Продолжение повести о принце Гэнджи
Тем, кто давно читает мою писанину, несложно догадаться, что речь опять пойдет о Музее Истории Костюма и экспозиции этого музея, посвященной "Повести о принце Гэнджи" вообще и жизни японской знати времен Хэйана в частности.
Стало быть, очередная смена экспозиции. Предыдущие можно посмотреть по тэгу "Хэйня".
Придворные дамы готовят угощение для гостей.
Под катом - большое количество картинок и цитаты из текста Мурасаки Шикибу. Плюс некоторые общие комментарии к изображенному на картинках.
Эта экспозиция показывает сцены из жизни Гэнджи за довольно значительный промежуток времени: примерно от 36 его лет до 45-49. "Повесть..." движется к финалу.
Если кто видел эту экспозицию "живьем", легко заметит, что порядок сцен, показанный здесь, отличается от последовательности, представленной в Музее. Мне так удобнее с точки зрения хронологии событий.
Из главы 25й "Светлячки".
Гэнджи (Великий Министр) тут 36 лет и он на вершине своей жизни.
Его сыну Югири (Тюдзё) - 15 лет.
Дочери Гэнджи и леди Акаши, Акаши-младшей (маленькая госпожа) - 8 лет.
Приемной дочери Гэнджи, леди Тамаказуре - 22 года.
"Достигнув столь значительного положения в мире, Великий министр обрел наконец возможность жить неторопливо и спокойно, не обременяя себя заботами. Находящиеся на его попечении женщины, устроенные сообразно желаниям и званию каждой, тоже жили в свое удовольствие, ни в чем не ведая нужды. Право, о такой жизни только мечтать можно."
"...Министр запретил господину Тюдзё приближаться к Весенним покоям, но маленькую госпожу навещать разрешил, рассчитывая, что со временем они станут друзьями. Разумеется, пока он жив, это не имело особого значения, но вот когда его не станет… Их взаимная привязанность будет куда более прочной, ежели они уже теперь начнут привыкать друг к другу. Подобные соображения и привели к тому, что Тюдзё было позволено входить за занавеси Южных покоев. Он не имел доступа единственно в служебные помещения, где располагались прислужницы.
Югири (Тюдзё) и маленькая госпожа играют в куклы. Из-за занавесей за ними наблюдают прислужницы маленькой госпожи.
"Детей у министра было немного, и он уделял большое внимание воспитанию сына. Впрочем, юноша был настолько рассудителен и благонравен, что за него можно было не беспокоиться."
Югири (слева) и леди Акаши-младшая.
"Маленькая госпожа пребывала в том возрасте, когда мысли заняты только куклами. На нее глядя, Тюдзё невольно вспоминал подругу своих детских игр и иногда, с присущей ему добросовестностью прислуживая в кукольном дворце маленькой госпожи, с трудом удерживался от слез."
В этом отрывке действие происходит в пятом месяце года. Югири и маленькая госпожа играют в хина-нингё (традиция отмечать День Девочек третьего числа третьего месяца года установилась значительно позже, уже во время Эдо).
Кукольный домик с полной имитацией обстановки хэйанского дворца.
"Разумеется, ему (Тюдзё) случалось заводить любовные речи с женщинами, подходящими ему по званию, но он старался не подавать им никаких надежд. Даже если женщина была достаточно привлекательной, чтобы связать с ней свое будущее, он отказывался принимать ее всерьез, ибо одно желание безраздельно владело его душой - показаться в новом обличье особе, пренебрегшей когда-то зеленым цветом его платья."
За ширмой сидит леди Мурасаки, занимавшаяся воспитанием маленькой госпожи, и тоже рассматривает кукол.
Из главы 33й "Листья глициний".
Гэнджи (Великий Министр) - 39 лет.
"В наступающем году Великому министру исполнялось сорок лет, поэтому не только во Дворце, но и во всем мире шли шумные приготовления к его чествованию. Осенью министра повысили в ранге, приравняв его положение к положению отрекшегося Государя, ему были пожалованы новые владения и соответственно увеличены годовое жалованье и вознаграждения. Разумеется, Гэндзи и так не испытывал ни в чем недостатка, однако, вспомнив о некоторых прошлых примерах, Государь распорядился, чтобы для него учредили особую службу. Это придало положению Гэндзи большую значительность, одновременно лишив его возможности бывать во Дворце. Между тем Государь по-прежнему чувствовал себя неудовлетворенным, ибо необходимость считаться с мнением света не позволяла ему передать министру свое звание."
"В доме на Шестой линии готовились к предстоящему торжеству с усердием, позволяющим предположить, что размах его будет таков, какого еще и не видывали.
Государь со своей свитой прибыл в стражу Змеи и проследовал к павильону Для верховой езды, возле которого словно на Пятый день Пятой луны выстроились воины из левой и правой Личной императорской охраны, ведя под уздцы коней из левой и правой конюшен."
Прибытие Государя.
Детально воспроизведенная копия императорского паланкина. Внутри виден сидящий император.
"Сиденья для высоких гостей были чуть выше сиденья для хозяина, однако Государь изволил распорядиться, чтобы сиденья установили на одном уровне - воистину редкая милость. Впрочем, скорее всего Государю и этого было мало - право, когда б не необходимость считаться с приличиями…"
Слева - государь-император Рэйзэй, сын Гэнджи и наложницы Фуджитсубо (официально - сын императора Киритсубо). Справа - ушедший на покой бывший император Сузаку.
За спиной государя две высокопоставленные придворные дамы держат коробки с символами императорской власти: мечом и священным камнем.
Те самые придворные дамы с внутренней стороны покоев.
В центре - Гэнджи. Справа на переднем плане - его сын Югири.
Высокопоставленные придворные, прибывшие вместе с государем, сидят вдоль веранды. Длинные шлейфы "кё" их официально-парадных костюмов "сокутай" свешиваются через перила веранды. Для красоты и придания сцене особой торжественной парадности.
