Свергнем могучей рукою!..
Февральская революция: почему церковь поддержала бунтовщиков?
Чем обернулась Октябрьская революция для Церкви мы хорошо знаем. Но часто мы забываем, что октябрьской революции предшествовала февральская, «буржуазная» как ее называл в советских учебниках. Какова была роль Церкви в тех трагических событиях? Об этом мы говорили с историком Федором Гайдой
- Неужели среди епископата не было монархистов, способных вступиться за царя?
- А как можно было вступиться? Нужно сказать, что русский епископат повел себя в этой ситуации достаточно консолидировано, все в общем смотрели на то, как поведет себя Синод и старались действовать так же. Были отдельные представители - такие, как архиепископ Андроник (Никольский) или епископ Макарий (Гневушев) - которые выступили с достаточно консервативными заявлениями: мол, да, произошло отречение, но мы сейчас находимся в состоянии междуцарствия и должны выбрать себе нового императора. Правда, достаточно скоро даже им стало очевидно, что никакое это не междуцарствие, что дело идет к республике и никакого царя скорее всего уже не будет.
- Каким образом складывались отношения Временного правительства и церковной власти после Февраля?
- С самого начала (в первые дни) была иллюзия сотрудничества. Но уже через неделю стало ясно, что хороших отношений не будет. Новый обер-прокурор Владимир Николаевич Львов изначально говорил о ликвидации государственной опеки в отношении Церкви, что было очень хорошо воспринято. Но очень скоро выяснилось, что Львов, вообще-то говоря, сторонник куда более широкого реформирования церковной жизни, причем на протестантский лад (предоставление максимальной свободы приходам и т.д.).
- А полномочия у обер-прокурора тогда были еще «царские»?
- В том-то и дело! Львов в составе Временного правительства имел полномочия «царского» обер-прокурора. Причем, по сути, теперь эти полномочия становились неограниченными, ведь в отличие от дореволюционного обер-прокурора над ним не стояла власть самодержца, а Временное правительство за неимением времени одобряло любое решение Львова, не очень-то отвлекаясь на церковные вопросы.
В апреле 1917 года Львов, пользуясь поддержкой правительства, объявил старый состав Синода «распутинским» и по своему усмотрению обновил состав Синода, де-факто совершив церковную революцию.
Параллельно по стране прокатывается стихийная волна: собираются епархиальные собрания (иногда даже по собственной инициативе), на которых духовенство и миряне отстраняют от кафедр своих старых архиереев и избирают на их место новых епископов. Были сменены архиереи в 17 епархиях. Кстати, одним из таких архиереев, избранных собранием духовенства и мирян на место старого, был ни кто иной, как будущий Патриарх Московский Тихон. Именно так он возглавил Московскую кафедру, когда предыдущего митрополита отстранили от управления по обвинению в связях с Распутиным.
Горячее желание Львова собрать поместный собор было продиктовано стремлением легитимизировать изменения, происходящие в церковной жизни. Он мыслил собор, как своеобразное «учредительное собрание», но только в Церкви. Уже летом 1917 года Львов добился созыва всероссийского съезда духовенства и мирян, причем именно с его подачи, этот съезд должен был пройти без участия епископата. Этим съездом он пытался создать себе опору против Синода. Но в итоге скандальное поведение обер-прокурора полностью дискредитировало его усилия и к лету правительство решило избавиться от неудобной фигуры. Летом новым и собственно последним российским обер-прокурором стал церковный историк, будущий профессор и один из основателей Сергиевского богословского института в Париже Антон Карташов.
- Он тогда еще не был известным церковным ученым?
- Конечно, нет. Известным церковным ученым он стал гораздо позже, уже в эмиграции. Накануне революции Карташов был известен как активный член Религиозно-философского общества, как близкий друг известных христианских модернистов Д. Мережковского и З. Гиппиус. Его расценивали как одного из наиболее ярких представителей церковной общественности, хотя у него на тот момент были и не самые однозначные взгляды на Церковь. 1917 год многих поменял, в том числе и Карташова.
При этом Собор 1917 года - это, все равно, триумф, а Собор 1945 года - это "позор". Не та партия дозволила?