29 января
1860 года родился Антон Павлович Чехов.
У вас, дорогие наши читатели, есть возможность приобрести эту книгу сегодня или завтра прямо в издательстве по цене 450 рублей.
Конечно, логичнее было бы разместить здесь в такой день письмо Антона брату, но поскольку книгу эту интереснее читать - с любого места, а местом на этот раз оказалось письмо Александра - так тому и быть.
Чистое наслаждение, от этой книги невозможно устать, она не может наскучить. К этим людям возвращаешься снова и снова.
Итак.
Александр,
23 июня 1877, Кромы, Жизлово
Отче Антоние!
Я получил твое письмо 22-го июня. Пришло оно ко мне так поздно потому, что свершило двойной рейс из Тангания в Москву и из Москвы в деревню, в коей я проживаю. Ты требуешь, чтобы я поздравил тебя с переходом в 7-й класс. Изволь, поздравляю
и прибавляю к этому, что ты теперь близко к берегу, и я от души желаю тебе счастливо доплыть до него. Относительно Цюрихского университета я скажу тебе притчу такую. Когда я был в VI и VII классах, то Цюрих составлял мою заветную мечту, а когда я попал в Москву и познакомился с российскими университетами, то решил дело так: благодарю тебя, Боже, Авраамов, Исааков и т.д. за то, что я не попал в Цюрих. Это вот почему. Русский язык я знаю совершенно, а немецкий недурно, и при совершенном знании русского языка я не могу вполне понять весьма многих лекций, несмотря на все к этому стремление. Спрашивается, что было бы со мною, если бы я слушал эти лекции на немецком языке? Ясно, что обратился бы в олуха царя небесного. У меня под руками обширная немецкая библиотека и два товарища, даже паче русского языка сведующие в немецком диалекте, и тем не менее я с трудом читаю Гёте и Гейне, а Спинозы и Гегеля совсем не могу читать. Что же было бы в Цюрихе? А ты, я думаю, согласишься, что один Топоров вполне языку не научит, а тем более в Таганроге, тобою некому заняться. А отсюда следует, что если ты поставишь локомотив немецкого языка на рельсы благо¬разумия, то первая станция, к которой ты приедешь, будет российский университет.
Чем наши университеты плохи? Их ведь у нас много, и в каждом свой славящийся на всю Русь факультет. Хочешь быть медиком - езжай в Петербург, хочешь естественником - в любой, кроме Казанского, хочешь математиком - в Московский, хочешь филологом - в Московский и Дерптский, хочешь юристом - куда хочешь, везде плохо. Лучший естественный факультет в Одессе. А в Германию зачем ехать? За философией и теологией? Не думаю, чтобы ты восчувствовал призвание к одному из сих факультетов. А слюнявым немцем-схоластиком можешь легко и в России сделаться, да честь не больно велика. Впрочем, ты можешь надеяться на что угодно, и поступать как угодно, и ехать даже в Патагонию или в Нахичеванский университет, где всему учат: «стрычь, брыть, учат мозол вирезывать». Это лично мое мнение и пригодное только для меня. Ты же можешь согласиться и не согласиться с ним, а что ты «не без толкастики», как ты пишешь, то об этом и спору быть не может.
