Наступила суббота, а значит время страшных сказок. Конец четвертой главы ненаписанного романа, как никак. Рассматривая дюреровских всадников Апокалипсиса принимаюсь за рассказ...
Сморщенный человечек, Рингу по грудь, кожа - цвета дешевого соевого шоколада, колотил ногами и извивался, будто в эпилептическом припадке. Локти его были крепко стянуты за спиной куском шпагата, а в рот вместо кляпа люди добрые глубоко забили ему искусственную ритуальную бороду из лыка.
Худой лысый детина в спортивном костюме вскарабкался на здоровенный дуб, самые тонкие ветки которого, без сомнения, выдержали бы с десяток гномов. Он сосредоточенно привязывал к ветвям длинный кусок черного блестящего кабеля.
Ринг подумал, что было бы опрометчиво вмешиваться в действо, особенно после такой страшной ночи, когда сам чудом уцелел, глубоко вздохнул и полез в толпу.
- Что же это за самоуправство, люди добрые?! - громко вопросил он, силясь перекричать доносящийся со всех сторон веселый матершинный гул.
Как ни странно, ему это мгновенно удалось.
- Какое же самоуправство? - удивленно провозгласил приземистый коротышка, широко раскрыв от возмущения и без того не маленькие глаза. - Самый праведный суд Доктора Линча, только дегтя мы пожалели, а перья сейчас бабка Дижон принесет, старую перину пошла распороть…
Он замолчал буквально на секунду, поправил старый безразмерный пиджак, после чего будто прозрел:
- Кто ты, собственно, мать, такой, чтобы пред тобой отчитываться, и отца туда-же?! Не отправиться ли тебе как можно быстрее туда, откуда ты на свет народился, а может и подальше?
Толпа одобрительно загудела. Ринг огляделся внимательнее. Вокруг стояли обыкновенные деревенские жители, не сильно злые, но и не то, чтобы добрые. По виду их было понятно, что происходящее - не развлечение, но акт справедливого возмездия.
- Я - простой путник, - осторожно проговорил Ринг. - И кажется мне, что повешение должно сопровождаться как минимум неким судебным разбирательством, а как максимум, присутствием присяжных и адвоката.
- Ни хрена себе, путник! - расхохотался здоровенный бородач, закуривая папиросу настолько крепкую, что клубы дыма могли, казалось, уничтожить табун лошадей, и остановить танк. - Видать, ты издалека, коли законов наших не знаешь. Так и быть, разъясним. С тех самых пор, как прошли здесь адепты закона и порядка, и учредили самоуправство, демократией именуемое, пуще всего не терпим мы воровства. Свое имей, а чужое брать не моги!
Знаток местного правоведения ткнул папиросой в сторону гнома, на шею которого уже прилаживали петлю.
- Эта недоросшая скотина кур наших п…, - он запнулся, - похищала. За этим занятием была остановлена и пресечена на корню!
Он удовлетворенно хмыкнул и стер со лба выступивший пот. Видно было, что такая долгая и связная речь давалась ему с трудом.
В этот момент гном особенно яростно дернулся, ему почти удалось выплюнуть кляп, было очевидно, что он что-то желает сказать.
- Дайте ему хоть слово сказать, - указал Ринг, медленно отступая к машине, где на сиденье по-прежнему лежала винтовка.
Толпа угрожающе двинулась за ним.
- А ты, дружок, часом, не гномолюб ли? Может, ты не знаешь, что твари эти с Нечистыми Богами якшаются? Что они в стойбищах своих на полнолуние творят? Вот, давеча, как раз таковое природное явление и наблюдалось…
До машины оставалась всего пара шагов. Ди-джей тянул время как мог.
