ЧУДОВИЩНАЯлЮСТРАЦИЯуХУДШАНЩИНЫ

[nkvd1937]

«ПК» Отдела «В» МГБ

Отдел «В» существовал во всех областных управлениях МГБ (далее - УМГБ). Он занимался проверкой письменной корреспонденции как внутренней, так и международной. Отдел имел 3 отделения, которые находились в разных местах города:

1. Отделение военной цензуры (проверка писем военнослужащих, находившихся за пределами СССР.

2. Тайная письменная цензура, или «ПК» (проверка частных писем граждан, пересылаемые по почте).

3. Международное отделение письменной цензуры (проверка всей входящей и исходящей международной корреспонденции).

Сотрудники тайной цензуры считались работниками органов госбезопасности, но в здание областного управления МГБ, кроме начальников подразделений, никто не имел права входить. Такой порядок объяснялся требованиями конспирации: никто не должен был догадаться, что между тайными цензорами и МГБ могла существовать какая-то связь.

Особенно строго следовало соблюдать конспирацию, связанную с местом этой работы. Никто - ни ваши родственники, ни друзья, даже самые близкие - не должен знать о существовании подразделения цензуры, а также о месте его нахождения.

В связи с конспирацией все сотрудники «ПК» приходили на работу по отдельности, каждый в строго определенное время, точно так же после работы отправлялись домой Нарушение этого графика было равносильно нарушению трудовой дисциплины.

С помощью «ПК» можно было проникнуть в тайные замыслы людей, убедиться в их благонадежности или, наоборот, в их враждебности партии и социализму. Для представителей советских органов госбезопасности это важнейший источник информации.

В служебном лексиконе цензора не должны были существовать такие слова, как «цензура», «письма», «проверка». Не цензура, а политический контроль, и в руки попадали не письма, а документы, которые не проверялись, а обрабатывались.

Все то, что стало известно из писем, ни в коем случае не подлежало огласке, не могло являться темой для разговоров или выступлений, даже на партийных собраниях. Также строго запрещалось приносить и распивать алкогольные напитки в помещении «ПК» и общественных местах.

Помещение отделения «ПК», то есть тайной почтовой цензуры, как правило, находилось в здании почтамта на вокзале крупных городов. Объяснялось это соображениями удобства, к тому же отвечало законам конспирации. Всем известно, что почтовая корреспонденция прибывает в специальных вагонах (как правило, охраняемых) на станции назначения.

Так более удобно было выносить и заносить опломбированные мешки с письмами, которые в большинстве случаев возятся на тележках, на виду у толпы, снующей туда и сюда по перрону. Все нормально: прибыла почта, ее разгружают, в почтовый вагон передают отправления во все концы страны.

Никому даже в голову не могла прийти мысль, что в скором времени облеченные специальным доверием люди начнут «ковыряться» в прибывшей корреспонденции без ведома и согласия отправителей или получателей читать их письма.

Но прежде всего письма поступают на почтамт. Там на конвертах и на открытках гасят марки, занимаются сортировкой корреспонденции… Так вот, между двумя процессами - гашением марок и сортировкой - все письма уходили на тайную проверку. Так было не только с поступающей корреспонденцией, но и с отправляемой, собранной в почтовых ящиках.

Примечательно, что работники почтамта никакого отношения к этому делу не имели. Более того, подавляющее большинство из них даже не подозревали о манипуляциях тайных цензоров, производимых в такой близости от их рабочих мест, что, казалось бы, не знать об этом было невозможно.

На железнодорожной станции, как правило, почтовые работники имели свой вход со стороны привокзального перрона. Через этот вход каждое утро работники почтамта совершенно открыто, группами и в одиночку, шли в свое учреждение.

Вход в помещение «ПК» находился в другой стороне, при этом на перрон цензоры вообще попасть не могли. Благодаря этому создавалось впечатление, что люди, входящие в здание почтамта с другой стороны, вообще никакого отношения к нему не имели.

А чтобы создать иллюзию, что входили они вообще не в служебное помещение, а в какой-то жилой дом, туда никогда больше 2-х человек разом в одно и то же время не имели права входить.

Кроме того, для лучшей маскировки входа в «ПК» могла быть специально оборудована пристройка из досок площадью 2x2 метра, нечто вроде тамбура, где на стенах висели никому не нужные старые вещи: сломанная лестница, дырявое ведро, ободранный веник и т. п.

