного, накопленного и того, чему ещё только предстоит быть созданным.
Хочется сказать и о книгах, и о растениях, и о жизни - но не хочется плодить лишних сущностей. Но и загромождать единое текстовое тело всем многообразием - тоже, не хочется. Но. Подаренная на день рождения электронная книга, надо сказать, действительно кардинальнейшим образом изменила жизнь в лучшую сторону. За окном великолепной силы и зрелищности - почти тайский - ливень - хочется сделать в написании поста паузу и вновь впасть в созерцание неистовой и неистощимой на прекрасное стихии. Но этих пауз уже набежало порядком, в образовавшиеся лакуны хочется засыпать семена слов, пусть укореняются.
Начинаешь принимать себя-наблюдателя, или, как говорит одна светлая и мудрая не по паспортным годам девочка, возвращаешь себе право на себя. Потрясающее чувство, а время, проведённое в укутывающей пелене дождя, без электричества и хотя бы даже свечей, - лишь способствует. Мальвы гнутся под ураганом, но возвращаются к вертикали, неизменно и независимо от - я полюбила их сильно прежде, чем пронаблюдала это их изумительное свойство, но какова же наглядность и руководство к действию!
Пассифлора весит даже больше, чем велосипед (если брать целокупно с землёю), - и не перестаёт восхищать проворностью. Во время уборки кое-как водрузила ея на подоконник, оставив без внимания на какие-то несколько минут совладания с ревущим слоновьим львом-пылесосом, и что бы вы думали - та моментально выбросила лиан-разведчиков, и в тот же миг оплела так кстати оказавшегося рядом алоэ-матриарха. Тот матриарх зело влюблён в аравийскую сушь, сообщаемую комнатам устаревшей системой квазивентиляции; влюблён настолько, что плодоносит пуще райских яблонь. Плодоносит отростками алоэ, конечно же. Впечатлителен человек и не выработал ещё в себе безжалостности садовника - не истребит лишних его детей, а потому весь подоконник с методичностью заставлен алоэвым семейством.
Мудрые люди ведают, как оное употреблять и заготовлять, но покамест у меня разворачивается камерный лес, который бы вырос где-то в невадийской пустыне времён шаманов, шаманских сказаний и рек-под-рекой. Кларисса Пинкола всё ещё великолепна - даже пуще, чем была: некоторые главы сложно прочитывать из-за внезапных и хитровывернутых интерпретаций, потому приходится через них буквально продираться, аки сквозь алоэвый лес, но другие - из тех глав не хочется уходить, ибо глаголят прямо по цели.
Удивительно чутким и человеческим языком написанная книжка, подумываю обрести бумажный ея вариант (ибо насколько электронные версии хороши для ознакомления - настолько копят уют и знания их бумажные старшие сёстры) - некоторые собрания образов необходимы в домашней аптечке и самом скором доступе. Отзывы на лайвлибе, чсх, говорят всё больше об отозвавшихся, нежели об авторе. Что кажется закономерным - пропуская через себя творческие отражения, как бы ни возмущались, мы продолжаем свои собственные круги на воде. А химический состав своей воды не подменить чужим.
Какой же прекрасный ливень. И Ангелы на Воздуховолнах, вельми по оным соскучилась. Услышала их впервые вконтакте одной девушки, которая объехала весь свет с танцевальным ансамблем и второй раз - в качестве стюардессы. Из тех девушек, что легко и без задней мысли удаляют "друзей" с евангелической садовнической мудростью - отжившему дай уйти. Есть, чему у них научиться. Но тут-то, кажется, не всё так просто - если некоторые персонажи и сообщают всем своим видом ощущение окончательной законченности, то встречаются среди них и другие, отношения с которыми будто бы помещены в гибернацию, и неясно покамест, когда из неё будут вынуты. И кем.
К примеру, видела нынче в толпе Свету, и по не более ясным причинам очень тому обрадовалась. Виделись мы последний раз 13 лет назад, а до того - ещё лет пять или шесть. Но ту встречу помню ярко - как люди, у которых из точек соприкосновения - пара совпадающих узоров на натальных картах да и только, так мгновенно и полно обретают понимание и искреннюю радость от возможности поделиться своими открытиями. Продолжают фразы друг друга и удивляются дивной синхронности. Вот такого рода знакомства пребывают в гибернации, и растения учат нас - спящие луковицы не тревожь, но высохшие деревья - изволь выкорчевать.
