Не вредите Слезам А. Мурис
Ярко-зелёная сочная осока, какой она бывает только в начале лета, тонкие былинки; колокольчики, васильки, ромашки, кошачья лапка и ещё какие-то маленькие беленькие цветочки, по форме напоминающие соцветия мимозы. Удивительно, что весь этот полевой мир уместился на одном острове вместе со старым-старым дубом и небольшим ельником. В ельнике живут мудрые совы, которые питаются белыми полевыми мышами - других здесь почему-то не водится. На стволе дуба - замшелая табличка: "Не вредите Слезам А. Мурис". Табличка позеленела от времени, надпись почти стёрлась, приходится прищуриваться, разбираясь, трещина это или палочка от буквы... Нет, всё правильно. А. Мурис.
Вы можете сфотографировать эту табличку. Вы можете погулять здесь, подышать чистым воздухом, постоять на рыжем песке озёрного берега, полюбоваться пейзажами. Надо заметить, в этих краях восхитительные закаты, которые охватывают чуть ли не половину неба. Вы можете даже остаться здесь на несколько дней, если, конечно, вам хватит еды. Однако сколько бы вы тут не пробыли, вы не должны забывать, что на этом острове бесследно исчезают люди.
Если вы мне не верите - залезьте на сайт. Там целый перечень таинственных исчезновений, каждое из которых расписано в духе лучших детективных романов. На остров посылались экспедиции вооружённых до зубов учёных, которые, облачившись, в спецодежду, прочесали с радарами каждый сантиметр этой земли. Одна из экспедиций не вернулась, другая вернулась наполовину. Узнайте подробности. Почитайте статьи, посмотрите фотографии, проникнитесь описаниями чужих трагедий. Если бы я сам не знал страшную правду об этом острове, я бы, возможно, отнёсся к этому скептически. Но я знаю. Знаю, и пишу, чтобы предупредить об опасности тех, кто однажды может там оказаться. Тех, кто захочет сфотографировать табличку, погулять по берегу, полюбоваться закатом на полнеба или пожить несколько дней в шалаше.
Мою сестру звали Оксана. Она любила кататься на лодке, но непременно так, чтобы самой управлять ею. Она всегда делала это несколько неуклюже, но всегда - с удовольствием. В детстве я разделял эту её страсть, и мы неоднократно ссорились, вырывая друг у друга вёсла и едва не переворачивая лодку. Взрослые в таких случаях сердились и оставляли нас на два дня без сладкого... У нас с Оксаной было золотое детство. Правда, золотое. Дача наших родителей находилась в живописном местечке с журчащим названием Чащеручей. Конечно, когда-то мы любили эти края не за живописность и уж, тем более, не за название. В данном случае больше подошло бы слово "практичность". В Чащеручье был прекрасный сосновый лес, а это обстоятельство подразумевало под собой несчётное количество собранных грибов и ягод. Было озеро, а озеро - это, как известно, возможность купаться до посинения, удить рыбу, ловить раков, драться за вёсла, строить песочные замки. Кроме того, я помню бесчётное количество мест для пряток и для игры в путешественников, помню потрясающие деревья с удобными сучьями, тарзанки и самодельные качели из покрышек. Чащеручей казался настоящим раем для таких детей, какими были мы с Оксаной.
Любовь Оксаны к гребле с возрастом не прошла. Когда она привезла на дачу свою университетскую компанию, она предложила им покататься на лодке по озеру, но только с тем условием, что на вёслах будет сидеть она сама. Об этом, как и о событиях, произошедших впоследствии, я узнал с чужих слов, поскольку был в то время в городе. Я часто думал о том, как бы всё сложилось, окажись я тогда с нею рядом, но чем больше думал, тем больше убеждался в том, что ничего не смог бы изменить. Всё бы случилось так, как и случилось.