Пристройка имела дверь, которая никогда не закрывалась. Собственно и замка-то в той двери не было. Внутри было темно, что создавало впечатление заброшенности этого странного помещения. Разумеется, у входа в это учреждение не было никакой вывески.

Каждый из сотрудников «ПК» знал, что в досках тамбура проделаны специальные отверстия, через которые в дневное время, прежде чем выйти на улицу из тамбура, каждый сотрудник внимательно осматривался. Он убеждался, что поблизости нет знакомых, и лишь после этого окончательно покидал конспиративное помещение «ПК».

Но основное назначение пристройки заключалось в другом: на одной из ее внутренних стен выделялся столб, к которому были прикреплены доски, а на том столбе, со стороны, примыкающей к стене, находился почти совершенно незаметный, искусно оборудованный сигнальный звонок.

Он был так замаскирован, что пользоваться им мог только тот, кому уже было известно место его нахождения. Но для полной конспирации существовал и свой код для входа. Чтобы открылась перед тобой заветная дверь, следовало дать 2 очень коротких звонка.

Лишь после этого вахтер открывал дверь, и сотрудник входил в помещение тайной цензуры. А во входной двери тоже не было внутреннего замка, и открыть ее мог только вахтер изнутри. Вахтеры, сменяясь, дежурили там круглосуточно, выполняя и роль охранников, ибо в «ПК» имелось, что скрывать от посторонних глаз.

Вход в это неприметное учреждение находился с непроезжей части улицы. Никогда там не было автомашин, выход на перрон строго запрещался, а потому и людей не было. Все было предусмотрено, все до мелочей продумано и так сделано, что придраться к чему-либо не представлялось возможным.

Снабженные двойными рамами, окна «ПК», как правило, наглухо забивались и никогда не открывались. Вентиляция в те времена считалась непозволительной роскошью, поэтому помещение никогда не проветривалось. Изнутри окна были затянуты плотными шторами так, что снаружи никто в помещение заглянуть не мог.

Лишь крохотные форточки можно было открывать, но их явно не хватало для проветривания, к тому же отворять их разрешалось лишь тогда, когда в комнате находились сотрудники. По ночам - ни в коем случае. При открытых форточках запрещалось громко разговаривать, чтобы снаружи не услышали голосов и не догадались о существовании «ПК».

Мешки с корреспонденцией из почтовых вагонов, а также письма, собранные в городе, доставлялись в почтамт для гашения марок и дальнейшей отправки адресатам. У входа в помещение, куда поступала вся корреспонденция, висело объявление: «Посторонним вход воспрещен».

Именно оттуда, из зала, где осуществлялись самые невинные почтовые операции, и поступали письма в «ПК». После гашения почтовых марок все письма бросали в специальные деревянные ящики размером 80x40 см. Эти ящики открыто стояли на столах, за которыми трудились почтовики, преимущественно женщины. Под одним из столов в стене была прорублена брешь размером 90x90 см.

Люк был сделан с таким расчетом, чтобы можно было протащить в него 2 ящика, поставленные один на другой. В обычное время люк был закрыт наглухо - с обеих сторон двумя раздвижными фанерными дверцами. В определенные часы, однако, дверцы раздвигались, и очередные 2 ящика с письмами уплывали через них в помещение «ПК».

Процесс передачи писем на перлюстрацию проходил совершенно секретно. Только несколько работников, занятых на сортировке писем, были в курсе дела. Они-то и передавали ящики в люк, хотя сами едва ли имели представление - для чего именно.

Они проходили инструктаж, чтобы ничем не интересоваться и никогда не болтать о том, чем занимаются. Они молча заполняли ящики и ставили их в замаскированный люк. На этом их миссия заканчивалась. Они давали подписку о неразглашении, а за молчание им иногда выдавались какие-то денежные премии.

Стена с люком была единственной, отделяющей почтамт от помещения тайной цензуры. Эту стену строили специально выделенные органами МГБ рабочие, причем она состояла из 2-х стен. Пустое пространство между ними было заполнено древесными опилками, что гарантировало ее абсолютную звуконепроницаемость.

Существовало также еще одно неписанное правило: не ходить на привокзальную площадь и не общаться с почтовыми работниками. Связь с почтамтом поддерживалась только в случае крайней необходимости, да и то лишь начальником отделения «ПК».

