Говорят, что по количеству боковых ветвей можно посчитать, сколько дереву лет.
Но сколько бы я не разглядывала мамину березку, как ни старалась, глядя вверх, хотя бы приблизительно прикинуть её возраст - ничего не получалось. Помню только, как давным-давно мама притащила её из леса. Деревце было совсем тоненьким, с голыми веточками, с тёмным стволиком - всё какое-то жалкое, совсем не похожее на красавицу-берёзку. Вспоминаю, как долго мама выбирала для неё место. И как потом ухаживала за ней, поливала, удобряла... А я не жаловала эту березу, не любила её из-за маминых слов: " Вот не станет меня, - ты подойдешь к этой берёзке, обнимешь её и ..."
И вот только теперь, в первую без мамы весну, обняв березку и вволю под ней наплакавшись, я поняла, что для мамы это деревце было символом её родины.
Мама родилась и выросла в России, в Уральском посёлке под названием Першино, который сперва был известен золотоискателям, потом лесодобытчикам, а потом "прославился" заключенными ИвдельЛАГа.
Очень люблю эту старинную фотографию. Здесь мамы еще нет. Справа с чем-то непонятным в руке - мамина мама, моя бабушка - Екатерина Васильевна. В центре - мои прабабушка и прадедушка. Простые и открытые русские лица. Ничего про них не знаю. Когда взялась за ум и пыталась расспросить маму - она уже ничего не помнила, кроме того, что моего прадеда Василия перед войной забрали молодчики в кожаных тужурках, увезли в райцентр и больше его не видели и не слышали.
А здесь уже мама есть - в таких красивых сапожках и с букетиком полевых цветов. Похоже, что специально ездили в город - в "Фотографию". Мой дед Степан был охотником. Ходил на медведя, которые в те времена еще водились в Уральских лесах. Была фотография, где он сфотографирован рядом с убитым огромным медведем. В начале войны тоже "забрали" моего деда Степана - и с концами. О его судьбе мой дядя (сидит у ног родителей) в годы массовой реабилитации пытался получить хоть какие-либо сведения. Но - всё кануло в лету.
Мама с подружками. Довоенные фотографии.
Как странно видеть мою маму девочкой. И как жаль, что я на неё так мало похожа...
Всегда любуюсь мамиными фотографиями и поражаюсь тому, как эта девочка из глухой деревни так красиво и со вкусом всегда одевалась.
Здесь маме 18 лет. В красивых туфельках. А дядя Гена (мамин брат) в огромных валенках...
Десятилетку мама заканчивала в райцентре - в Ивделе, так как в её деревне была только начальная школа. Жила у тети, на выходныеходила домой. Да-да. именно ходила. А дорога была через тайгу. Иногда приходилось бежать в одиночку. Бродяги, беглые заключенные, лесные звери... Наверное, у моей мамы был очень хороший Ангел-Хранитель. Жаль, что не известен год, когда сделана эта школьная фотография. Но судя по плакату - перед войной.
Школу мама окончила в конце войны. Очень хотела попасть на фронт - рассказывала. как из своей юбки тайком от мамы сшила рюкзак, чтобы с ним уехать на войну. Но отговорили - пошла работать на оборонный завод. Там она и встретила моего будущего папу.
Папа был намного старше мамы. Успел пройти суровую жизненную школу. Отсидел 10 лет в этом самом ИвдельЛАГе, как "румынский шпион". Вышел на поселение. Маму, конечно, отговаривали от этого скоропалительного и, в общем-то, неравного (по возрасту) брака. Но как можно было молоденькой деревенской девочке устоять перед таким мужчиной? А то, что бывший заключенный - , наверное, ничуть не пугало. Там, в посёлке Першино, все были такие...
Это всё, что мне удалось разыскать, когда я посылала запросы по месту папиного заключения.
Когда папа был жив, он никогда ничего не рассказывал про эти страшные 10 лет - начинал плакать. Но оставил мне в наследство 5 книжек "Архипелаг ГУЛАГ" с дарственной надписью Солженицина.
Поженившись, переехали на папину родину, в Измаил. Тогда это уже была Украинская ССР. Там родилась я, а потом мой брат. Как-то обустраивали свою жизнь, хотели строить свой дом. Но начались очередные чистки, и пришла бумага - в 24 часа покинуть Измаил, как приграничную зону.
Эти переезды с места на место я уже смутно помню. Папу нигде не принимали на постоянную работу из-за штампа в паспорте. Представляю, как тяжело было маме обустроить такой переездный быт с двумя детьми на руках. Но она никогда не оставляла папу и всегда старалась быть красивой и ухоженной. Выручало еще то, что мама очень хорошо шила, - с нами всегда переезжала ручная зингеровская машинка. Шить на заказ в те времена было опасно. Помню слово: "Фининспектор", которое в нашей семье произносилось только шопотом.
Один только раз мама вместе с нами уехала надолго, на несколько месяцев.
Как она вся светится счастьем, сидя в вагоне поезда, который через несколько минут должен был увезти нас на Урал, на мамину родину.
Наконец-то нашелся добрый человек в Херсоне, который взял папу на постоянную работу электриком,
Наша семья была русскоязычной, но в школе изучался украинский язык и литература. Конечно, подбор украинских писателей и поэтов был советский, но украинские традиции свято чтились и уважались.
Кто скажет, что это не "щирі українці"? И всё это было вышито и сшито мамиными золотыми ручками, о которых я вам уже рассказывала.
Нашими соседями в Херсоне - дверь в дверь - были украинцы. Они разговаривали только на украинском языке. Валя (младшая дочка) была моей подружкой. Она училась в украинской школе. Но это абсолютно не мешало нам общаться и дружить. Сколько себя помню, её мама - тётя Наташа, в свободное время всегда вышивала болгарским крестом огромный ковёр, в центре которого был вышит портрет Тараса Шевченко.
На школьных утренниках я рассказывала стихотворение Исаковского, посвященное памяти неизвестного лейтенанта, погибшего в боях за Украину. Стихотворение начиналось так:
"Пробил час, наступило мгновенье,
И в неясной предутренней мгле
Поднимались войска в наступленье,
Шли войска к украинской земле;
Шли на запад по снежным равнинам
Земляки, побратимы, друзья...
Украина моя, Украина,
Мать родная моя!.."
В детстве трудно понять, как может страна стать родной матерью. Не думалось об этом и тогда, когда хоронила свою маму. Проводить маму в последний путь пришло очень много народа - соседи по дому, по даче, мои бывшие сотрудники, просто знакомые. Это было удивительно. Мама всегда старалась быть в тени. Сидела в своей комнатке, вышивала, шила свои знаменитые подушечки, когда могла - весну и лето проводила на даче. Всех любила и всем и всему радовалась. Никогда не кривила душой. Была не очень контактной. Но её помнили и знали. И столько было сказано хороших, добрых и тёплых слов - и на русском и на украинском языках. И столько было траурных венков с подписью "Шановній Ганні Степанівні"...
Моя родина - это Украина. Хотя мои мама и папа были русскими. И сколько себя помню, никогда не чувствовала себя чужой на этой земле. Не чувствовали себя чужими и мои родители. И никто, никогда, ни на юге, ни в центре, ни на на западе Украины не попрекнул нас нашей национальностью. И то, что я читаю и слышу про Украину сейчас - это какой-то кошмарный сон, который, я очень надеюсь, скоро пройдёт.
И любовь к матери - это, действительно, чем-то сродни с любовью к своей Родине.
Потому что ничем другим нельзя объяснить мои слёзы, когда я только слышу первые звуки : "Ще не вмерла УкраЇни і слава і воля..."