Справа видны края полного парадного костюма "джюни-хитоэ" придворной дамы. Однако, дамы в этом костюме нет.
Вид с тыльной стороны. Тоже своего рода парадное украшение к визиту высокого гостя. Называется "учиидэ", позволяет продемонстрировать богатство и хороший вкус хозяев дома, не отвлекая дам этого дома, занятых собственно приемом высоких гостей.
Офицеры двора, сидящие на табуретах, покрытых тигровыми шкурами.
Императорская охрана.
"Весьма изысканное, непохожее на обычное угощение подали принцам и высшим сановникам. Все захмелели, когда же спустились сумерки, хозяин дома призвал музыкантов из Музыкальной палаты. Ничего торжественного не исполнялось, звучала тихая, изящная музыка, а мальчики-придворные танцевали."
Танцующие мальчики, сыновья благородных придворных.
Одна из лодок с музыкантами, в форме мифической птицы рух.
Вторая лодка с музыкантами, в форме дракона.
Дамы дома Гэнджи готовят изысканное угощение, которое и подали гостям.
"Гэндзи вспомнился достопамятный праздник Алых листьев во дворце Красной птицы. Когда заиграли старинный танец «Возблагодарим Государя за милости», вышел сын министра двора, мальчик лет десяти, и с большим мастерством стал танцевать. Государь, сняв с себя платье, пожаловал ему, а министр двора, спустившись в сад, прошелся в благодарственном танце."
Один из придворных держит платье, пожалованное государем министру двора.
"Разноцветные, темные и светлые, листья, разметанные вечерним ветром, расстилались драгоценной парчой, делая землю в саду похожей на пол в галерее, а по парче этой кружились в танце прелестные мальчики - отпрыски знатнейших столичных семейств. Они были облачены в зеленые и красновато-серые верхние платья, из-под которых, как полагалось, выглядывали коричневые и сиреневые нижние. Волосы их были уложены по-детски и украшены причудливыми шапочками. Исполнив несколько коротких танцев, они вернулись под сень алых листьев, а тут и день, к досаде всех присутствующих, подошел к концу."
Мальчики в костюмах для придворных танцев "бугаку". Слева, в красном, представляет льва. Справа - дракона.
Придворные дамы из внутренних покоев наслаждаются музыкой. Видны короба с подаренной одеждой.
"Особой площадки для музыкантов не устраивали, когда же стемнело, стали музицировать в доме, причем хозяин велел принести необходимые инструменты из Книжного отделения. И вот в самый разгар изящных утех перед тремя высочайшими особами положили кото. С умилением вслушивался Государь из дворца Красной птицы в знакомый голос «монаха Уда»…"
На переднем плане - Югири, сын Гэнджи, с флейтой. За ним - сам Гэнджи с кото "монах Уда".
"- Осень не раз
Платье старца дождем кропила,
Но до этого дня
Не видал он такой прекрасной
Осенней листвы…-
сказал он, и печаль звучала в его голосе… А нынешний Государь ответил:
- Разве можно считать
Эти алые листья обычными?
О далеких годах,
Ставших преданьем, напомнила
Мне сегодня парча в саду…
Его красота с годами стала еще совершеннее, он казался истинным подобием Гэндзи. Тюнагон тоже был здесь, и его удивительное сходство с Государем бросалось в глаза. Разумеется, Государь был благороднее и величественнее; впрочем, не исключено, что это простая игра воображения. Пожалуй, черты Тюнагона были даже ярче и изысканнее… А с каким поистине неподражаемым изяществом подносил он к губам флейту!..
Среди придворных, которые пели, стоя на лестнице, красотой голоса выделялся Бэн-но сёсё.
Право, бывают ли семьи счастливее?.."
Из главы 34й "Первая зелень-1".
Гэнджи (Хозяин дома на 6й линии) - 40 лет.
Югири (Тюнагон), сын Гэнджи - 19 лет.
Леди Мурасаки (госпожа Весенних покоев), жена Гэнджи - 32 года.
"В том году Гэндзи исполнялось сорок лет, и мог ли двор пренебречь этим событием? В столице только и говорили что о готовящемся празднестве, но сам Гэндзи, никогда не любивший пышных торжеств, которых великолепие для многих оборачивается тяжкими страданиями, отказался от всех почестей."
Празднование 40-летия Гэнджи.
"Для церемонии приготовили особые покои в западной части главного дома. Повесили новые занавеси, поставили новые ширмы, старую же утварь убрали. Решено было отказаться от высоких стульев, которые наверняка придали бы церемонии излишнюю торжественность, и ограничиться сорока циновками, разложив на них сиденья и расставив скамеечки-подлокотники. Праздничная утварь была подобрана с необыкновенным изяществом. На четыре инкрустированные перламутром подставки поставили четыре ларца, наполненные летними и зимними нарядами, рядом разместили горшочки с благовониями, шкатулки с целебными снадобьями, тушечницы, шкатулки с принадлежностями для мытья головы и для прически - при всей своей скромности эти предметы отличались удивительной утонченностью. Подставки для головных украшений, сделанные из аквилярии и сандала, были украшены тонкой резьбой. Сами же шпильки - как обычно, золотые или серебряные - поражали взор мастерством исполнения и изысканностью оттенков. В некоторой их необычности угадывалось влияние тонкого вкуса госпожи Найси-но ками. Вместе с тем устроительнице удалось избежать чрезмерной пышности."
Гости церемонии и подарки.
"Гэндзи так моложав и так хорош собой, что, глядя на него, трудно удержаться от мысли: «Полно, уж не ошиблись ли мы, празднуя его сорокалетие?» Разве можно поверить, что перед вами почтенный отец семейства?"
Именинник собственной персоной. Справа от него на красной подставке - "рюмка" с саке. Перед ним - парадно сервированная торжественная трапеза.