В тайной цензуре имелись специальные сотрудники, которые принимали от почтовиков ящики с письмами. Они составляли отдельную группу, известную под названием «Списки». В комнате, куда прежде всего попадали ящики с письмами и где работала эта группа, хранились совершенно секретные списки людей, находившихся под наблюдением оперативных работников УМГБ.

Все без исключения письма, посланные в адрес этих подозрительных людей, равно как и от них исходящие, следовало немедленно задерживать и в отдельном конверте отдавать старшему группы. Изолированная комната всегда была заперта изнутри, вход в нее строго воспрещался всем, в том числе работникам «ПК».

Могли входить туда только лишь начальник отделения и сами работники группы «Списки». Объяснялась такая строгость тем, что фамилии людей, попавших в списки, не имели права знать даже работники «ПК», не входящие в эту группу.

Основная ее задача заключалась в отборе писем согласно секретным спискам МГБ, а также отборе писем для перлюстрации. Ни одно письмо не могло миновать сотрудников группы «Списки», а так как письма на почтамт доставлялись круглосуточно, то и сотрудники этой группы вынуждены были трудиться в 3 смены.

Списки людей, взятых под наблюдение оперативниками МГБ, утверждались начальником областного управления. Каждые 3 месяца поступали новые списки, обновлялись фамилии, но были, разумеется, и такие, которые по истечении 3-х месяцев переходили в новые списки.

Хранились там также отдельные списки людей, на которых был объявлен всесоюзный розыск и, понятно, любая информация о них, которую только удалось бы раздобыть, представляла для МГБ большую ценность. В распоряжении работников этой группы имелись все образцы почерков любителей строчить анонимные послания, доносы, а также составителей листовок.

Как правило, в группе «Списки» работали молодые или бездетные сотрудники, и это объяснялось просто. Некоторые из них в «политическом отношении» не отличались «подкованностью», но зато обладали феноменальной памятью, а именно данное качество превыше всего ценилось в них.

Для того, чтобы успешно справляться со своими обязанностями, они должны были знать имена, фамилии, адреса сотен людей, находившихся под наблюдением органов, знать характеры почерков, даже запоминать отдельные буквы анонимок, листовок, лозунгов, плакатов, чтобы легче было выявить их авторов.

В дни, когда из УМГБ поступали новые списки, сотрудники этой группы приходили на работу на несколько часов раньше, с тем, чтобы начать изучение новых списков. Иногда им приходилось вызубривать наизусть до 600-800 фамилий.

В обязанность этой группы входил также отбор всех писем для международного отделения, а также писем для тайной перлюстрации. Причем отбирать надо было не вслепую, а «собачьим нюхом» вылавливать письма, представлявшие «оперативный интерес».

В первую очередь отбирались анонимные письма, письма без обратного адреса, с адресами, напечатанными на машинке, письма, отправленные «до востребования», заказные письма с искаженным почерком или, наоборот, написанные чересчур четко либо печатными буквами, или заклеенные самодельным клеем.

Если вместо фамилии отправителя стояла закорючка, это уже считалось подозрительным, и письмо без долгих раздумий направлялось на проверку. Предполагалось, что в перечисленных видах писем авторы хотят что-то скрыть от бдительного цензорского глаза.

Кроме подозрительных писем, необходимо было также отбирать для проверки письма великого множества жителей города и его окрестностей. Работники МГБ отлично знали, что в городе и вокруг него проживали много «антисоветских элементов» - заключенные, бывшие и нынешние ссыльные, поселенцы, а эти люди, разумеется, не могут питать симпатий к советской власти, отчего их и следует постоянно держать под наблюдением.

По вышеизложенным причинам в «ПК» был составлен особый график, сводившийся к следующему: в установленное время производилась полная проверка писем, исходящих из одного района, с одного предприятия, колхоза или, скажем, от работников науки, искусства. По истечении определенного времени, благодаря такому методу, удавалось выявить, какие именно слои населения в большей степени поражены вирусом недовольства.

На основе собранных таким образом материалов составлялись специальные сообщения для УМГБ. В отдельных случаях, если это касалось неполадок в работе колхозов или учреждений, спецсообщения составлялись также для Его секретаря областного комитета Коммунистической партии.

Однако даже он не знал, каким путем добывалась поставляемая ему ценная информация. Затем такой же проверке подвергался другой район города, другое крупное предприятие, учреждение, колхоз. Так постепенно охватывалось проверкой все население города и области.