Ни в детстве, ни потом мы не отплывали от берега так далеко, как они уплыли в тот день. У нас когда-то был свой любимый маленький островок, с тремя берёзами; мы там жарили карасей. Но он находился гораздо, гораздо ближе к Чащеручью. Остров-поле был незнаком моей сестре, и она оказалась на нём впервые, однако мне рассказывали, что она очаровалась этим уголком с первого же взгляда и тут же полезла за фотоаппаратом. Она успела сделать несколько фотографий, в частности, фотографию той злосчастной таблички на стволе дуба. Изображение этой таблички очень часто попадается мне на глаза в самых неожиданных местах. Можно подумать, что всё дело в моей неспокойной совести, однако стоит мне начать анализировать ситуацию, я неизменно прихожу к выводу, что ни в чём не виноват. И всё же, и всё же...
Что мне ещё известно об этой прогулке на остров?.. Я знаю, что моя сестра успела поиграть в бадминтон. Сначала она играла с Серёжей, потом, с Каринкой. Безудержно весёлая, возбуждённая, Оксанка заражала всех своей неиссякаемой энергией - я прекрасно представляю себе, как это было. Она искупалась в озере, а потом, чуть обсохнув, побежала собирать букет. Букеты тоже были её страстью, особенно в детстве. Как сейчас помню подоконники, заставленные банками с лютиками, колокольчиками и клевером. Теперь бы я нашёл это трогательным, однако лет двадцать назад полуувядшие веники в банках вызывали во мне жгучую ненависть. Оксанка, в свою очередь, ненавидела мой ящик с гусеницей, которая так и не превратилась в бабочку... Всё это, конечно, было закономерно. Забавно вспоминать...
Итак, после купания Оксана побежала в поле за букетом. С тех пор её никто не видел. Когда остальные отправились её искать, они нашли лишь лежавшую в поле охапку цветов, растревоженную ветром. И больше ничего.
Одному Богу известно, сколько литературы я перерыл с тех пор, потому что сам я сбился со счёта. Мною овладело стремление узнать, что же убило тогда мою сестру на острове. Да и убило ли?.. Я нашёл, наверное, все материалы, которые только можно было найти об этом клочке земли. Даже те, где он упоминался вскользь. Я мог перечислить имена чуть ли ни всех жертв. Сайт, о котором я говорил выше, был известен мне вдоль и поперёк. Я был настолько занят поисками истины, что люди начали постепенно удаляться от меня. Друзья, знакомые, родственники, так скоро справившиеся со своим горем... Я становился всё более нелюдимым. Я ходил, погружённый в самого себя, и ничего вокруг не замечал. Мне постоянно мешала лишь одна бойкая девочка-первокурсница, которую просто невозможно было игнорировать. Девочку звали Алёной. Я не помню, как мы с ней познакомились; помню только, что она бесконечно раздражала меня своим неистребимым оптимизмом, своей лёгкостью и бесшабашностью. Она задавала мне глупые вопросы, а мои короткие сердитые ответы восхищали её чуть ли не до головокружения. Она называла меня умным и серьёзным человеком. Не скажу, что мне это не нравилось, однако, учитывая обстоятельства... я злился. Злился и постоянно срывался на неё. Теперь, вспоминая себя, я признаю, что был просто невыносим, и потому поведение Алёны до сих пор кажется мне невероятным. Удивляюсь и восхищаюсь ею.
Она знала про исчезновение Оксаны. Каждый день она убеждала меня вернуться к жизни, каждый час, каждую минуту она пыталась меня растормошить. Узнав, однако, что я сам собираюсь отправиться на этот остров, Алёна тут же напросилась вместе со мной.
"Ещё чего надумала! - возмущался я. - Не возьму я тебя".
"А кто ты мне такой, чтобы запрещать? Захочу и поплыву. Хотя мне будет спокойнее, если мы поплывём вместе".
"Это опасно", - урезонивал я её.
"Ну... ты же плывёшь".
"Мне это необходимо, как ты не понимаешь!"
"Тебе необходимо - значит, и мне необходимо. Это же очевидно, - говорила Алёна и ядовито добавляла: - Как ты не понимаешь!"
Я пытался её отговорить. Вы же видите, что пытался. И может быть, если бы мне удалось это сделать, моё сердце не сжималось бы так при взгляде на фотографию, сделанную моей сестрой. Может быть... Я не знаю.
