Сожри меня!
Яблоки падали, как сумасшедшие кометы - одно за другим, распарывали теплое брюхо ночи и вонзались сочным падением прямо в сердце. Прямо в сердцевину воспоминаний. В самый темный угол зрения.
Если бы лет 10-15 назад вы заглянули в зрачки Натальи Георгиевны, несущей с базара целую авоську спелых яблок, вы бы увидели, что она слишком уж влюблена. "Слишком" потому, что для юного создания возможен только один выход из большой любви - смерть. Сейчас жизнь распахнула другие прелести, и кажется, что дети, мужья, домашние животные и коллеги с большей благодарностью примут решение умереть от перитонита, чем наивную готовность быть еще одной Джулией или Изольдой или Офелией.
А тогда она хотела только одного - самого милостивого лекарства от своей болезни.
Что только не придумывалось, какие только варианты не рассматривались - один был лучше другого. Наталье Георгиевне было искренне жаль, что нельзя умереть несколькими душераздирающими смертями одновременно. А вместо этого окружающие ее добряки предлагали глупость за глупостью: травку, секс, джеф, галоперидол, барбитураты, арт-терапию и галотропное дыхание, гештальт и разговоры "по душам". Сначала это замазывало рану в сердце жирным опьянением, потом надрывало похмельем, потом раздражало и бесило, потом становилось тупо безразлично, а потом...
Потом я стала ничем.
Такая черная легкость в теле и сознании от уже холодной тени погибшего чувства. Эта отрешенность позволяет тебе делать что угодно. Хочешь - живи. Только помни, пожалуйста, что в этом нет никакого смысла, потому, что ты уже мертва. Мертва, как красивая и прохладная кожа огненного яблока - оно уже сорвано: душистое, заманчивое, но его почти что уже и нет, ведь конец его очевиден.
Милейший терапевт все пытался понять, почему же больная все время улыбается. Ведь должен быть катарсис, должны быть слезы, истерика, должны быть истошные "почему?" и безрадостные "что же будет?". Нет ничего. И ничего не предвиделось. Она крутила в руках огромное красное яблоко и улыбалась. Я улыбалась и думала о тебе. О том, как прекрасно ты меня бросил. "Только одно имею против тебя, что ты оставил первую любовь свою" -- это не про тебя, не бойся! Нет у Него против тебя козырей. Это ты был первой любовью, а я тебя и не бросала вовсе.
Ты лежал в ладони спелым яблоком и никуда не девался. Я как будто выдумывала Кама-Сутру заново, покрывая твое прекрасное тело царапинами полумесяцев и кругов, линий и звезд. Это особая ласка любовников: "Оставь мне след. Я хочу носить его на память. Пока мы не соединимся в новом свидании. Оставь мне след!". И ногти с готовностью впиваются в плоть - в плечо, в грудь, в живот, в желанную белую мякоть тела. Потом эти награды и ордена любви носятся с выпрыгивающей из сердца гордостью - Это от него! Это от нее! Это моя любовь нанесла мне такие сладкие раны! Это я отмечена! Я!
Яблоко в руках Натальи Георгиевны покрывалось самым красивым из всех рисунков, которые способна удержать память человека --- оно становилось любовью.
"Расскажи мне свой сон. Ты видишь сны?" -- милые терапевтические штучки. Конечно, я вижу сны! Стоит мне только закрыть глаза, они набрасываются, как стая жадных и тупых борзых на маленького зайца. Какой смысл просыпаться, если их видно даже днем? Одну соперницу я задушила на пороге собственной квартиры - прекрасно помню, как хрустнул какой-то хрящик под хладнокровным решением убрать ее с пути. Другую почему-то застрелила в ночном, светящемся как медный купорос, плавательном бассейне. Очень красиво вытекала из нее и распускалась красная роза. Третьей я попала в висок половником, запулив его в форточку кухни. Она растворилась в воздухе даже не поняв, что умирает навсегда.
Какой же смысл мне просыпаться?
Всегда жалко откусывать от спелого яблока первый кусок. Оно так брызгает соком, что скорбь становится просто непереносима - ты смертен. Тело и тлен - одного корня и одного плода. Как прекрасно твое тело! Только ты так умел смеяться - в глазах отражался весь мир, все небо, все сосновые иголки у тебя под ногами - сок брызгал во все стороны и я жмурилась и думала, что буду сладкой и липкой от этого салюта твоих глаз. Навсегда покрыта твоим соком - на всю жизнь - сейчас.
"Дай мне попробовать, ты так вкусно его ешь!" -- да ни за что на свете! Никакие психологические штучки-дрючки не заставят меня поделиться любимым. Только он умеет говорить: "Я хочу быть твоим! Я хочу быть твоим! Я хочу быть твоим - люби меня! Люби!" Я спрячу тебя, солнце, в самое сердце - не бойся, ведь ты со мной. Ничего не бойся. Иди ко мне. Иди.
Хрррум!
С самого детства она ела яблоки вместе с огрызками. Вернее, съедала их так, что огрызков-то и не оставалось. Даже семечки - горьковатые, юркие и шелковые - последними танцевали на языке ритуальный танец.
"Смотри-ка, ты съела визуализацию любви. Что же мы теперь будем лечить?"
Я улыбаюсь. От тебя остался только хвостик, теперь ты - это я. Маленький глупый хвостик от яблока. Это совсем не вкусно и никому не интересно.
