Невозвращение
Почему-то болела ладонь. Не настолько, чтобы помешать ему вести машину, но всё же достаточно ощутимо, чтобы действовать на нервы. Он вспомнил, что проснулся с этой болью - вероятно, во сне он как-то неудачно положил руку, и сегодня целый день она ему мстила по мере своих возможностей.
На тёмно-синем небе висела огромная луна - словно бы специально для любителей повыть. Но сегодня ему выть не хотелось, тем более, не было подходящей музыки, под которую это удобно делать. Музыки не было вообще. Он не включил магнитолу, чтобы дать себя загипнотизировать монотонной песне шин. Ему сейчас очень нужно было загипнотизироваться.
Выбранная тактика, похоже, начала приносить свои плоды: во всяком случае, раздражение, вызванное разговором с продавцом газетного киоска, сменилось безразличием и пустотой, привычно надавливающей изнутри. Так, наверное, было лучше. Нельзя, чтобы тебя в той или иной степени бесили все подряд. Это как-то неправильно и... непривычно, что ли... Уж лучше пусть будет никак.
Он попытался думать о том, как обрадуются родители, увидев его сегодня. Они всегда радуются, когда он приезжает, причём совершенно искренне. Тем более, он так давно их не навещал... Не то, чтобы у него не было времени, или общество отца с матерью было ему в тягость. Просто он не любил этот деревенский домик, такой древний и мёртвый, словно бы в нём никто не живёт, и каждый раз под предлогом каких-то мифических дел отказывался от приглашения матери погостить. Но вот именно сейчас ему необходимо было там оказаться. В чём-то древнем и мёртвом.
Сад и сам дом были хорошо освещены множеством фонарей, которые его отец здесь поставил когда-то в молодости. Листья на деревьях уже почти все облетели, и оттого всё здесь казалось заброшенным.
Он припарковался возле ворот и открыл калитку. Уложенная каменными плитами дорожка к дому была расчищена от листьев, создавая тем самым видимость порядка. По разные стороны от этой дорожки росли две небольшие яблони. Ему показалось, что он видит эти яблони в первый раз, но он понимал, что они были здесь и раньше - просто он так давно сюда не приезжал, что даже забыл, как этот сад выглядит.
Окна светились знакомым медовым светом. Он улыбнулся. Что бы ни случалось, как бы плохо ему не было, здесь, после общения с родителями, - главным образом, с матерью, - ему всегда становилось легче. Появлялась уверенность, что всё изменится к лучшему, или казалось, что все его проблемы - вовсе не проблемы, а его же собственные фантазии, не стоящие его внимания. Даже странно - ведь он никогда не рассказывал родителям, если у него что-то было не так - из соображений их не тревожить. И всё равно, редкие приезды сюда как-то поддерживали его моральный дух. Сегодня он не особо на это надеялся, но даже если он хоть ненадолго забудет о том, в кого неумолимо превращается, значит, для него ещё не всё потеряно.
Он открыл дверь своим ключом и вошёл внутрь. На его удивление, дом оказался пустым. Свет горел на кухне и в гостиной, но там, как и в других комнатах, никого не было.
Родители часто так делали, когда уходили - оставляли свет включённым, чтобы возможные грабители подумали, что в доме кто-то есть. Наверное, нужно было предупредить о своём приезде по телефону. Может, они ушли к одинокой соседке. Может, даже с ночёвкой. А может, вообще уехали в город...
Он решил подождать их некоторое время, а потом, если они так и не появятся, уехать домой, оставив какую-нибудь оптимистичную записку.
Он прошёлся по пустым комнатам. Стараниями матери, здесь было чисто и вполне уютно. На полках стояло много бессмысленных предметов: красивые подсвечники без свеч, фарфоровые пепельницы, один слон, привезённый кем-то из Индии в качестве сувенира, музыкальная шкатулка, статуэтка ангела, три деревянных совёнка, и колокольчики, колокольчики, колокольчики... В который раз он бегло просмотрел корешки немногочисленных книг - вся их огромная библиотека досталась теперь ему. Лежали здесь и новые, удивительно красивые книги по истории России, купленные специально для него, но так и не переправленные в его квартиру.