Теперь далее. В Петербурге я точно был. Видел Мерхилюка, Гребенщикова и Грохольского. Петербург мне не понравился. Пишу по твоему желанию кратко. Исаакий велик, богат, но темен. С его вершины виден весь Питер. Казанский собор чуден и хорош
и также темен. Нева холодна, неприятна и бурлива. В мае без теплого пальто ходить нельзя. Летние ночи светлы, как пасмурный день, и я на деле проверил пушкинское: «Пишу, читаю без лампады». Что ты отправляешь Ивана в Москву - то это, надо полагать, Господу угодно. Быть может, он уже теперь, когда я пишу, в Моск¬ве. Поместить его в учительскую семинарию - значит на веки веков завязать ему глаза и посадить на вечное 250-рублевое годовое жалование, за разными казенными вычетами не превышающее 200 руб. Впрочем, это опять-таки [вырезано около 6 строк] поездку в Москву меня благодарить не за что и не к чему, по пословице «кто старое помянет, тому око вон». Поумнел ты, я думаю, не на грош, а на пятак, и то слава Богу. Далее пишешь ты, что ты не завидуешь комфорту, который ты встретил у меня, что ты ненавидишь его. На это я тебе отвечу только одно, что ты, вероятно, имеешь весьма узкое понятие о комфорте как о необходимом спутнике всякого мало-мальски чистоплотного человека. Далее пишешь ты о нашей полусамостоятельности, которой ты обладаешь. Значения полусам... я не понимаю и даже не могу уловить той мысли, какую ты хотел высказать, а потому умалчиваю. Психолог ты, откровенно говоря, весьма плохой и отнюдь трех не стоишь, поелику ты психологии как науки не изучал, равно и мы психологи плохие. Пишу
я тебе это как ответ на твой вопрос. Ты спрашиваешь, чему ты позавидовал? Я думаю, что, вероятно, ты позавидовал свободе нашей ничем не стесняемой умственной деятельности. Если не угадал - извини - не психолог.
Ты пишешь, что ты заставил отчалить всех барышень от себя.
Я нахожу это и разумным и неразумным. Неразумным потому, что, не имея дела с бабами, ты выйдешь в свет [далее вырезано несколько строк]. Ну да, впрочем, довольно. Теперь я знаю, ты найдешь себе тысячи оправданий, но со временем ты увидишь, что я прав, и ты не будешь в состоянии обернуться в свое прошедшее без улыбки. Не нужно быть поклонником баб, но не нужно и бегать их.
Пиши. Мой адрес: г. Кромы (Орловс. губ.), усадьба Жизлово, Василию Павловичу Малышеву для передачи А.П.Чехову.
Прощай.
Р.S. В предыдущем письме я просил тебя, если возможно, достать мне пару билетов на проезд по Курской железн. дороге, но ответа не получил, а потому жду его.
NВ. Сообщи поправильнее твой адрес, я вечно сбиваюсь.
А.Ч.
У вас, дорогие наши читатели, есть возможность приобрести эту книгу сегодня или завтра прямо в издательстве по цене 450 рублей.
Конечно, логичнее было бы разместить здесь в такой день письмо Антона брату, но поскольку книгу эту интереснее читать - с любого места, а местом на этот раз оказалось письмо Александра - так тому и быть.
Чистое наслаждение, от этой книги невозможно устать, она не может наскучить. К этим людям возвращаешься снова и снова.
Итак.
Александр,
23 июня 1877, Кромы, Жизлово
Отче Антоние!
Я получил твое письмо 22-го июня. Пришло оно ко мне так поздно потому, что свершило двойной рейс из Тангания в Москву и из Москвы в деревню, в коей я проживаю. Ты требуешь, чтобы я поздравил тебя с переходом в 7-й класс. Изволь, поздравляю
и прибавляю к этому, что ты теперь близко к берегу, и я от души желаю тебе счастливо доплыть до него. Относительно Цюрихского университета я скажу тебе притчу такую. Когда я был в VI и VII классах, то Цюрих составлял мою заветную мечту, а когда я попал в Москву и познакомился с российскими университетами, то решил дело так: благодарю тебя, Боже, Авраамов, Исааков и т.д. за то, что я не попал в Цюрих. Это вот почему. Русский язык я знаю совершенно, а немецкий недурно, и при совершенном знании русского языка я не могу вполне понять весьма многих лекций, несмотря на все к этому стремление. Спрашивается, что было бы со мною, если бы я слушал эти лекции на немецком языке? Ясно, что обратился бы в олуха царя небесного. У меня под руками обширная немецкая библиотека и два товарища, даже паче русского языка сведующие в немецком диалекте, и тем не менее я с трудом читаю Гёте и Гейне, а Спинозы и Гегеля совсем не могу читать. Что же было бы в Цюрихе? А ты, я думаю, согласишься, что один Топоров вполне языку не научит, а тем более в Таганроге, тобою некому заняться. А отсюда следует, что если ты поставишь локомотив немецкого языка на рельсы благо¬разумия, то первая станция, к которой ты приедешь, будет российский университет.