"Гэндзи поднесли сорок корзин с плодами, сорок китайских ларцов. Все знатные гости, начиная с Тюнагона, один за другим подходили к нему со своими дарами. Затем гости угощались вином и супом из первой зелени. Перед хозяином стояли четыре столика из аквилярии с изящно расставленными на них чашами и блюдами превосходной современной работы."
Слева - Гэнджи, на переднем плане - подаренная ему одежда.
Справа - гости угощаются.
Из главы 35й "Первая зелень-2".
Гэнджи (бывший министр, господин дома на 6й линии) - примерно 45 лет.
Леди Мурасаки (госпожа Весенних покоев), жена Гэнджи - 37 лет.
Леди Акаши-младшей (нёго, императрица Акаши), дочь Гэнджи - примерно 18 лет.
Леди Акаши, возлюбленная Гэнджи - 36 лет.
"В том году госпоже Весенних покоев исполнялось тридцать семь лет. Однажды, с умилением вспоминая вместе прожитые годы, Гэнджи сказал:
- В нынешнем году вам следует быть осторожнее и больше времени отдавать молитвам. У меня слишком много забот, и я могу что-нибудь упустить. Постарайтесь же ничего не забыть. Если вы сочтете, что необходимо отслужить особые молебны, скажите мне, и я отдам соответствующие распоряжения. Как жаль, что монах Содзу уже покинул этот мир. Разве может кто-то его заменить?"
Покои леди Мурасаки, по поверьям, вступившей в опасный для женщины возраст - 37 лет.
"Поздней ночью она наконец легла, а на рассвете почувствовала сильные боли в груди. Прислужницы, поспешившие к ней на помощь, предложили известить господина, но госпожа решительно запретила им это делать и, превозмогая мучения, дождалась утра. Ей становилось все хуже, начался жар. Гэндзи же не появлялся, а дамы не решались послать за ним.
Скоро пришел посланный от нёго, и ему сообщили, что госпожа заболела. Встревожившись, нёго сама известила о том Гэндзи, и он поспешил в Весенние покои, где застал госпожу в весьма тяжелом состоянии.
- Что с вами? - спросил он, взяв ее за руку. Тело ее горело, и, вспомнив их недавний разговор, Гэндзи испугался.
Подали угощение, но он и смотреть на него не мог.
Целый день Гэндзи не отходил от ложа больной, любовно ухаживая за ней. Она с отвращением отворачивалась даже от самой легкой пищи и совсем не вставала."
Гэнджи тревожится у занавески, закрывающей внутренние покои леди Мурасаки.
Прислужница леди Мурасаки с лекарством для госпожи.
"Можно было подумать, что весь дом держался на одной госпоже. Нёго тоже переехала на Вторую линию и вместе с Гэндзи ухаживала за больной.
- Боюсь, как бы злые духи не воспользовались вашим положением. Лучше поскорее возвращайтесь во Дворец, - забывая о собственных страданиях, говорила госпожа и, глядя на прелестную маленькую принцессу, плакала.
- Как жаль, что я не увижу вас взрослой! - сокрушалась она. - Наверное, вы очень скоро забудете обо мне.
Нёго не могла сдержать слез.
- Вы не должны так думать! - рассердился Гэнджи. - Теперь это не к добру. Всегда следует надеяться на лучшее. Судьба человека очень часто зависит и от его душевных качеств. Людям талантливым, с широким взглядом на мир обычно сопутствует удача, люди же ограниченные, даже будучи вознесенными судьбой достаточно высоко, редко обретают душевный покой и живут в довольстве. Жизнь людей нетерпеливых, как правило, полна превратностей, люди же спокойные, уравновешенные живут дольше других. Я знаю тому немало примеров."
Больная леди Мурасаки (слева, в белом). Справа - дочь Гэнджи леди Акаши-младшая, нёго. В центре - дочь нёго, маленькая принцесса, внучка Гэнджи.
"Взывая к буддам и богам, Гэнджи превозносил заслуги больной и напоминал о том, сколь незначительны ее прегрешения. Достопочтенные священнослужители, адзари, призванные в дом для свершения обрядов, ночные монахи, видя, сколь велико его горе, не скрывали своего сочувствия и все силы отдавали молитвам.
Иногда на пять или шесть дней больной становилось лучше, но тут же снова наступало ухудшение. Так шли дни и луны. «Что с нею станется? Неужели никакой надежды?» - печалился Гэндзж. Злые духи никак не обнаруживали своего присутствия. Нельзя было сказать, что послужило причиной недомогания. Просто госпожа с каждым днем слабела, повергая сердце Гэнджи в отчаяние."
Буддийские священники, молящиеся о выздоровлении леди Мурасаки.
Главный священник.
Монахи, пытающиеся молитвой перенести злых духов, мучающих леди Мурасаки, на специальных медиумов-"заместителей".
"Даже после того как жизнь вернулась к госпоже, Гэнджи долго не мог унять мучительного беспокойства и заказывал все новые и новые молебны. Миясудокоро и живая была ему неприятна, а уж в этом неожиданном, страшном обличье тем более. При одной мысли о ней он содрогался от ужаса. Даже заботы о Государыне-супруге не доставляли ему теперь отрады, и в конце концов, придя к выводу, что все женщины по природе своей греховны, Гэнджи проникся величайшим отвращением к миру. В том, что это была именно миясудокоро, он не сомневался, ибо кто, кроме нее, мог подслушать слова, произнесенные им однажды, когда они беседовали с госпожой наедине? Как тяжело было у него на душе! Госпожа упорствовала в своем желании стать монахиней, и, рассудив, что это и в самом деле может оказать на нее благотворное действие, Гэнджи разрешил ей подстричь волосы на темени и принять первые пять обетов."
Из главы 37й "Флейта".
Гэнджи (бывший министр, господин дома на 6й линии) - 49 лет.
Леди Акаши-младшей (нёго, императрица Акаши), дочь Гэнджи - примерно 21 год.