Отцовские очки. Опять не на своём месте. Мать увидит, будет ругаться - в последнее время её раздражает чуть ли не каждое движение её супруга, а любая его ошибка приводит к скандалу. Впрочем, это взаимно. Поэтому они почти и не общаются друг с другом. Так и живут, устав друг от друга, устав от всего, что их окружает, не в силах всё это выкинуть и, тем более, оставить это место. Ведь здесь, наверное, можно пустить корни, и стать чем-то таким же древним, как эти стены, как земля, на которой стоит этот дом... Стать частью здешней атмосферы, превратиться во что-то неподвижное и бесконечно одинокое, но даже не заметить этого.
Он переложил очки на нужную тумбочку и ещё раз оглянулся вокруг. Ему стало ещё тяжелее. Скорей бы они пришли...
Стоять посреди этого дома, тем более, пустого, было немыслимо. Он вышел в сад, подышать воздухом. Размял ноющую ладонь. Невероятная тишина. Обычно, она дарит спокойствие, но сегодня как никогда угнетает. Хочется уехать. Вернее, не уехать, а просто - ехать. Ехать в город - всю ночь, а то и дольше. Ехать в город и, может, никогда не приехать. Всё равно. Сесть за руль и добраться до хорошей дороги, где проложен асфальт, а там - будь что будет. "Нет прекрасней и мудрее средства от тревог, чем ночная песня шин..." Так оно и есть.
Жалко было уезжать, так и не повидавшись с родителями. Когда он ещё к ним выберется...
Он прислонился к одной из яблонь. Дерево показалось ему невероятно тёплым и как будто бы мягким. Стоять под ним было очень уютно и на некоторое время он даже почувствовал, как тяжесть в груди медленно-медленно тает. Даже ладонь перестала болеть.
Он постоял так ещё некоторое время, а потом отправился в дом, писать записку.
Ветви слабо качнулись ему вслед: "Там мясо в духовке... Поешь немного... Я успела его выключить, прежде чем вышла на улицу, но у меня не было сил вернуться и вынуть его оттуда"
Вторая яблоня что-то ворчливо прошелестела во сне.
На тёмно-синем небе висела огромная луна - словно бы специально для любителей повыть. Но сегодня ему выть не хотелось, тем более, не было подходящей музыки, под которую это удобно делать. Музыки не было вообще. Он не включил магнитолу, чтобы дать себя загипнотизировать монотонной песне шин. Ему сейчас очень нужно было загипнотизироваться.
Выбранная тактика, похоже, начала приносить свои плоды: во всяком случае, раздражение, вызванное разговором с продавцом газетного киоска, сменилось безразличием и пустотой, привычно надавливающей изнутри. Так, наверное, было лучше. Нельзя, чтобы тебя в той или иной степени бесили все подряд. Это как-то неправильно и... непривычно, что ли... Уж лучше пусть будет никак.
Он попытался думать о том, как обрадуются родители, увидев его сегодня. Они всегда радуются, когда он приезжает, причём совершенно искренне. Тем более, он так давно их не навещал... Не то, чтобы у него не было времени, или общество отца с матерью было ему в тягость. Просто он не любил этот деревенский домик, такой древний и мёртвый, словно бы в нём никто не живёт, и каждый раз под предлогом каких-то мифических дел отказывался от приглашения матери погостить. Но вот именно сейчас ему необходимо было там оказаться. В чём-то древнем и мёртвом.
Сад и сам дом были хорошо освещены множеством фонарей, которые его отец здесь поставил когда-то в молодости. Листья на деревьях уже почти все облетели, и оттого всё здесь казалось заброшенным.
Он припарковался возле ворот и открыл калитку. Уложенная каменными плитами дорожка к дому была расчищена от листьев, создавая тем самым видимость порядка. По разные стороны от этой дорожки росли две небольшие яблони. Ему показалось, что он видит эти яблони в первый раз, но он понимал, что они были здесь и раньше - просто он так давно сюда не приезжал, что даже забыл, как этот сад выглядит.
