Мымика
Где ж мой логос, скупой и дикий? А это, блядь, что - домик для лисички?!* Мой крепенький, науглероженный домик. Всегда беру его с собой, переносочку мою. Везде ношу свою семейку. Судорожное своё гнёздышко. Идиотик я, по соплям мне, в самые щи.
Бытует мнение, что клоунада - это тень комедии. Я не согласен с этим мнением. Еще люди когда-то полагали, что шут должен быть публицистом и советником. Меня такое мнение в известной степени пугает. Клоуны же меня не пугают. Клоун - это человек, которого не взяли в цирк, человек, хотящий рассмешить, но ему оно не в подым.
Вот он, клоун:
Клоун - это стыдно за себя, за дедушку, за президента Лукашенко.
Зачем вообще смеяться, я не знаю. Смеяться - самое плёвое дело, наименьшее сопротивление. Разрушение, конечно, но вроде как ящерице хвост сорвать: на чуть-чуть, самоудовлетворенье. А я обычно хочу убедиться, что расстарался вовсю, да результат - не мой он, от соседа.
Муратова посредством антре «Два в одном» опять взялась за истину «все хорошие вещи смеются» и сделала сальто, перекошенный мах, мисти-флип: бывшая изначальной, истина сделалась конечной. Смех кубарем покатился в общую выгребную яму с пердежом повешенных и бульканьем утопленников, кашлем и посвистом в кляп. Смех оказался предвестием сломанной шеи и поводом получить в челюсть. Кто смеется - тот дурак. Муратова, карусельная старуха, щекочет насмерть.
И глумится еще немножко над трупом, который уже лапки манерно задрал, как Пьеро в арлекинаде. Это ласковое обращение. Однако безостановочное. Как сумасшедшая мамаша тетешкается - умаивает. Это добивка: «А еще? Еще глоточек, еще икриночку? Чего ты ресничками хлопаешь? Ух ты мой сивка. Ра-ца-ца. Не брыкайся, накажу». Утёрла носик-курносик - и по ебалу. В общем, ведет себя непринужденно.
Наверное, если человек смеется, то ему действительно ничего не осталось. Отлетали рюмочки, отсверкали лампочки. Теперь их только в пасть пихать. Каждую улыбку считайте за ошибку.
Это худший из миров - ковёрный. Цирк полудохлых номеров и недоношенных интермедий, где нет ничего важного и счастливого. Мир-каюк с безвыходной тупой динамикой. Здесь таких нет.
* Милослав, Вы лучше Каннингема
Бытует мнение, что клоунада - это тень комедии. Я не согласен с этим мнением. Еще люди когда-то полагали, что шут должен быть публицистом и советником. Меня такое мнение в известной степени пугает. Клоуны же меня не пугают. Клоун - это человек, которого не взяли в цирк, человек, хотящий рассмешить, но ему оно не в подым.
Вот он, клоун:
Клоун - это стыдно за себя, за дедушку, за президента Лукашенко.
Зачем вообще смеяться, я не знаю. Смеяться - самое плёвое дело, наименьшее сопротивление. Разрушение, конечно, но вроде как ящерице хвост сорвать: на чуть-чуть, самоудовлетворенье. А я обычно хочу убедиться, что расстарался вовсю, да результат - не мой он, от соседа.
Муратова посредством антре «Два в одном» опять взялась за истину «все хорошие вещи смеются» и сделала сальто, перекошенный мах, мисти-флип: бывшая изначальной, истина сделалась конечной. Смех кубарем покатился в общую выгребную яму с пердежом повешенных и бульканьем утопленников, кашлем и посвистом в кляп. Смех оказался предвестием сломанной шеи и поводом получить в челюсть. Кто смеется - тот дурак. Муратова, карусельная старуха, щекочет насмерть.
И глумится еще немножко над трупом, который уже лапки манерно задрал, как Пьеро в арлекинаде. Это ласковое обращение. Однако безостановочное. Как сумасшедшая мамаша тетешкается - умаивает. Это добивка: «А еще? Еще глоточек, еще икриночку? Чего ты ресничками хлопаешь? Ух ты мой сивка. Ра-ца-ца. Не брыкайся, накажу». Утёрла носик-курносик - и по ебалу. В общем, ведет себя непринужденно.
Наверное, если человек смеется, то ему действительно ничего не осталось. Отлетали рюмочки, отсверкали лампочки. Теперь их только в пасть пихать. Каждую улыбку считайте за ошибку.
Это худший из миров - ковёрный. Цирк полудохлых номеров и недоношенных интермедий, где нет ничего важного и счастливого. Мир-каюк с безвыходной тупой динамикой. Здесь таких нет.
* Милослав, Вы лучше Каннингема