Югири (Удайсё), сын Гэнджи - 28 лет.
"Удайсё заказал поминальное чтение сутр в Отаги и распорядился, чтобы соответствующие молебны отслужили в храме, который особенно чтил ушедший. «А как поступить с флейтой? - спрашивал он себя. - Ее подарила мне миясудокоро, и, кажется, она имеет весьма древнее происхождение. Возможно, я совершил бы доброе дело, отдав ее в дар Будде, но все же не стоит с этим торопиться». И Удайсё отправился в дом на Шестой линии.
Ему сообщили, что Гэнджи находится в покоях нёго из павильона Павлоний. Навстречу ему выбежал Третий принц. Ему едва исполнилось три года, и он был самым миловидным из детей Государя. Его воспитанием особо занималась госпожа Мурасаки."
Югири (Удайсё) и Третий принц, сын леди Акаши-младшей, внук Гэнджи. Справа виден Второй принц.
Слева в глубине из-за занавесей выглядывает Каору, сын Третьей принцессы и Гэнджи (официально).
"«Что за милое дитя!» - умилился тот и отправился в покои нёго.
Там он нашел Гэнджи, который, растроганно улыбаясь, наблюдал за игрой Второго принца и сына Третьей принцессы. Удайсё опустил Третьего принца на пол в углу комнаты, и Второй принц, заметив это, сразу же подбежал к нему.
- Удайсё, подними и меня, - просит он.
- Нет, это мой Удайсё! - заявляет Третий принц, вцепившись в его рукав.
- Только очень дурные дети могут так себя вести, - пеняет им Гэнджи. - Господин Удайсё - телохранитель Государя, а вы спорите, кому им владеть. Должен сказать, что меня чрезвычайно огорчает поведение Третьего принца. Старшим надо уступать, а он всегда об этом забывает."
Второй принц бежит обниматься с Югири, бросив карты, в которые играл до того.
Гэнджи наблюдает за сыном и внуками. За ним из-под занавесей виден краешек платья леди Акаши-младшей.
"Удайсё, которому до сих пор не удавалось хорошенько разглядеть сына Третьей принцессы, решил воспользоваться случаем и, когда мальчик выглянул из-за занавесей, поманил его к себе, призывно помахивая упавшей на землю сухой веткой вишни. Тот сразу же подбежал. На нем не было ничего, кроме темно-лилового верхнего платья, его пухлое тельце сверкало белизной, красив же он был так, что даже принцам было до него далеко. Возможно, другой человек ничего бы и не заметил, но от внимательного взгляда Удайсё не укрылось, что глаза у мальчика совершенно такие же, как у покойного Гон-дайнагона, - очень блестящие, с необыкновенно изящным разрезом. Правда, взгляд гораздо уверенней, и все же… А когда полные, алые губы ребенка раздвинулись в улыбке, сходство стало просто поразительным. «Нет, нет, - испугался Удайсё, - не ищи я этого сходства… Ведь не может же отец ничего не замечать?» И ему еще сильнее захотелось узнать правду.
Дети Государя были весьма миловидны. Какое-то неизъяснимое благородство уже теперь сквозило в чертах их, в движениях, но, как знать, когда б не принадлежали они к высочайшему семейству… А этот ребенок был не только благороден, но и красив поразительной, редко встречающейся в нашем мире красотой.
«Увы, если мои подозрения не лишены оснований, - подумал Удайсё, сравнивая мальчиков между собой, - разве не преступление скрывать правду от несчастного отца, который, до сих пор оплакивая сына, больше всего страдает из-за того, что от ушедшего не осталось никакой памяти, что нет у него внука, который стал бы ему утешением в горе?»"
"Решив, что такого случая в другой раз не дождешься, Удайсё придвинулся поближе и рассказал об увиденном сне. Молча выслушав его, Гэнджи долго не отвечал. Разумеется, он сразу же догадался…
- Эта флейта по некоторым причинам должна быть передана мне, - сказал он наконец. - Она принадлежала когда-то государю Ёдзэй, затем перешла к покойному принцу Сикибукё, очень ею дорожившему. Уэмон-но ками с детства оказывал замечательные успехи в музыке, и однажды, когда мы любовались цветами хаги, принц Сикибукё, восхищенный его игрой, подарил ему эту флейту. А миясудокоро, видимо не зная всех обстоятельств, преподнесла ее вам.
«„Услаждать детей и внуков…“ Но кто, кроме… Несомненно, именно его он и имел в виду, - думал Гэнджи. - Боюсь, что Удайсё обо всем догадался, да это и немудрено при его проницательности…»
Видя, что Гэнджи переменился в лице, Удайсё совсем смутился и долго не мог вымолвить ни слова. Однако желание выяснить все до конца оказалось сильнее, и с нарочитой небрежностью, словно случайно вспомнив, он сказал:
- Я был у Уэмон-но ками незадолго до его кончины и выслушал его последнюю волю. Помимо всего прочего он несколько раз повторил, что очень виноват перед вами и хотел бы просить у вас прощения. Но за что? Я до сих пор не могу себе представить, что он имел в виду, и это тревожит меня.
«Да, я был прав, он знает, - подумал Гэнджи, слушая сбивчивый рассказ Удайсё. - Но стоит ли ворошить прошлое?»
Некоторое время Гэнджи сидел молча, делая вид, будто размышляет над словами Удайсё, затем сказал:
- Увы, я и сам не могу припомнить. По-моему, я никогда не говорил ничего, что задело бы его настолько, что ему так и не удалось изгладить из памяти… Дайте же мне время поразмыслить над вашим сном, и мы побеседуем об этом как-нибудь в другой раз. Я слышал от дам, что ночью не следует говорить о подобных вещах; возможно, они правы…
Словом, Гэнджи удалось уклониться от прямого ответа, и Удайсё смутился, подумав, что, сам того не желая… Так, во всяком случае, мне рассказывали…"
Еще немного фотографий этих же сцен, но подробнее и в других ракурсах, есть на Яндексе.