Алёна была слишком беззаботной. Я бы сказал, опасно беззаботной. Будучи очень живой и подвижной, она не могла долго находиться на одном месте. Только один раз, засмотревшись на закат, она замерла минут на пятнадцать, что было само по себе немыслимо. Она стояла на прибрежном песке, и её белое платье чуть колыхалось на ветру. Колыхалась и густая копна рыжих мелко вьющихся волос.
"От меня ни на шаг", - строго сказал я. И Алёна, на удивление, послушалась.
Я помню, что мы довольно долго стояли у дуба. На фотографии были плохо видны детали, здесь же я с удивлением обнаружил, что табличка была не прибита к стволу дерева, а, скорее, приклеена к нему. Вернее, нет... Создавалось впечатление, что она словно вросла в этот дуб, стала его частью. Она выглядела очень, очень древней.
"Не вредите Слезам..." - начал я.
"...А. Мурис". - Моя спутница задумчиво склонила голову набок.
И в следующее же мгновение быстро и изящно развернулась, чтобы легко пробежать мимо ельника к полю. Я вдруг испугался, что она сейчас скроется за ельником, и её больше не будет. Глупый, иррациональный страх, однако, заставил меня сорваться с места и устремиться следом за Алёной. Мне удалось её догнать уже тогда, когда она сделала первый шаг по траве. Я довольно грубо схватил её за руку.
"Да чего ты боишься?.. - удивилась она. - Я уверена, что это самое безопасное место на острове. Посмотри вокруг. Просто поле. И всё".
"Просто поле"...
Я сварливо напомнил Алёне, что она не должна убегать от меня, однако она на это только фыркнула. Не презрительно, как могло бы показаться, но так, чтобы дать мне понять её независимость и свободу. Кто я такой, действительно, чтобы говорить ей, что она должна делать, а что не должна?.. Я выпустил её руку, и она, по-прежнему улыбаясь, сделала по полю несколько стремительных шагов. Я пошёл следом.
"Здесь прекрасно!" - воскликнула Алёна и, расставив руки, закружилась. Казалось, что она вот-вот оторвётся от земли и взлетит.
Я согласился с ней. Место и в самом деле было удивительное. Воздух, тишина и много-много ярко-оранжевого солнца в траве... Алёна остановилась, глубоко-глубоко вдохнула, и лицо её как будто засветилось изнутри. Потом она опустила голову и ещё раз обернулась вокруг своей оси - на сей раз уже несколько растеряно. Она разглядывала что-то под своими ногами.
"Какие интересные цветы... Ну вот... Кажется, я на один наступила... Жаль". - Алёна присела на корточки, и я подошёл ближе, без особой заинтересованности. Просто потому, что надо было куда-то подойти. Ладонь её лежала возле сломленного цветка; он напомнил мне мимозу, только белую и очень маленькую. Такие цветы росли не на каждом шагу, но кое-где всё же можно было различить их мохнатые белые шарики, торчавшие среди былинок.
И тут вдруг Алёна исчезла. Я даже не сразу сообразил, что случилось. Она просто была, и внезапно её не стало. На некоторое время я лишился способности двигаться; я только тупо таращился на место, где она сидела мгновение назад.
"Алёна..." - услышал я свой голос.
Я начал беспомощно озираться по сторонам, но глаза мои видели лишь свет закатного солнца и белые головки цветов, похожих на мимозу... Один цветок лежал на земле. Я долго смотрел на него, пока, наконец, не увидел рядом с ним крошечный пушистый комочек белого цвета.
"Алёна..." - я тупо глядел на мышь-полёвку, а мышь глядела на меня, не пугаясь, не пытаясь спрятаться. Когда я сел на корточки и протянул ладони, мышка тут же забралась в них. Я поднёс руки к лицу. Глаза этого крошечного создания были широко раскрыты - как будто от испуга или от удивления, - и на мышиной меховой мордочке блестела прозрачная капля.
Albus Muris. Белая мышь. Я мог бы догадаться и раньше. В детстве нас с Оксанкой заставляли учить латынь... Слёзы А. Мурис. Длинное, а потому идиотское название для цветов.
Происходящее не укладывалось в моей голове. Значит, моя сестра тоже... так же...