В скором времени адресат получал свое письмо не подозревая, что на пути к нему оно прошло через множество нескромных рук и читалось множеством опытных глаз. Но часть писем никогда не возвращалась. Оставалось только догадываться об участи, постигшей их авторов или адресатов, а может быть, тех и других, вместе взятых.

Остальные отобранные письма, представлявшие «оперативный интерес», направлялись на «вскрытие». Особое внимание уделялось так называемым анонимкам, «порочившим» советскую действительность и государственный строй. Главное в работе с ними было запомнить характер почерка автора, поскольку по почерку его и разыскивали и чаще всего находили.

В «ПК» имелся сотрудник, который занимался исключительно выявлением авторов анонимных писем, плакатов или листовок. Тот факт, что для этого дела был выделен специальный человек, свидетельствовало о немалом количестве подобных антисоветских документов.

Он знал наизусть особенности почерков, даже отдельных букв анонимок. Получая отобранные письма, он внимательно изучал, проверял их характерные особенности, каждое письмо сверяя с хранившимися у него копиями анонимок.

В отделении «ПК» Читинского УМГБ трудилось всего 78 человек. Сокращения штатов никогда не было. Штат мог только увеличиваться, так как работы не убавлялась, а, наоборот, с каждым годом становилось все больше. Между сотрудниками существовало строгое разделение труда, весь состав подразделялся на следующие группы:

- оперативный состав - 6 человек;

- группа «Списки» - 10 человек;

- группа «Вскрытие» - 4 человека;

- фото- и химобработка - 3 человека;

- цензорская группа - 55 человек.

Общий график работы был составлен с таким расчетом, чтобы свести к минимуму простои персонала учреждения. График предусматривал распорядок дня. Строго устанавливалось время прихода и ухода с работы каждой группы и каждого сотрудника в отдельности. Притом все было сделано так, чтобы в одно и то же время более 2-х человек в помещение «ПК» войти не могло.

Первыми в «предбанник», то есть тамбур, входили сотрудники группы «Списки». Они готовили для всего «ПК» фронт работы и являлись обычно в 6 утра. В 06-30 начинала свою работу группа «Вскрытие», занимавшаяся вскрытием и последующей заклейкой корреспонденции.

Затем, с 06-30 до 06-45 являлось начальство, с интервалами в 2-3 минуты приходили в это же время оперуполномоченные, старшие групп, переводчики. И, наконец, с 7-ми до 8-ми один за другим, с теми же интервалами, являлись цензоры. Таким образом, к 8-ми утра цензорский аппарат на полную мощность разворачивал свою деятельность.

Существовал обширный перечень требований к корреспонденции, пересылаемой гражданами СССР своим заграничным родственникам или друзьям. В одной из бесчисленных секретных инструкций было прямо указано на то, что письма, идущие за рубеж, не должны содержать сведений, прямо или косвенно подрывающих авторитет СССР в глазах граждан иностранных государств.

Цензоры международного отделения отдела «В» не должны были пропускать сообщения, которые могли бы быть использованы врагами во вред советской стране. И наоборот: из-за границы запрещалось допускать проникновение чужих, нежелательных взглядов.

Но несмотря на то, что инструкции жесточайшим образом регламентировали международную переписку, в них невозможно было предусмотреть все случаи жизни. Поэтому цензору вменялось в обязанность прежде всего давать политическую оценку каждого письма, а при малейшем сомнении принимать решение о конфискации письма.

Вот почему изымались не только послания с так называемым «антисоветским» содержанием, где авторы, пусть осторожно, но все-таки пытались рассказать правду о своей жизни, но и совершенно невинные письма сугубо личного содержания. Например, советский гражданин просил своего заграничного корреспондента прислать ему икону.

Конечно же, такое письмо конфисковывалось. Другой просил американского или канадского родственника помочь ему материально. Разве это не свидетельство низкого уровня жизни, бедности в стране победившего социализма? И такое письмо, естественно, изымалось.

Не пропускались даже письма с фотографиями, так как на них были запечатлены советские люди. А по их внешнему виду - по одежде, по выражению лиц совсем нетрудно было догадаться, как им живется в Советском Союзе. Любая фотография, на которой были запечатлены граждане с грустными физиономиями, рабочие в старой спецодежде, в фуфайках, подлежала конфискации.