Стало быть, очередная смена экспозиции. Предыдущие можно посмотреть по тэгу "Хэйня".
Придворные дамы готовят угощение для гостей.
Под катом - большое количество картинок и цитаты из текста Мурасаки Шикибу. Плюс некоторые общие комментарии к изображенному на картинках.
Эта экспозиция показывает сцены из жизни Гэнджи за довольно значительный промежуток времени: примерно от 36 его лет до 45-49. "Повесть..." движется к финалу.
Если кто видел эту экспозицию "живьем", легко заметит, что порядок сцен, показанный здесь, отличается от последовательности, представленной в Музее. Мне так удобнее с точки зрения хронологии событий.
Из главы 25й "Светлячки".
Гэнджи (Великий Министр) тут 36 лет и он на вершине своей жизни.
Его сыну Югири (Тюдзё) - 15 лет.
Дочери Гэнджи и леди Акаши, Акаши-младшей (маленькая госпожа) - 8 лет.
Приемной дочери Гэнджи, леди Тамаказуре - 22 года.
"Достигнув столь значительного положения в мире, Великий министр обрел наконец возможность жить неторопливо и спокойно, не обременяя себя заботами. Находящиеся на его попечении женщины, устроенные сообразно желаниям и званию каждой, тоже жили в свое удовольствие, ни в чем не ведая нужды. Право, о такой жизни только мечтать можно."
"...Министр запретил господину Тюдзё приближаться к Весенним покоям, но маленькую госпожу навещать разрешил, рассчитывая, что со временем они станут друзьями. Разумеется, пока он жив, это не имело особого значения, но вот когда его не станет… Их взаимная привязанность будет куда более прочной, ежели они уже теперь начнут привыкать друг к другу. Подобные соображения и привели к тому, что Тюдзё было позволено входить за занавеси Южных покоев. Он не имел доступа единственно в служебные помещения, где располагались прислужницы.
Югири (Тюдзё) и маленькая госпожа играют в куклы. Из-за занавесей за ними наблюдают прислужницы маленькой госпожи.
"Детей у министра было немного, и он уделял большое внимание воспитанию сына. Впрочем, юноша был настолько рассудителен и благонравен, что за него можно было не беспокоиться."
Югири (слева) и леди Акаши-младшая.
"Маленькая госпожа пребывала в том возрасте, когда мысли заняты только куклами. На нее глядя, Тюдзё невольно вспоминал подругу своих детских игр и иногда, с присущей ему добросовестностью прислуживая в кукольном дворце маленькой госпожи, с трудом удерживался от слез."
В этом отрывке действие происходит в пятом месяце года. Югири и маленькая госпожа играют в хина-нингё (традиция отмечать День Девочек третьего числа третьего месяца года установилась значительно позже, уже во время Эдо).
Кукольный домик с полной имитацией обстановки хэйанского дворца.
"Разумеется, ему (Тюдзё) случалось заводить любовные речи с женщинами, подходящими ему по званию, но он старался не подавать им никаких надежд. Даже если женщина была достаточно привлекательной, чтобы связать с ней свое будущее, он отказывался принимать ее всерьез, ибо одно желание безраздельно владело его душой - показаться в новом обличье особе, пренебрегшей когда-то зеленым цветом его платья."
За ширмой сидит леди Мурасаки, занимавшаяся воспитанием маленькой госпожи, и тоже рассматривает кукол.
Из главы 33й "Листья глициний".
Гэнджи (Великий Министр) - 39 лет.
"В наступающем году Великому министру исполнялось сорок лет, поэтому не только во Дворце, но и во всем мире шли шумные приготовления к его чествованию. Осенью министра повысили в ранге, приравняв его положение к положению отрекшегося Государя, ему были пожалованы новые владения и соответственно увеличены годовое жалованье и вознаграждения. Разумеется, Гэндзи и так не испытывал ни в чем недостатка, однако, вспомнив о некоторых прошлых примерах, Государь распорядился, чтобы для него учредили особую службу. Это придало положению Гэндзи большую значительность, одновременно лишив его возможности бывать во Дворце. Между тем Государь по-прежнему чувствовал себя неудовлетворенным, ибо необходимость считаться с мнением света не позволяла ему передать министру свое звание."
"В доме на Шестой линии готовились к предстоящему торжеству с усердием, позволяющим предположить, что размах его будет таков, какого еще и не видывали.
Государь со своей свитой прибыл в стражу Змеи и проследовал к павильону Для верховой езды, возле которого словно на Пятый день Пятой луны выстроились воины из левой и правой Личной императорской охраны, ведя под уздцы коней из левой и правой конюшен."
Прибытие Государя.
Детально воспроизведенная копия императорского паланкина. Внутри виден сидящий император.
"Сиденья для высоких гостей были чуть выше сиденья для хозяина, однако Государь изволил распорядиться, чтобы сиденья установили на одном уровне - воистину редкая милость. Впрочем, скорее всего Государю и этого было мало - право, когда б не необходимость считаться с приличиями…"
Слева - государь-император Рэйзэй, сын Гэнджи и наложницы Фуджитсубо (официально - сын императора Киритсубо). Справа - ушедший на покой бывший император Сузаку.
За спиной государя две высокопоставленные придворные дамы держат коробки с символами императорской власти: мечом и священным камнем.
Те самые придворные дамы с внутренней стороны покоев.
В центре - Гэнджи. Справа на переднем плане - его сын Югири.
Высокопоставленные придворные, прибывшие вместе с государем, сидят вдоль веранды. Длинные шлейфы "кё" их официально-парадных костюмов "сокутай" свешиваются через перила веранды. Для красоты и придания сцене особой торжественной парадности.
Справа видны края полного парадного костюма "джюни-хитоэ" придворной дамы. Однако, дамы в этом костюме нет.
