Кто написал четыре миллиона доносов? (с)
Чем мне мил Сергей Плотов? Не только тем, что мы знакомы лично и по молодости валяли дурака в одном театре. В том театральном бульоне было выварено множество людей, которые потом разлетелись по всему свету. И практически никто не пропал, не затерялся, все стали литыми и цельнокроеными, хотя пара дорогих мне контактов уже отошла в мир иной. Нам никогда не было скучно наедине с собой, у нас всегда времени было в обрез, успеть бы все, поэтому на досужие разговоры и прожигание жизни просто не оставалось сил и ресурсов. Все - даже случайно! - увиденное, услышанное, подмеченное, внезапно осознанное переплавлялось и складывалось, как мы тогда любили говорить, в копилку. Никто не вел глубокомысленные разговоры, впадая во грех фрейдизма. Не искали виноватых, не циклились на мелочах и избегали такого чувства, как ненависть. Мы все принадлежали одному культурному коду и охотно делились всем, что удалось добыть в те, не самые простые времена. Добыча была отнюдь не материальной. Мозг требовал подпитки, эмоции - выплеска. Поэтому - самиздат, чудом привезенные из-за бугра пластинки и записи, потом фильмы. Передавали даже из города в город - на перезапись, на перепечатку.
И все равно мы понимали, что вряд ли подверглись бы преследованию. Хотя был махровый, застоявшийся, провонявший ложью совок (который подбешивал, конечно), но такого ужаса и давления, как сейчас, не было. Возможно, при Сталине (судя по рассказам родственников, сейчас уже находящихся в лучшем из миров) все был именно так.
И сейчас - тоже так.
А тогда - нет.
Могли зарубить спектакль. Но не рубили.
Разговоры на кухнях? Да помилуйте, кто их не разговаривал? На всех прослушки не напасешься. Нужен был донос, чтобы система заскрипела.
Но мне и многим другим несказанно везло. Доносов не было. Потому что «донос», «кляуза», «анонимка», «подметное письмо» были неприличными словами. «Жопа» приличным, а «донос» - неприличным.
Как и аббревиатура КГБ.
Порядочность - вот что мы утратили. Мы, наверное, просто были порядочными людьми. И, даже став «неграми преклонных годов», мы все равно не полюбили слово «донос».