Одновременно цензоры обязаны были следить за тем, чтобы в страну не просачивались сведения о жизни рабочих и служащих за рубежом. Незачем советским людям было знать, что происходило за кордоном, и начать сравнивать свое существование с западным.

А, значит, цензоры вели непримиримую борьбу с любым восхвалением западного образа жизни, опять же испытанным методом конфискации «вражеской пропаганды». Независимо от содержания, конфисковывались все письма за границу, написанные репрессированными, ссыльными, заключенными, переселенцами. Согласно инструкции все указанные категории лиц были лишены права на переписку с заграницей, хотя им-то самим об этом, понятно, не сообщали.

Нет сомнения в том, что многие из тех, кто вел переписку с заграницей, догадывались о существовании суровой цензуры. Вот почему, описывая свое житье-бытье, они стремились проявить максимум находчивости, изобретательности и изворотливости. Цензору вроде бы и придраться к их письмам невозможно было: жилось им прекрасно, буквально всем были довольны, хвалили советскую власть, давшую им счастье свободного труда…

И он обязан был угадать тайные замыслы авторов этих писем. И действительно, как правило, в самом конце письма содержалась скромная просьба: прислать на память посылочку. В результате письмо конфисковалось, чтоб знали впредь, что не к лицу советскому человеку «клянчить подачки» у граждан, проживающих в «загнивающих» капиталистических странах.

Обычно в конце каждого месяца отделение «ПК», а также международное отделение направляли спецсообщения в Москву, в МГБ. Они составлялись на основании проверенных писем, согласно следующим темам:

1. Международное положение СССР.

2. Внутреннее положение СССР (то есть высказывания людей о работе промышленности, сельского хозяйства, транспорта, торговли, учебных заведений и т. д.).

3. Высказывания, порочащие советский общественный и государственный строй.

4. Анонимные письма, листовки, лозунги.

5. Религиозная пропаганда и т. и.

В этой информации отражалось недовольство советских людей различными аспектами, явлениями советской жизни. Сюда относились разнообразные критические замечания, несогласие с генеральной линией партии и политикой советского правительства. Фиксировалось и другое - жалобы на низкий уровень жизни, на несостоятельность колхозного строя, на продовольственные и иные затруднения.

Кроме отдела «В», спецсообшения в МГБ отправляли также и другие отделы УМГБ, которые секретные сведения добывали агентурным путем. Вся отправляемая информация была в высшей

степени достоверна, здесь исключались «очковтирательство», приукрашивание фактов или «дутые» цифры. Работники органов все должны были видеть, слышать и знать.

Полученная таким путем информация правдиво, объективно отражала настроение разных слоев населения страны. По ней партийная «верхушка», если б она того хотела, могла бы принять меры для исправления перегибов, которые допускались и продолжают допускаться во всех областях экономики, культуры, и науки Советского Союза.

Но собиралась она вовсе не для этой благородной цели. Весь накопленный «материал» служил для подавления, уничтожения тех, кто противился искривлениям или хотя бы устно выражал свое несогласие с ними. Такова была политика КПСС, единственной партии ведущей страны социализма. Без постоянного, непрекращающегося насилия она бы уже давно потеряла власть.

Поскольку много писем до адресатов не доходило, некоторые советские граждане пытались разобраться с причинами этой проблемы. При этом срабатывала элементарная логика: если письма отправляются почтой, то она и должна нести полную ответственность за их пропажу. Поэтому граждане и обращались с жалобами и претензиями на исчезновение писем в почтовые учреждения.

МГБ было выгодно, когда в утере писем обвиняли почту, когда от почтового ведомства требовали выяснения обстоятельств, принятия мер, наказания виновников и т. п… Такое положение дел уводило общественность в сторону от реальной причины, создавало ложное впечатление о непричастности органов госбезопасности к проблемам с письмами.

Об этом писал Рой Александрович Медведев в своей книге «О социалистической демократии»: «…Некоторые из официальных лиц в беседе с автором настоящей книги решительно отрицали наличие у нас в стране какой-либо почтовой цензуры. Все утверждения о существовании такой цензуры решительно отвергались как клевета…»

И действительно, за все годы существования советской власти ни в одном печатном издании не промелькнуло даже намека о негласной проверке писем. Когда заходила речь о цензуре в стране, ответственные чиновники советских правительственных учреждений немедленно ссылались на Конституцию СССР, запрещавшую цензуру почтовой корреспонденции.