...Я не знаю, сколько мы так просидели. Я и зверёк, который так недавно был Алёной. Я помню только, как внезапное, стремительное движение воздуха заставило меня зажмуриться. Когда же я снова открыл глаза, я увидел в небе сову, которая летела по направлению к ельнику. Потом я медленно опустил голову и посмотрел на свои ладони. Они были пусты...
Если вы когда-нибудь окажетесь на этом острове, не топчите, не срывайте белые цветы в поле. Не вредите Слезам А. Мурис...
Вы можете сфотографировать эту табличку. Вы можете погулять здесь, подышать чистым воздухом, постоять на рыжем песке озёрного берега, полюбоваться пейзажами. Надо заметить, в этих краях восхитительные закаты, которые охватывают чуть ли не половину неба. Вы можете даже остаться здесь на несколько дней, если, конечно, вам хватит еды. Однако сколько бы вы тут не пробыли, вы не должны забывать, что на этом острове бесследно исчезают люди.
Если вы мне не верите - залезьте на сайт. Там целый перечень таинственных исчезновений, каждое из которых расписано в духе лучших детективных романов. На остров посылались экспедиции вооружённых до зубов учёных, которые, облачившись, в спецодежду, прочесали с радарами каждый сантиметр этой земли. Одна из экспедиций не вернулась, другая вернулась наполовину. Узнайте подробности. Почитайте статьи, посмотрите фотографии, проникнитесь описаниями чужих трагедий. Если бы я сам не знал страшную правду об этом острове, я бы, возможно, отнёсся к этому скептически. Но я знаю. Знаю, и пишу, чтобы предупредить об опасности тех, кто однажды может там оказаться. Тех, кто захочет сфотографировать табличку, погулять по берегу, полюбоваться закатом на полнеба или пожить несколько дней в шалаше.
Мою сестру звали Оксана. Она любила кататься на лодке, но непременно так, чтобы самой управлять ею. Она всегда делала это несколько неуклюже, но всегда - с удовольствием. В детстве я разделял эту её страсть, и мы неоднократно ссорились, вырывая друг у друга вёсла и едва не переворачивая лодку. Взрослые в таких случаях сердились и оставляли нас на два дня без сладкого... У нас с Оксаной было золотое детство. Правда, золотое. Дача наших родителей находилась в живописном местечке с журчащим названием Чащеручей. Конечно, когда-то мы любили эти края не за живописность и уж, тем более, не за название. В данном случае больше подошло бы слово "практичность". В Чащеручье был прекрасный сосновый лес, а это обстоятельство подразумевало под собой несчётное количество собранных грибов и ягод. Было озеро, а озеро - это, как известно, возможность купаться до посинения, удить рыбу, ловить раков, драться за вёсла, строить песочные замки. Кроме того, я помню бесчётное количество мест для пряток и для игры в путешественников, помню потрясающие деревья с удобными сучьями, тарзанки и самодельные качели из покрышек. Чащеручей казался настоящим раем для таких детей, какими были мы с Оксаной.
Любовь Оксаны к гребле с возрастом не прошла. Когда она привезла на дачу свою университетскую компанию, она предложила им покататься на лодке по озеру, но только с тем условием, что на вёслах будет сидеть она сама. Об этом, как и о событиях, произошедших впоследствии, я узнал с чужих слов, поскольку был в то время в городе. Я часто думал о том, как бы всё сложилось, окажись я тогда с нею рядом, но чем больше думал, тем больше убеждался в том, что ничего не смог бы изменить. Всё бы случилось так, как и случилось.
Ни в детстве, ни потом мы не отплывали от берега так далеко, как они уплыли в тот день. У нас когда-то был свой любимый маленький островок, с тремя берёзами; мы там жарили карасей. Но он находился гораздо, гораздо ближе к Чащеручью. Остров-поле был незнаком моей сестре, и она оказалась на нём впервые, однако мне рассказывали, что она очаровалась этим уголком с первого же взгляда и тут же полезла за фотоаппаратом. Она успела сделать несколько фотографий, в частности, фотографию той злосчастной таблички на стволе дуба. Изображение этой таблички очень часто попадается мне на глаза в самых неожиданных местах. Можно подумать, что всё дело в моей неспокойной совести, однако стоит мне начать анализировать ситуацию, я неизменно прихожу к выводу, что ни в чём не виноват. И всё же, и всё же...
