Дорогой, Леонид Ильич!
Современная Россия думает о Леониде Брежневе лучше, чем Советская
Ровно 40 лет назад, 10 ноября 1982 года, из сетки телевещания выпал стоявший там с давних времен праздничный концерт в честь Дня советской милиции. Вместо него по телевизору зазвучала классическая музыка. Это наводило на однозначные мысли - и они оправдались. На следующий день, 11 ноября, было официально сообщено о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнева.
Так на 76 году жизни закончилось 18-летнее - в истории СССР самое длительное после Сталина - правление Леонида Ильича.
Есть разные мнения о том, когда закончилась советская стабильность, сменившись мелодией Грига "В пещере горного короля" (она же "Шествие троллей") - сперва тихой и еле слышной, а потом ускоряющейся и в конце гремящей фортиссимо. Все мнения отчасти справедливы (тем более что задним числом легко угадывать, когда был первый звоночек), но 10 ноября 1982 года - наверное, самая верная и к тому же нейтральная дата.
Как раз в конце брежневского правления была попытка преодолеть книжный дефицит изданием так называемых макулатурных серий. Имеется в виду не качество беллетристики, а способ ее приобретения - нужны были талоны за сданную макулатуру. И как раз под 1982-й был очень популярен продаваемый подобным образом цикл романов Мориса Дрюона "Проклятые короли" - о стремительном угасании династии Капетингов после смерти короля Филиппа Красивого. Что привело к смуте, вмешательству англичан (как же без них?) и разорившей Францию Столетней войне. Десятилетие, наступившее после смерти Брежнева, впору называть "Проклятые генсеки". Андропов, Черненко, Горбачев - и СССР не стало.
Суд Божий над стабильностью, социализмом с человеческим лицом (лицо было откровенно неважное - но уж какое было) и "союзом нерушимым республик свободных".
Однако спустя 40 лет уместно хотя бы не повторять перестроечные заклинания, проклятия ("Застой, бр-р-р, гав-гав-гав") и постараться быть немного умнее.
Начнем с геронтократии, про которую тогда не говорил только ленивый. Бесспорно, в последние годы жизни Брежнев (и не только он, но и многие другие члены политбюро) представлял собой печальной ветхости картину. Но критиковавшие кремлевских старцев не видели Байдена, на фоне которого Брежнев - бодрый физически и умственно пожилой человек.
Что "царствуй, лежа на боку", отчего назревшие преобразования страшно запоздали, может быть поставлено генсеку в вину, справедливо только отчасти.
Во-первых, колоссальный рост промышленности (в том числе и сырьевой базы, спасшей Россию в 90-е), жилищного строительства (большая часть российского жилого фонда до сего времени - брежневской поры), автомобилизации - это не совсем "лежа на боку". В материальном отношении страна развивалась, что имело последствия не только материальные. Это можно сравнить с царствованием Николая I: 1825 год и 1855 - это совсем другая страна. И отмена крепостного права была без лишнего шума подготовлена именно в то царствование.
Во-вторых, Брежнев не имел особых иллюзий касательно благостного социализма - "Поля засеяны гадко" и тому подобное, - однако имел вопрос: "Да, преобразования необходимы, но как их исполнить, как приступить?" И серьезно опасался (как выяснилось, не зря), что последствия "бучи, боевой, кипучей" могут быть непредсказуемы.
Его преемники, начиная с Андропова, были более оптимистичны. И кстати, пользовались поддержкой нотаблей. Слова нового генсека на июльском (1983 год) пленуме ЦК о необходимости перемен были встречены бурными аплодисментами аудитории, заметим, за пять лет до цоевского "Перемен требуют наши сердца!". У номенклатурщиков они тоже требовали. Это к вопросу о том, почему лозунг "Так жить нельзя!" с такой скоростью овладел массами. В том числе и номенклатурными.
А о необходимости что-то делать с повальным пьянством первым заговорил следующий генсек Черненко. А не Горбачев. Равно как и о работе по переделке конституции СССР.
Горбачев внес в преобразования присущий ему хаотичный дух, но общие направления были начертаны ещё его предшественниками.
История предреформ ещё не написана и только ждет своего часа.
Сам же генсек-вегетарианец, чье правление по всем меркам было довольно благодушным, был с начала перестройки посмертно назначен застойным тираном и деспотом. Похоже, не без верховного благословения. В то время как самые неприятные вожди революции были еще неприкосновенно прославлены (иные прославлены и до сего дня) в бронзе, названиях улиц и городов, мемориальная судьба Леонида Ильича была незавидна, память выкорчевывалась.
Спустя всего пять с половиной лет после его смерти, 25 марта 1988 года, в московском ДК МЭЛЗ состоялся арт-рок фестиваль "Асса", посвященный премьере одноименного фильма. В фойе на полу был разостлан огромный портрет Леонида Ильича, на котором публика радостно плясала и скакала. Проделать такое с портретом Владимира Ильича было, разумеется, невозможно: генсек-вегетарианец отдувался за себя и за того парня.
Так, между прочим, в Москве была предвосхищена майданная эстетика. И повторена эстетика санкюлотская. Но все грозы казались еще за чертой горизонта.
Сегодня же к Л. И. Брежневу обращаются со стыдливым покаянием. Ведь умильные воспоминания про день 7 ноября - "красный день календаря" - это по большей части совершенно не про 1917-й, в котором было очень мало умильного. Это именно про брежневскую вегетарианскую стабильность, которой сейчас остро не хватает.