Вид с тыльной стороны. Тоже своего рода парадное украшение к визиту высокого гостя. Называется "учиидэ", позволяет продемонстрировать богатство и хороший вкус хозяев дома, не отвлекая дам этого дома, занятых собственно приемом высоких гостей.
Офицеры двора, сидящие на табуретах, покрытых тигровыми шкурами.
Императорская охрана.
"Весьма изысканное, непохожее на обычное угощение подали принцам и высшим сановникам. Все захмелели, когда же спустились сумерки, хозяин дома призвал музыкантов из Музыкальной палаты. Ничего торжественного не исполнялось, звучала тихая, изящная музыка, а мальчики-придворные танцевали."
Танцующие мальчики, сыновья благородных придворных.
Одна из лодок с музыкантами, в форме мифической птицы рух.
Вторая лодка с музыкантами, в форме дракона.
Дамы дома Гэнджи готовят изысканное угощение, которое и подали гостям.
"Гэндзи вспомнился достопамятный праздник Алых листьев во дворце Красной птицы. Когда заиграли старинный танец «Возблагодарим Государя за милости», вышел сын министра двора, мальчик лет десяти, и с большим мастерством стал танцевать. Государь, сняв с себя платье, пожаловал ему, а министр двора, спустившись в сад, прошелся в благодарственном танце."
Один из придворных держит платье, пожалованное государем министру двора.
"Разноцветные, темные и светлые, листья, разметанные вечерним ветром, расстилались драгоценной парчой, делая землю в саду похожей на пол в галерее, а по парче этой кружились в танце прелестные мальчики - отпрыски знатнейших столичных семейств. Они были облачены в зеленые и красновато-серые верхние платья, из-под которых, как полагалось, выглядывали коричневые и сиреневые нижние. Волосы их были уложены по-детски и украшены причудливыми шапочками. Исполнив несколько коротких танцев, они вернулись под сень алых листьев, а тут и день, к досаде всех присутствующих, подошел к концу."
Мальчики в костюмах для придворных танцев "бугаку". Слева, в красном, представляет льва. Справа - дракона.
Придворные дамы из внутренних покоев наслаждаются музыкой. Видны короба с подаренной одеждой.
"Особой площадки для музыкантов не устраивали, когда же стемнело, стали музицировать в доме, причем хозяин велел принести необходимые инструменты из Книжного отделения. И вот в самый разгар изящных утех перед тремя высочайшими особами положили кото. С умилением вслушивался Государь из дворца Красной птицы в знакомый голос «монаха Уда»…"
На переднем плане - Югири, сын Гэнджи, с флейтой. За ним - сам Гэнджи с кото "монах Уда".
"- Осень не раз
Платье старца дождем кропила,
Но до этого дня
Не видал он такой прекрасной
Осенней листвы…-
сказал он, и печаль звучала в его голосе… А нынешний Государь ответил:
- Разве можно считать
Эти алые листья обычными?
О далеких годах,
Ставших преданьем, напомнила
Мне сегодня парча в саду…
Его красота с годами стала еще совершеннее, он казался истинным подобием Гэндзи. Тюнагон тоже был здесь, и его удивительное сходство с Государем бросалось в глаза. Разумеется, Государь был благороднее и величественнее; впрочем, не исключено, что это простая игра воображения. Пожалуй, черты Тюнагона были даже ярче и изысканнее… А с каким поистине неподражаемым изяществом подносил он к губам флейту!..
Среди придворных, которые пели, стоя на лестнице, красотой голоса выделялся Бэн-но сёсё.
Право, бывают ли семьи счастливее?.."
Из главы 34й "Первая зелень-1".
Гэнджи (Хозяин дома на 6й линии) - 40 лет.
Югири (Тюнагон), сын Гэнджи - 19 лет.
Леди Мурасаки (госпожа Весенних покоев), жена Гэнджи - 32 года.
"В том году Гэндзи исполнялось сорок лет, и мог ли двор пренебречь этим событием? В столице только и говорили что о готовящемся празднестве, но сам Гэндзи, никогда не любивший пышных торжеств, которых великолепие для многих оборачивается тяжкими страданиями, отказался от всех почестей."
Празднование 40-летия Гэнджи.
"Для церемонии приготовили особые покои в западной части главного дома. Повесили новые занавеси, поставили новые ширмы, старую же утварь убрали. Решено было отказаться от высоких стульев, которые наверняка придали бы церемонии излишнюю торжественность, и ограничиться сорока циновками, разложив на них сиденья и расставив скамеечки-подлокотники. Праздничная утварь была подобрана с необыкновенным изяществом. На четыре инкрустированные перламутром подставки поставили четыре ларца, наполненные летними и зимними нарядами, рядом разместили горшочки с благовониями, шкатулки с целебными снадобьями, тушечницы, шкатулки с принадлежностями для мытья головы и для прически - при всей своей скромности эти предметы отличались удивительной утонченностью. Подставки для головных украшений, сделанные из аквилярии и сандала, были украшены тонкой резьбой. Сами же шпильки - как обычно, золотые или серебряные - поражали взор мастерством исполнения и изысканностью оттенков. В некоторой их необычности угадывалось влияние тонкого вкуса госпожи Найси-но ками. Вместе с тем устроительнице удалось избежать чрезмерной пышности."
Гости церемонии и подарки.
"Гэндзи так моложав и так хорош собой, что, глядя на него, трудно удержаться от мысли: «Полно, уж не ошиблись ли мы, празднуя его сорокалетие?» Разве можно поверить, что перед вами почтенный отец семейства?"
Именинник собственной персоной. Справа от него на красной подставке - "рюмка" с саке. Перед ним - парадно сервированная торжественная трапеза.