Что мне ещё известно об этой прогулке на остров?.. Я знаю, что моя сестра успела поиграть в бадминтон. Сначала она играла с Серёжей, потом, с Каринкой. Безудержно весёлая, возбуждённая, Оксанка заражала всех своей неиссякаемой энергией - я прекрасно представляю себе, как это было. Она искупалась в озере, а потом, чуть обсохнув, побежала собирать букет. Букеты тоже были её страстью, особенно в детстве. Как сейчас помню подоконники, заставленные банками с лютиками, колокольчиками и клевером. Теперь бы я нашёл это трогательным, однако лет двадцать назад полуувядшие веники в банках вызывали во мне жгучую ненависть. Оксанка, в свою очередь, ненавидела мой ящик с гусеницей, которая так и не превратилась в бабочку... Всё это, конечно, было закономерно. Забавно вспоминать...
Итак, после купания Оксана побежала в поле за букетом. С тех пор её никто не видел. Когда остальные отправились её искать, они нашли лишь лежавшую в поле охапку цветов, растревоженную ветром. И больше ничего.
Одному Богу известно, сколько литературы я перерыл с тех пор, потому что сам я сбился со счёта. Мною овладело стремление узнать, что же убило тогда мою сестру на острове. Да и убило ли?.. Я нашёл, наверное, все материалы, которые только можно было найти об этом клочке земли. Даже те, где он упоминался вскользь. Я мог перечислить имена чуть ли ни всех жертв. Сайт, о котором я говорил выше, был известен мне вдоль и поперёк. Я был настолько занят поисками истины, что люди начали постепенно удаляться от меня. Друзья, знакомые, родственники, так скоро справившиеся со своим горем... Я становился всё более нелюдимым. Я ходил, погружённый в самого себя, и ничего вокруг не замечал. Мне постоянно мешала лишь одна бойкая девочка-первокурсница, которую просто невозможно было игнорировать. Девочку звали Алёной. Я не помню, как мы с ней познакомились; помню только, что она бесконечно раздражала меня своим неистребимым оптимизмом, своей лёгкостью и бесшабашностью. Она задавала мне глупые вопросы, а мои короткие сердитые ответы восхищали её чуть ли не до головокружения. Она называла меня умным и серьёзным человеком. Не скажу, что мне это не нравилось, однако, учитывая обстоятельства... я злился. Злился и постоянно срывался на неё. Теперь, вспоминая себя, я признаю, что был просто невыносим, и потому поведение Алёны до сих пор кажется мне невероятным. Удивляюсь и восхищаюсь ею.
Она знала про исчезновение Оксаны. Каждый день она убеждала меня вернуться к жизни, каждый час, каждую минуту она пыталась меня растормошить. Узнав, однако, что я сам собираюсь отправиться на этот остров, Алёна тут же напросилась вместе со мной.
"Ещё чего надумала! - возмущался я. - Не возьму я тебя".
"А кто ты мне такой, чтобы запрещать? Захочу и поплыву. Хотя мне будет спокойнее, если мы поплывём вместе".
"Это опасно", - урезонивал я её.
"Ну... ты же плывёшь".
"Мне это необходимо, как ты не понимаешь!"
"Тебе необходимо - значит, и мне необходимо. Это же очевидно, - говорила Алёна и ядовито добавляла: - Как ты не понимаешь!"
Я пытался её отговорить. Вы же видите, что пытался. И может быть, если бы мне удалось это сделать, моё сердце не сжималось бы так при взгляде на фотографию, сделанную моей сестрой. Может быть... Я не знаю.
Алёна была слишком беззаботной. Я бы сказал, опасно беззаботной. Будучи очень живой и подвижной, она не могла долго находиться на одном месте. Только один раз, засмотревшись на закат, она замерла минут на пятнадцать, что было само по себе немыслимо. Она стояла на прибрежном песке, и её белое платье чуть колыхалось на ветру. Колыхалась и густая копна рыжих мелко вьющихся волос.
"От меня ни на шаг", - строго сказал я. И Алёна, на удивление, послушалась.