Окна светились знакомым медовым светом. Он улыбнулся. Что бы ни случалось, как бы плохо ему не было, здесь, после общения с родителями, - главным образом, с матерью, - ему всегда становилось легче. Появлялась уверенность, что всё изменится к лучшему, или казалось, что все его проблемы - вовсе не проблемы, а его же собственные фантазии, не стоящие его внимания. Даже странно - ведь он никогда не рассказывал родителям, если у него что-то было не так - из соображений их не тревожить. И всё равно, редкие приезды сюда как-то поддерживали его моральный дух. Сегодня он не особо на это надеялся, но даже если он хоть ненадолго забудет о том, в кого неумолимо превращается, значит, для него ещё не всё потеряно.
Он открыл дверь своим ключом и вошёл внутрь. На его удивление, дом оказался пустым. Свет горел на кухне и в гостиной, но там, как и в других комнатах, никого не было.
Родители часто так делали, когда уходили - оставляли свет включённым, чтобы возможные грабители подумали, что в доме кто-то есть. Наверное, нужно было предупредить о своём приезде по телефону. Может, они ушли к одинокой соседке. Может, даже с ночёвкой. А может, вообще уехали в город...
Он решил подождать их некоторое время, а потом, если они так и не появятся, уехать домой, оставив какую-нибудь оптимистичную записку.
Он прошёлся по пустым комнатам. Стараниями матери, здесь было чисто и вполне уютно. На полках стояло много бессмысленных предметов: красивые подсвечники без свеч, фарфоровые пепельницы, один слон, привезённый кем-то из Индии в качестве сувенира, музыкальная шкатулка, статуэтка ангела, три деревянных совёнка, и колокольчики, колокольчики, колокольчики... В который раз он бегло просмотрел корешки немногочисленных книг - вся их огромная библиотека досталась теперь ему. Лежали здесь и новые, удивительно красивые книги по истории России, купленные специально для него, но так и не переправленные в его квартиру.
Отцовские очки. Опять не на своём месте. Мать увидит, будет ругаться - в последнее время её раздражает чуть ли не каждое движение её супруга, а любая его ошибка приводит к скандалу. Впрочем, это взаимно. Поэтому они почти и не общаются друг с другом. Так и живут, устав друг от друга, устав от всего, что их окружает, не в силах всё это выкинуть и, тем более, оставить это место. Ведь здесь, наверное, можно пустить корни, и стать чем-то таким же древним, как эти стены, как земля, на которой стоит этот дом... Стать частью здешней атмосферы, превратиться во что-то неподвижное и бесконечно одинокое, но даже не заметить этого.
Он переложил очки на нужную тумбочку и ещё раз оглянулся вокруг. Ему стало ещё тяжелее. Скорей бы они пришли...
Стоять посреди этого дома, тем более, пустого, было немыслимо. Он вышел в сад, подышать воздухом. Размял ноющую ладонь. Невероятная тишина. Обычно, она дарит спокойствие, но сегодня как никогда угнетает. Хочется уехать. Вернее, не уехать, а просто - ехать. Ехать в город - всю ночь, а то и дольше. Ехать в город и, может, никогда не приехать. Всё равно. Сесть за руль и добраться до хорошей дороги, где проложен асфальт, а там - будь что будет. "Нет прекрасней и мудрее средства от тревог, чем ночная песня шин..." Так оно и есть.
Жалко было уезжать, так и не повидавшись с родителями. Когда он ещё к ним выберется...
Он прислонился к одной из яблонь. Дерево показалось ему невероятно тёплым и как будто бы мягким. Стоять под ним было очень уютно и на некоторое время он даже почувствовал, как тяжесть в груди медленно-медленно тает. Даже ладонь перестала болеть.
Он постоял так ещё некоторое время, а потом отправился в дом, писать записку.
Ветви слабо качнулись ему вслед: "Там мясо в духовке... Поешь немного... Я успела его выключить, прежде чем вышла на улицу, но у меня не было сил вернуться и вынуть его оттуда"
Вторая яблоня что-то ворчливо прошелестела во сне.