Чем наши университеты плохи? Их ведь у нас много, и в каждом свой славящийся на всю Русь факультет. Хочешь быть медиком - езжай в Петербург, хочешь естественником - в любой, кроме Казанского, хочешь математиком - в Московский, хочешь филологом - в Московский и Дерптский, хочешь юристом - куда хочешь, везде плохо. Лучший естественный факультет в Одессе. А в Германию зачем ехать? За философией и теологией? Не думаю, чтобы ты восчувствовал призвание к одному из сих факультетов. А слюнявым немцем-схоластиком можешь легко и в России сделаться, да честь не больно велика. Впрочем, ты можешь надеяться на что угодно, и поступать как угодно, и ехать даже в Патагонию или в Нахичеванский университет, где всему учат: «стрычь, брыть, учат мозол вирезывать». Это лично мое мнение и пригодное только для меня. Ты же можешь согласиться и не согласиться с ним, а что ты «не без толкастики», как ты пишешь, то об этом и спору быть не может.
Теперь далее. В Петербурге я точно был. Видел Мерхилюка, Гребенщикова и Грохольского. Петербург мне не понравился. Пишу по твоему желанию кратко. Исаакий велик, богат, но темен. С его вершины виден весь Питер. Казанский собор чуден и хорош
и также темен. Нева холодна, неприятна и бурлива. В мае без теплого пальто ходить нельзя. Летние ночи светлы, как пасмурный день, и я на деле проверил пушкинское: «Пишу, читаю без лампады». Что ты отправляешь Ивана в Москву - то это, надо полагать, Господу угодно. Быть может, он уже теперь, когда я пишу, в Моск¬ве. Поместить его в учительскую семинарию - значит на веки веков завязать ему глаза и посадить на вечное 250-рублевое годовое жалование, за разными казенными вычетами не превышающее 200 руб. Впрочем, это опять-таки [вырезано около 6 строк] поездку в Москву меня благодарить не за что и не к чему, по пословице «кто старое помянет, тому око вон». Поумнел ты, я думаю, не на грош, а на пятак, и то слава Богу. Далее пишешь ты, что ты не завидуешь комфорту, который ты встретил у меня, что ты ненавидишь его. На это я тебе отвечу только одно, что ты, вероятно, имеешь весьма узкое понятие о комфорте как о необходимом спутнике всякого мало-мальски чистоплотного человека. Далее пишешь ты о нашей полусамостоятельности, которой ты обладаешь. Значения полусам... я не понимаю и даже не могу уловить той мысли, какую ты хотел высказать, а потому умалчиваю. Психолог ты, откровенно говоря, весьма плохой и отнюдь трех не стоишь, поелику ты психологии как науки не изучал, равно и мы психологи плохие. Пишу
я тебе это как ответ на твой вопрос. Ты спрашиваешь, чему ты позавидовал? Я думаю, что, вероятно, ты позавидовал свободе нашей ничем не стесняемой умственной деятельности. Если не угадал - извини - не психолог.
Ты пишешь, что ты заставил отчалить всех барышень от себя.
Я нахожу это и разумным и неразумным. Неразумным потому, что, не имея дела с бабами, ты выйдешь в свет [далее вырезано несколько строк]. Ну да, впрочем, довольно. Теперь я знаю, ты найдешь себе тысячи оправданий, но со временем ты увидишь, что я прав, и ты не будешь в состоянии обернуться в свое прошедшее без улыбки. Не нужно быть поклонником баб, но не нужно и бегать их.
Пиши. Мой адрес: г. Кромы (Орловс. губ.), усадьба Жизлово, Василию Павловичу Малышеву для передачи А.П.Чехову.
Прощай.
Р.S. В предыдущем письме я просил тебя, если возможно, достать мне пару билетов на проезд по Курской железн. дороге, но ответа не получил, а потому жду его.
NВ. Сообщи поправильнее твой адрес, я вечно сбиваюсь.
А.Ч.