"Гэндзи поднесли сорок корзин с плодами, сорок китайских ларцов. Все знатные гости, начиная с Тюнагона, один за другим подходили к нему со своими дарами. Затем гости угощались вином и супом из первой зелени. Перед хозяином стояли четыре столика из аквилярии с изящно расставленными на них чашами и блюдами превосходной современной работы."
Слева - Гэнджи, на переднем плане - подаренная ему одежда.
Справа - гости угощаются.
Из главы 35й "Первая зелень-2".
Гэнджи (бывший министр, господин дома на 6й линии) - примерно 45 лет.
Леди Мурасаки (госпожа Весенних покоев), жена Гэнджи - 37 лет.
Леди Акаши-младшей (нёго, императрица Акаши), дочь Гэнджи - примерно 18 лет.
Леди Акаши, возлюбленная Гэнджи - 36 лет.
"В том году госпоже Весенних покоев исполнялось тридцать семь лет. Однажды, с умилением вспоминая вместе прожитые годы, Гэнджи сказал:
- В нынешнем году вам следует быть осторожнее и больше времени отдавать молитвам. У меня слишком много забот, и я могу что-нибудь упустить. Постарайтесь же ничего не забыть. Если вы сочтете, что необходимо отслужить особые молебны, скажите мне, и я отдам соответствующие распоряжения. Как жаль, что монах Содзу уже покинул этот мир. Разве может кто-то его заменить?"
Покои леди Мурасаки, по поверьям, вступившей в опасный для женщины возраст - 37 лет.
"Поздней ночью она наконец легла, а на рассвете почувствовала сильные боли в груди. Прислужницы, поспешившие к ней на помощь, предложили известить господина, но госпожа решительно запретила им это делать и, превозмогая мучения, дождалась утра. Ей становилось все хуже, начался жар. Гэндзи же не появлялся, а дамы не решались послать за ним.
Скоро пришел посланный от нёго, и ему сообщили, что госпожа заболела. Встревожившись, нёго сама известила о том Гэндзи, и он поспешил в Весенние покои, где застал госпожу в весьма тяжелом состоянии.
- Что с вами? - спросил он, взяв ее за руку. Тело ее горело, и, вспомнив их недавний разговор, Гэндзи испугался.
Подали угощение, но он и смотреть на него не мог.
Целый день Гэндзи не отходил от ложа больной, любовно ухаживая за ней. Она с отвращением отворачивалась даже от самой легкой пищи и совсем не вставала."
Гэнджи тревожится у занавески, закрывающей внутренние покои леди Мурасаки.
Прислужница леди Мурасаки с лекарством для госпожи.
"Можно было подумать, что весь дом держался на одной госпоже. Нёго тоже переехала на Вторую линию и вместе с Гэндзи ухаживала за больной.
- Боюсь, как бы злые духи не воспользовались вашим положением. Лучше поскорее возвращайтесь во Дворец, - забывая о собственных страданиях, говорила госпожа и, глядя на прелестную маленькую принцессу, плакала.
- Как жаль, что я не увижу вас взрослой! - сокрушалась она. - Наверное, вы очень скоро забудете обо мне.
Нёго не могла сдержать слез.
- Вы не должны так думать! - рассердился Гэнджи. - Теперь это не к добру. Всегда следует надеяться на лучшее. Судьба человека очень часто зависит и от его душевных качеств. Людям талантливым, с широким взглядом на мир обычно сопутствует удача, люди же ограниченные, даже будучи вознесенными судьбой достаточно высоко, редко обретают душевный покой и живут в довольстве. Жизнь людей нетерпеливых, как правило, полна превратностей, люди же спокойные, уравновешенные живут дольше других. Я знаю тому немало примеров."
Больная леди Мурасаки (слева, в белом). Справа - дочь Гэнджи леди Акаши-младшая, нёго. В центре - дочь нёго, маленькая принцесса, внучка Гэнджи.
"Взывая к буддам и богам, Гэнджи превозносил заслуги больной и напоминал о том, сколь незначительны ее прегрешения. Достопочтенные священнослужители, адзари, призванные в дом для свершения обрядов, ночные монахи, видя, сколь велико его горе, не скрывали своего сочувствия и все силы отдавали молитвам.
Иногда на пять или шесть дней больной становилось лучше, но тут же снова наступало ухудшение. Так шли дни и луны. «Что с нею станется? Неужели никакой надежды?» - печалился Гэндзж. Злые духи никак не обнаруживали своего присутствия. Нельзя было сказать, что послужило причиной недомогания. Просто госпожа с каждым днем слабела, повергая сердце Гэнджи в отчаяние."
Буддийские священники, молящиеся о выздоровлении леди Мурасаки.
Главный священник.
Монахи, пытающиеся молитвой перенести злых духов, мучающих леди Мурасаки, на специальных медиумов-"заместителей".
"Даже после того как жизнь вернулась к госпоже, Гэнджи долго не мог унять мучительного беспокойства и заказывал все новые и новые молебны. Миясудокоро и живая была ему неприятна, а уж в этом неожиданном, страшном обличье тем более. При одной мысли о ней он содрогался от ужаса. Даже заботы о Государыне-супруге не доставляли ему теперь отрады, и в конце концов, придя к выводу, что все женщины по природе своей греховны, Гэнджи проникся величайшим отвращением к миру. В том, что это была именно миясудокоро, он не сомневался, ибо кто, кроме нее, мог подслушать слова, произнесенные им однажды, когда они беседовали с госпожой наедине? Как тяжело было у него на душе! Госпожа упорствовала в своем желании стать монахиней, и, рассудив, что это и в самом деле может оказать на нее благотворное действие, Гэнджи разрешил ей подстричь волосы на темени и принять первые пять обетов."
Из главы 37й "Флейта".
Гэнджи (бывший министр, господин дома на 6й линии) - 49 лет.
Леди Акаши-младшей (нёго, императрица Акаши), дочь Гэнджи - примерно 21 год.
Югири (Удайсё), сын Гэнджи - 28 лет.