В периоды внутренних зим и засух легко перепутать спящее дерево с действительно высохшим из жизни. Легко - если не вглядываться и не давать себе право на паузу и то самое деятельное созерцание. Рамачандран пишет про многочисленные механизмы подобного, препарируя мозг по зонам ответственности (как и Сакс, как и Дойдж, an entire plethora of!), но даже и в его прекрасного языка выкладках (The Tell-Tale Brain, великолепно написанная, лексически - то ж истовый пир of eleventy-seven removes) и сам автор не находит ответа на вопрос "почему". Но очень здорово, что эти книги существуют и пишутся, учат ценить незаметные и привычные способности, и сохранять знание языка в более-менее живом (хотя и в известной доле гибернационном) состоянии.
Форзиция - то самое растение, которое легко перепутать и невозможно забыть: она притворяется мёртвой и из принципа не цветёт, постигает азы корпоративного троллинга и корневой системой своей подобна иным крупным плодовым деревьям. Даром что эта смоковница как раз-таки не плодоносит и не собирается (чисто технически), но при том обладает звериной (насекомой!) живучестью и стратегическим планированием собственной экспансии.
К слову о троллинге в чуть более глобальном контексте (скажем: всего человечества) - намедни зачла детективно-эстетское исследование И.М. Гилилова о Шекспирах и той феерии духа, которую оные учинили, прикрываясь живыми масками и множеством отъявленнейших мистификаций. Умберто Эко бы оценил в полной мере вкус этого действа (а кое-кто в кои-то веки добрался до "Имени Розы"), но потрясают масштабы и глубокий, кровеносный прямо-таки вкус к Игре. Тут не только Эко, тут бы и Йозеф Кнехт аплодировал бы в радости, отгрузив игрокам пару камазов лучшего бисера.
Больше всего в этой книге - жизнеописании (?) - отозвалось во мне стремление (предполагаемых?) Шекспиров к лёгкой поступи, тишине и воздушному молчанию о самих себе. Это было удивительно резонансно - узнать, что в глубине веков (о, эта хронология и сопутствующие пляски! Занятное строительство Стоунхенджа, например) они тоже это чувствовали, эту необходимость to tread lightly, это желание перевести внимание с творцов - на творения. Критики вопрошают автора книги, мол, зачем им такая безсмыслица? (И как смел он покуситься на вполне плодоносящий Культ). Вот она - безчисленная разница в интерпретации поступков и тишины. Срезонировало за будьте здравы, в связи с чем даже вновь хочется писать - повседневное, личное и на бумаге.
При всей моей нежной любви к lowkey-эксгибиционизму, который можно годами культивировать во всем ветрам открытой жэжэшечке, в такие моменты понимается ценность более плотного и замкнутого уровня деятельной вовнутрь тишины. Ведь что мы знаем о молчаливых читателях, кроме того, что они существуют и, возможно, в прочтениях своих изыскивают некие концепции, дополняющие их общую картину миропонимания; быть может, тревожную им, быть может - успокаивающую. Ненадёжность интернета видится своего рода материей для скульптуры - оно может жить практически вечно, но что за слово будет в нём запечатлено (now that may have sounded with a positively crude intention to it, but I leave this as open for interpretation, as I leave open most of my publicly posted assumptions, since with me their time is pretty much done, and out here in the open - they roam their own new era, so why not) - и какую силу аккумулирует, отражаясь и преображаясь, как зеркало с функцией известной безконечности и приятной ветвистости (где мы вновь вплотную подбираемся к деревьям).
Минувший в 13-х числах ураган вновь повредил героическую антоновку. За её славные боевые полвека это мужественное дерево повидало больше, чем иные - за столетья в тайге. Как после всего она не только выжила, но и плодоносит - великая загадка страстной жажды жизни. Её ветви временем изогнуты в крутые сплайны античных лир и амфор, и одна такая ветка была штормом оторвана, едва не перерубив магистральный провод (потому что тот, увы, провисал в полутора метрах над землёй, но уже по иным причинам), но удержавшись в каких-то долях миллиметров. Потому что антоновка - ещё и невиданно ответственное дерево. Что может выглядеть странной характеристикой касательно дерева - of all things! - но вы с ней не росли и потому не видели, насколько она чуткая, отзывчивая, сильная и дружелюбная - несмотря на всё.
Словом, ещё одно важное свойство (комплекс свойств!), которому можно научиться у растений. Принесла с поля множество ноунеймов с невероятными формами листьев и соцветий - ещё столько же инопланетных осталось в поле. "Инопланетный" - яркое, но в корне неверное определение - это одна и та же планета, это её феерическое многообразие и созидательная сила, когда из крохотного пылинкой семечка - вырастает огромадное, ветвящееся, ароматное, соцветьями пронзающее воздух - семечко знает, растение, не имея физических глаз, - видит, оценивает и делает выводы. Интересно, не хранится ли в этой иерархии конфигурация для развития электронных систем памяти будущего? Когда физический размер не имеет значения перед образами возможного, накопленного и того, чему ещё только предстоит быть созданным.