Я помню, что мы довольно долго стояли у дуба. На фотографии были плохо видны детали, здесь же я с удивлением обнаружил, что табличка была не прибита к стволу дерева, а, скорее, приклеена к нему. Вернее, нет... Создавалось впечатление, что она словно вросла в этот дуб, стала его частью. Она выглядела очень, очень древней.
"Не вредите Слезам..." - начал я.
"...А. Мурис". - Моя спутница задумчиво склонила голову набок.
И в следующее же мгновение быстро и изящно развернулась, чтобы легко пробежать мимо ельника к полю. Я вдруг испугался, что она сейчас скроется за ельником, и её больше не будет. Глупый, иррациональный страх, однако, заставил меня сорваться с места и устремиться следом за Алёной. Мне удалось её догнать уже тогда, когда она сделала первый шаг по траве. Я довольно грубо схватил её за руку.
"Да чего ты боишься?.. - удивилась она. - Я уверена, что это самое безопасное место на острове. Посмотри вокруг. Просто поле. И всё".
"Просто поле"...
Я сварливо напомнил Алёне, что она не должна убегать от меня, однако она на это только фыркнула. Не презрительно, как могло бы показаться, но так, чтобы дать мне понять её независимость и свободу. Кто я такой, действительно, чтобы говорить ей, что она должна делать, а что не должна?.. Я выпустил её руку, и она, по-прежнему улыбаясь, сделала по полю несколько стремительных шагов. Я пошёл следом.
"Здесь прекрасно!" - воскликнула Алёна и, расставив руки, закружилась. Казалось, что она вот-вот оторвётся от земли и взлетит.
Я согласился с ней. Место и в самом деле было удивительное. Воздух, тишина и много-много ярко-оранжевого солнца в траве... Алёна остановилась, глубоко-глубоко вдохнула, и лицо её как будто засветилось изнутри. Потом она опустила голову и ещё раз обернулась вокруг своей оси - на сей раз уже несколько растеряно. Она разглядывала что-то под своими ногами.
"Какие интересные цветы... Ну вот... Кажется, я на один наступила... Жаль". - Алёна присела на корточки, и я подошёл ближе, без особой заинтересованности. Просто потому, что надо было куда-то подойти. Ладонь её лежала возле сломленного цветка; он напомнил мне мимозу, только белую и очень маленькую. Такие цветы росли не на каждом шагу, но кое-где всё же можно было различить их мохнатые белые шарики, торчавшие среди былинок.
И тут вдруг Алёна исчезла. Я даже не сразу сообразил, что случилось. Она просто была, и внезапно её не стало. На некоторое время я лишился способности двигаться; я только тупо таращился на место, где она сидела мгновение назад.
"Алёна..." - услышал я свой голос.
Я начал беспомощно озираться по сторонам, но глаза мои видели лишь свет закатного солнца и белые головки цветов, похожих на мимозу... Один цветок лежал на земле. Я долго смотрел на него, пока, наконец, не увидел рядом с ним крошечный пушистый комочек белого цвета.
"Алёна..." - я тупо глядел на мышь-полёвку, а мышь глядела на меня, не пугаясь, не пытаясь спрятаться. Когда я сел на корточки и протянул ладони, мышка тут же забралась в них. Я поднёс руки к лицу. Глаза этого крошечного создания были широко раскрыты - как будто от испуга или от удивления, - и на мышиной меховой мордочке блестела прозрачная капля.
Albus Muris. Белая мышь. Я мог бы догадаться и раньше. В детстве нас с Оксанкой заставляли учить латынь... Слёзы А. Мурис. Длинное, а потому идиотское название для цветов.
Происходящее не укладывалось в моей голове. Значит, моя сестра тоже... так же...
...Я не знаю, сколько мы так просидели. Я и зверёк, который так недавно был Алёной. Я помню только, как внезапное, стремительное движение воздуха заставило меня зажмуриться. Когда же я снова открыл глаза, я увидел в небе сову, которая летела по направлению к ельнику. Потом я медленно опустил голову и посмотрел на свои ладони. Они были пусты...
Если вы когда-нибудь окажетесь на этом острове, не топчите, не срывайте белые цветы в поле. Не вредите Слезам А. Мурис...