- Хоть гном и виноват, последнее слово ему причитается. Уж если вы творите правосудие, так будьте справедливы во всем…
Где-то недалеко закукарекал петух. Было слышно, как шелестит высокая полынь вдоль дощатых заборов. Толпа на мгновение замолкла. Этого людям в голову не приходило. Потом все заговорили разом, даже женщины, кутавшиеся в ритуальные платки кислотных расцветок, скрывавшиеся до этого за спинами своих мужей, стали визгливо обсуждать возникшую проблему. Мнения разделились: одни считали, что недочеловеки созданы не для того, чтобы речи говорить, а чтобы, мать, на дубах болтаться, другие же резонно замечали, что послушать - это даже по-человечески, а потом - пусть его болтается. Все равно никто не узнает. Третьи, которых пока было меньшинство, но не было сомнений, что полку их прибудет, предлагали вздернуть случайного приезжего рядом с гномом.
Пока продолжалось обсуждение, гном освободился от кляпа, и заорал что есть мочи безо всякого, свойственного горцам, акцента:
- Откуп дам!
Этот страшный хрип исчерпал все его силы. Он привалился к дубу, провод на его шее слегка натянулся.
Предложение заинтересовало заводил. Они переглянулись, бородач подошел к гному вплотную, наклонился так близко, что мог прожечь папиросой гномий глаз, прошипел:
- Что еще за откуп, зараза? Лучше вздернем…
Гном устало замотал головой.
- В лесу, километр отсюда, стоит машина, темно синяя «Саламандра», она сетью маскировочной закрыта. Там деньги… Много…
Бородач недоуменно почесал подбородок. Видимо в его бородатой голове не укладывалась мысль, что у гнома может быть машина, права, нет, что гномы, вообще, способны водить машины. Особенно гномы, скачущие по окрестным лесам средней полосы с голыми задницами.
- Брешешь, - с сомнением протянул он.
- Да что нам терять-то. Он привязанный стоит, - заорала дородная женщина, кутающаяся в крупную шаль особенно фантасмагорической расцветки. - Он постоит, а кто-нибудь сходит, поглядит. Подождем маленько.
Она довольно взмахнула копной обесцвеченных волос.
Пока длилась перепалка, Ринг, наконец, добрался до желанной машины, медленно, не привлекая к себе внимания, потянул из салона винтовку. Он уже представлял себе примерное развитие сюжета. Сначала будут долго ругаться, решая, кому идти, чтобы отважные разведчики не прикарманили деньги и привезли тачку целой и невредимой. Потом несчастного гнома вздернут, причем независимо от того, будут деньги или их не будет. Но Ринг решил любой ценой этого не допустить.
Он поднял винтовку и выстрелил в воздух. Казалось, повинуясь этому магическому акту, в тучах внезапно образовался просвет, ослепительно засияло солнце. Многие дернулись бежать. Но с десяток самых неугомонных осталось. Они зло пялились на Ринга, прикидывая, как побыстрее и побезопаснее навалиться и свернуть его ди-джейскую шею. Начинать первым, однако, никто не желал.
- Убивать не хочу, но, видимо, придется, - холодно сказал Ринг, примечая, как расходятся нападающие.
Он прицелился и выстрелил. Коротышка в пиджаке времен войны с Темными Хозяевами рухнул в пыль, завывая, обхватил ногу повыше колена. Его пальцы мгновенно залила кровь.
- Заберите страдальца, - распорядился ди-джей, поведя стволом винтовки в сторону раненного.
Испуганные кандидаты в мастера заплечных дел принялись неумело хлопотать вокруг подстреленного. Ринг вытащил из бардачка бумажник, бросил его в дорожную пыль.
- Вот вам на лечение, а за одно за моральный ущерб. Развяжите гнома, приведите его сюда.
Неуклюже разминая затекшие конечности, и близоруко щурясь, гном с трудом забрался в машину. Ринг вскочил в джип вслед за ним, рванул по улице задним ходом. Почти сразу от лобового стекла отскочил метко брошенный кусок кирпича, стекло расцвело мелкими трещинками, но выдержало. Джип с ревом вылетел из деревни, ди-джей заметил в зеркальце заднего вида, как с одной стороны улицы появляются мужики с охотничьими ружьями, а на встречу им, недоуменно оборачиваясь на несущийся джип, семенит старушка - божий одуванчик, с трудом удерживая в руках здоровенную распоротую перину, из которой непрерывно сыпались пух и перья.