"Удайсё заказал поминальное чтение сутр в Отаги и распорядился, чтобы соответствующие молебны отслужили в храме, который особенно чтил ушедший. «А как поступить с флейтой? - спрашивал он себя. - Ее подарила мне миясудокоро, и, кажется, она имеет весьма древнее происхождение. Возможно, я совершил бы доброе дело, отдав ее в дар Будде, но все же не стоит с этим торопиться». И Удайсё отправился в дом на Шестой линии.
Ему сообщили, что Гэнджи находится в покоях нёго из павильона Павлоний. Навстречу ему выбежал Третий принц. Ему едва исполнилось три года, и он был самым миловидным из детей Государя. Его воспитанием особо занималась госпожа Мурасаки."
Югири (Удайсё) и Третий принц, сын леди Акаши-младшей, внук Гэнджи. Справа виден Второй принц.
Слева в глубине из-за занавесей выглядывает Каору, сын Третьей принцессы и Гэнджи (официально).
"«Что за милое дитя!» - умилился тот и отправился в покои нёго.
Там он нашел Гэнджи, который, растроганно улыбаясь, наблюдал за игрой Второго принца и сына Третьей принцессы. Удайсё опустил Третьего принца на пол в углу комнаты, и Второй принц, заметив это, сразу же подбежал к нему.
- Удайсё, подними и меня, - просит он.
- Нет, это мой Удайсё! - заявляет Третий принц, вцепившись в его рукав.
- Только очень дурные дети могут так себя вести, - пеняет им Гэнджи. - Господин Удайсё - телохранитель Государя, а вы спорите, кому им владеть. Должен сказать, что меня чрезвычайно огорчает поведение Третьего принца. Старшим надо уступать, а он всегда об этом забывает."
Второй принц бежит обниматься с Югири, бросив карты, в которые играл до того.
Гэнджи наблюдает за сыном и внуками. За ним из-под занавесей виден краешек платья леди Акаши-младшей.
"Удайсё, которому до сих пор не удавалось хорошенько разглядеть сына Третьей принцессы, решил воспользоваться случаем и, когда мальчик выглянул из-за занавесей, поманил его к себе, призывно помахивая упавшей на землю сухой веткой вишни. Тот сразу же подбежал. На нем не было ничего, кроме темно-лилового верхнего платья, его пухлое тельце сверкало белизной, красив же он был так, что даже принцам было до него далеко. Возможно, другой человек ничего бы и не заметил, но от внимательного взгляда Удайсё не укрылось, что глаза у мальчика совершенно такие же, как у покойного Гон-дайнагона, - очень блестящие, с необыкновенно изящным разрезом. Правда, взгляд гораздо уверенней, и все же… А когда полные, алые губы ребенка раздвинулись в улыбке, сходство стало просто поразительным. «Нет, нет, - испугался Удайсё, - не ищи я этого сходства… Ведь не может же отец ничего не замечать?» И ему еще сильнее захотелось узнать правду.
Дети Государя были весьма миловидны. Какое-то неизъяснимое благородство уже теперь сквозило в чертах их, в движениях, но, как знать, когда б не принадлежали они к высочайшему семейству… А этот ребенок был не только благороден, но и красив поразительной, редко встречающейся в нашем мире красотой.
«Увы, если мои подозрения не лишены оснований, - подумал Удайсё, сравнивая мальчиков между собой, - разве не преступление скрывать правду от несчастного отца, который, до сих пор оплакивая сына, больше всего страдает из-за того, что от ушедшего не осталось никакой памяти, что нет у него внука, который стал бы ему утешением в горе?»"
"Решив, что такого случая в другой раз не дождешься, Удайсё придвинулся поближе и рассказал об увиденном сне. Молча выслушав его, Гэнджи долго не отвечал. Разумеется, он сразу же догадался…
- Эта флейта по некоторым причинам должна быть передана мне, - сказал он наконец. - Она принадлежала когда-то государю Ёдзэй, затем перешла к покойному принцу Сикибукё, очень ею дорожившему. Уэмон-но ками с детства оказывал замечательные успехи в музыке, и однажды, когда мы любовались цветами хаги, принц Сикибукё, восхищенный его игрой, подарил ему эту флейту. А миясудокоро, видимо не зная всех обстоятельств, преподнесла ее вам.
«„Услаждать детей и внуков…“ Но кто, кроме… Несомненно, именно его он и имел в виду, - думал Гэнджи. - Боюсь, что Удайсё обо всем догадался, да это и немудрено при его проницательности…»
Видя, что Гэнджи переменился в лице, Удайсё совсем смутился и долго не мог вымолвить ни слова. Однако желание выяснить все до конца оказалось сильнее, и с нарочитой небрежностью, словно случайно вспомнив, он сказал:
- Я был у Уэмон-но ками незадолго до его кончины и выслушал его последнюю волю. Помимо всего прочего он несколько раз повторил, что очень виноват перед вами и хотел бы просить у вас прощения. Но за что? Я до сих пор не могу себе представить, что он имел в виду, и это тревожит меня.
«Да, я был прав, он знает, - подумал Гэнджи, слушая сбивчивый рассказ Удайсё. - Но стоит ли ворошить прошлое?»
Некоторое время Гэнджи сидел молча, делая вид, будто размышляет над словами Удайсё, затем сказал:
- Увы, я и сам не могу припомнить. По-моему, я никогда не говорил ничего, что задело бы его настолько, что ему так и не удалось изгладить из памяти… Дайте же мне время поразмыслить над вашим сном, и мы побеседуем об этом как-нибудь в другой раз. Я слышал от дам, что ночью не следует говорить о подобных вещах; возможно, они правы…
Словом, Гэнджи удалось уклониться от прямого ответа, и Удайсё смутился, подумав, что, сам того не желая… Так, во всяком случае, мне рассказывали…"
Еще немного фотографий этих же сцен, но подробнее и в других ракурсах, есть на Яндексе.