Кому он нужен?
Я улыбаюсь.
Если бы лет 10-15 назад вы заглянули в зрачки Натальи Георгиевны, несущей с базара целую авоську спелых яблок, вы бы увидели, что она слишком уж влюблена. "Слишком" потому, что для юного создания возможен только один выход из большой любви - смерть. Сейчас жизнь распахнула другие прелести, и кажется, что дети, мужья, домашние животные и коллеги с большей благодарностью примут решение умереть от перитонита, чем наивную готовность быть еще одной Джулией или Изольдой или Офелией.
А тогда она хотела только одного - самого милостивого лекарства от своей болезни.
Что только не придумывалось, какие только варианты не рассматривались - один был лучше другого. Наталье Георгиевне было искренне жаль, что нельзя умереть несколькими душераздирающими смертями одновременно. А вместо этого окружающие ее добряки предлагали глупость за глупостью: травку, секс, джеф, галоперидол, барбитураты, арт-терапию и галотропное дыхание, гештальт и разговоры "по душам". Сначала это замазывало рану в сердце жирным опьянением, потом надрывало похмельем, потом раздражало и бесило, потом становилось тупо безразлично, а потом...
Потом я стала ничем.
Такая черная легкость в теле и сознании от уже холодной тени погибшего чувства. Эта отрешенность позволяет тебе делать что угодно. Хочешь - живи. Только помни, пожалуйста, что в этом нет никакого смысла, потому, что ты уже мертва. Мертва, как красивая и прохладная кожа огненного яблока - оно уже сорвано: душистое, заманчивое, но его почти что уже и нет, ведь конец его очевиден.
Милейший терапевт все пытался понять, почему же больная все время улыбается. Ведь должен быть катарсис, должны быть слезы, истерика, должны быть истошные "почему?" и безрадостные "что же будет?". Нет ничего. И ничего не предвиделось. Она крутила в руках огромное красное яблоко и улыбалась. Я улыбалась и думала о тебе. О том, как прекрасно ты меня бросил. "Только одно имею против тебя, что ты оставил первую любовь свою" -- это не про тебя, не бойся! Нет у Него против тебя козырей. Это ты был первой любовью, а я тебя и не бросала вовсе.
Ты лежал в ладони спелым яблоком и никуда не девался. Я как будто выдумывала Кама-Сутру заново, покрывая твое прекрасное тело царапинами полумесяцев и кругов, линий и звезд. Это особая ласка любовников: "Оставь мне след. Я хочу носить его на память. Пока мы не соединимся в новом свидании. Оставь мне след!". И ногти с готовностью впиваются в плоть - в плечо, в грудь, в живот, в желанную белую мякоть тела. Потом эти награды и ордена любви носятся с выпрыгивающей из сердца гордостью - Это от него! Это от нее! Это моя любовь нанесла мне такие сладкие раны! Это я отмечена! Я!
Яблоко в руках Натальи Георгиевны покрывалось самым красивым из всех рисунков, которые способна удержать память человека --- оно становилось любовью.
"Расскажи мне свой сон. Ты видишь сны?" -- милые терапевтические штучки. Конечно, я вижу сны! Стоит мне только закрыть глаза, они набрасываются, как стая жадных и тупых борзых на маленького зайца. Какой смысл просыпаться, если их видно даже днем? Одну соперницу я задушила на пороге собственной квартиры - прекрасно помню, как хрустнул какой-то хрящик под хладнокровным решением убрать ее с пути. Другую почему-то застрелила в ночном, светящемся как медный купорос, плавательном бассейне. Очень красиво вытекала из нее и распускалась красная роза. Третьей я попала в висок половником, запулив его в форточку кухни. Она растворилась в воздухе даже не поняв, что умирает навсегда.
Какой же смысл мне просыпаться?
Всегда жалко откусывать от спелого яблока первый кусок. Оно так брызгает соком, что скорбь становится просто непереносима - ты смертен. Тело и тлен - одного корня и одного плода. Как прекрасно твое тело! Только ты так умел смеяться - в глазах отражался весь мир, все небо, все сосновые иголки у тебя под ногами - сок брызгал во все стороны и я жмурилась и думала, что буду сладкой и липкой от этого салюта твоих глаз. Навсегда покрыта твоим соком - на всю жизнь - сейчас.
"Дай мне попробовать, ты так вкусно его ешь!" -- да ни за что на свете! Никакие психологические штучки-дрючки не заставят меня поделиться любимым. Только он умеет говорить: "Я хочу быть твоим! Я хочу быть твоим! Я хочу быть твоим - люби меня! Люби!" Я спрячу тебя, солнце, в самое сердце - не бойся, ведь ты со мной. Ничего не бойся. Иди ко мне. Иди.
Хрррум!
С самого детства она ела яблоки вместе с огрызками. Вернее, съедала их так, что огрызков-то и не оставалось. Даже семечки - горьковатые, юркие и шелковые - последними танцевали на языке ритуальный танец.
"Смотри-ка, ты съела визуализацию любви. Что же мы теперь будем лечить?"
Я улыбаюсь. От тебя остался только хвостик, теперь ты - это я. Маленький глупый хвостик от яблока. Это совсем не вкусно и никому не интересно.
Кому он нужен?
Я улыбаюсь.