(no subject)
Раньше я всегда была по другую сторону диктофона.
Хотя, признаюсь, нервничала всегда перед каждым интервью, словно не я задаю вопросы, а мне.
Интервью всегда было моей любимой частью работы, возможно даже смыслом - когда все организационные моменты позади, а до написания материала еще пару часов, остановок метро, чашек кофе и исписанных страниц.
Когда ты тет-а-тет с собеседником, и ты впитываешь в себя его историю, пытаясь не обронить ни капли.
Офисы, переговорные комнаты, квартиры, лавочки в парках, изысканные рестораны, кулуары парламента - где только я не встречалась с героями своих статей.
А лучше всего до сих пор помню почему-то Нуриддина, клоуна Нурика, который ждал меня в прокуренной комнатке в глубине подвальной пивнушки центра Киева. Столько было во всем этом честности, простоты и какой-то печальной прогорклости - клоуны, ведь, на самом деле, в некотором смысле очень грустная профессия.
Все истории до сих пор живут во мне, и я надеюсь, мне еще доведется поговорить по душам не с одним чудесным человеком.
Но в этот раз я давала интервью, первое в своей жизни, и, признаюсь, каждое слово казалось глупостью, хотелось все отменить и переделать :)
Но оно вышло, и я одновременно очень смущаюсь и радуюсь.
Хотя, признаюсь, нервничала всегда перед каждым интервью, словно не я задаю вопросы, а мне.
Интервью всегда было моей любимой частью работы, возможно даже смыслом - когда все организационные моменты позади, а до написания материала еще пару часов, остановок метро, чашек кофе и исписанных страниц.
Когда ты тет-а-тет с собеседником, и ты впитываешь в себя его историю, пытаясь не обронить ни капли.
Офисы, переговорные комнаты, квартиры, лавочки в парках, изысканные рестораны, кулуары парламента - где только я не встречалась с героями своих статей.
А лучше всего до сих пор помню почему-то Нуриддина, клоуна Нурика, который ждал меня в прокуренной комнатке в глубине подвальной пивнушки центра Киева. Столько было во всем этом честности, простоты и какой-то печальной прогорклости - клоуны, ведь, на самом деле, в некотором смысле очень грустная профессия.
Все истории до сих пор живут во мне, и я надеюсь, мне еще доведется поговорить по душам не с одним чудесным человеком.
Но в этот раз я давала интервью, первое в своей жизни, и, признаюсь, каждое слово казалось глупостью, хотелось все отменить и переделать :)
Но оно вышло, и я одновременно очень смущаюсь и радуюсь.