Так благодушный генсек оправдался в потомстве.
Максим Соколов
Ровно 40 лет назад, 10 ноября 1982 года, из сетки телевещания выпал стоявший там с давних времен праздничный концерт в честь Дня советской милиции. Вместо него по телевизору зазвучала классическая музыка. Это наводило на однозначные мысли - и они оправдались. На следующий день, 11 ноября, было официально сообщено о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнева.
Так на 76 году жизни закончилось 18-летнее - в истории СССР самое длительное после Сталина - правление Леонида Ильича.
Есть разные мнения о том, когда закончилась советская стабильность, сменившись мелодией Грига "В пещере горного короля" (она же "Шествие троллей") - сперва тихой и еле слышной, а потом ускоряющейся и в конце гремящей фортиссимо. Все мнения отчасти справедливы (тем более что задним числом легко угадывать, когда был первый звоночек), но 10 ноября 1982 года - наверное, самая верная и к тому же нейтральная дата.
Как раз в конце брежневского правления была попытка преодолеть книжный дефицит изданием так называемых макулатурных серий. Имеется в виду не качество беллетристики, а способ ее приобретения - нужны были талоны за сданную макулатуру. И как раз под 1982-й был очень популярен продаваемый подобным образом цикл романов Мориса Дрюона "Проклятые короли" - о стремительном угасании династии Капетингов после смерти короля Филиппа Красивого. Что привело к смуте, вмешательству англичан (как же без них?) и разорившей Францию Столетней войне. Десятилетие, наступившее после смерти Брежнева, впору называть "Проклятые генсеки". Андропов, Черненко, Горбачев - и СССР не стало.
Суд Божий над стабильностью, социализмом с человеческим лицом (лицо было откровенно неважное - но уж какое было) и "союзом нерушимым республик свободных".
Однако спустя 40 лет уместно хотя бы не повторять перестроечные заклинания, проклятия ("Застой, бр-р-р, гав-гав-гав") и постараться быть немного умнее.
Начнем с геронтократии, про которую тогда не говорил только ленивый. Бесспорно, в последние годы жизни Брежнев (и не только он, но и многие другие члены политбюро) представлял собой печальной ветхости картину. Но критиковавшие кремлевских старцев не видели Байдена, на фоне которого Брежнев - бодрый физически и умственно пожилой человек.
Что "царствуй, лежа на боку", отчего назревшие преобразования страшно запоздали, может быть поставлено генсеку в вину, справедливо только отчасти.
Во-первых, колоссальный рост промышленности (в том числе и сырьевой базы, спасшей Россию в 90-е), жилищного строительства (большая часть российского жилого фонда до сего времени - брежневской поры), автомобилизации - это не совсем "лежа на боку". В материальном отношении страна развивалась, что имело последствия не только материальные. Это можно сравнить с царствованием Николая I: 1825 год и 1855 - это совсем другая страна. И отмена крепостного права была без лишнего шума подготовлена именно в то царствование.
Во-вторых, Брежнев не имел особых иллюзий касательно благостного социализма - "Поля засеяны гадко" и тому подобное, - однако имел вопрос: "Да, преобразования необходимы, но как их исполнить, как приступить?" И серьезно опасался (как выяснилось, не зря), что последствия "бучи, боевой, кипучей" могут быть непредсказуемы.
Его преемники, начиная с Андропова, были более оптимистичны. И кстати, пользовались поддержкой нотаблей. Слова нового генсека на июльском (1983 год) пленуме ЦК о необходимости перемен были встречены бурными аплодисментами аудитории, заметим, за пять лет до цоевского "Перемен требуют наши сердца!". У номенклатурщиков они тоже требовали. Это к вопросу о том, почему лозунг "Так жить нельзя!" с такой скоростью овладел массами. В том числе и номенклатурными.
А о необходимости что-то делать с повальным пьянством первым заговорил следующий генсек Черненко. А не Горбачев. Равно как и о работе по переделке конституции СССР.
Горбачев внес в преобразования присущий ему хаотичный дух, но общие направления были начертаны ещё его предшественниками.
История предреформ ещё не написана и только ждет своего часа.
Сам же генсек-вегетарианец, чье правление по всем меркам было довольно благодушным, был с начала перестройки посмертно назначен застойным тираном и деспотом. Похоже, не без верховного благословения. В то время как самые неприятные вожди революции были еще неприкосновенно прославлены (иные прославлены и до сего дня) в бронзе, названиях улиц и городов, мемориальная судьба Леонида Ильича была незавидна, память выкорчевывалась.
Спустя всего пять с половиной лет после его смерти, 25 марта 1988 года, в московском ДК МЭЛЗ состоялся арт-рок фестиваль "Асса", посвященный премьере одноименного фильма. В фойе на полу был разостлан огромный портрет Леонида Ильича, на котором публика радостно плясала и скакала. Проделать такое с портретом Владимира Ильича было, разумеется, невозможно: генсек-вегетарианец отдувался за себя и за того парня.
Так, между прочим, в Москве была предвосхищена майданная эстетика. И повторена эстетика санкюлотская. Но все грозы казались еще за чертой горизонта.
Сегодня же к Л. И. Брежневу обращаются со стыдливым покаянием. Ведь умильные воспоминания про день 7 ноября - "красный день календаря" - это по большей части совершенно не про 1917-й, в котором было очень мало умильного. Это именно про брежневскую вегетарианскую стабильность, которой сейчас остро не хватает.
Так благодушный генсек оправдался в потомстве.
Максим Соколов