Мои друзья и я
Настоящий друг с тобой, когда ты не прав. Когда ты прав, всякий будет с тобой. (с)
Много лет назад, под строжайшим грифом секретности, Советский Союз пересылал в Индию денежки на строительство идеального мира. Южная страна оказалась подопытным кроликом в схватке за эфемерное счастливое будущее, а ее первые поселенцы - людьми, чьи жизни навсегда стали "идеальными". Ну, почти...
Данная "страна" существует до сих пор - въезд туда строго ограничен. Чтобы попасть в райский уголок, нужно еще доказать местному правительству, что ты всего себя без остатка планируешь посвятить строительству общества будущего.
Поняла я одну важную вещь: едут туда не те, кто ищет лучшее место, а те, кто окончательно и бесповоротно потеряли себя. Те, чья семья для них - висящий на шее груз, который тянет на дно озера, не давая ни продохнуть, ни посмотреть на мир широко открытыми глазами. Те, чья работа для них - бесполезное протирание штанов в душном офисе, бесцельно прожитые годы и бессчетное количество выпитых чашек кофе. Те, чьи друзья давно превратились во врагов. Те, у кого друзей нет.
Мой первый друг был на две головы выше меня, с забавной хитринкой в глазах и бойким именем "Дениска". Мы совершенно честно попеременно вдвоем играли в куклы, а затем в машинки. Помню, как любили с ним зиму и валяться в снегу. А еще любили театр и Данкин Донатс. Его машинку я как-то запустила под закрытую дверь, за что моментально была прощена. Мы вместе играли в компьютерные игры (опять же, квесты и стрелялки по очереди, а иногда и в принцесс). Денис научил меня вполне сносно управлять рулем (видимо, это какая-то приставка - я не разбираюсь), когда мне было четырнадцать.
Потом мы разъехались. С юга я уехала на север, потом он тоже куда-то переехал...
И до сих пор я искренне верю в то, что это была моя первая настоящая дружба. Как любовь - только крепче.
С Настей мы познакомились на каникулах. Я сидела на скамейке и беззаботно, с умным видом играла в шахматы "сама с собой". Шахматы были очень дорогие, а ветер временами поднимался такой силы, что я боялась, как бы драгоценные фигурки не поразлетались в разные стороны. Красивую худенькую девочку (баскетбольного, правда, роста) я заприметила сразу: остальные девчонки уже сформировали свою компашку, и туда я соваться боялась, опасаясь давки авторитетов. Настя первая подошла и без обидняков спросила: "Привет. А давай дружить?". Я, не раздумывая, согласилась.
Настя видела во мне человека, которого мало кто видел или хотел замечать. Она слушала, как я фальшиво беру верхние ноты, пакостничала со мной на пару и играла на пианино. На пианино она играет лучше всех! А еще она заставила меня полюбить настольный теннис, а я ее - велосипед. Я научила ее собирать землянику и есть ее тут же, а она меня - как сочинять частушки.
Именно Настя мне когда-то давно сказала: "Оля, твоя доброта тебя до добра не доведет".
Я тогда посмеялась, махнула рукой и заявила, что доброму человеку все двери открыты и все люди рады. Настя пожала плечами - дескать, как знает. Она как в воду глядела.
Я тщетно пытаюсь сломать себя, переделать, перестать тащить людей на своем горбу, а взяться хотя бы раз в жизни за себя. Это сложно, но я пытаюсь. На то у меня есть мечты.
Настя будет врачом, а я приеду к ней, и мы вместе, как обычно, будем смеяться до потери сознания, крутить велосипедные педали задом наперед и играть ракетками от настольного тенниса в теннис большой.
Труднее всего, наверное, было с Маринкой, которую я ласково всю жизнь кликала Маруськой. Мы подружились еще в детском саду в первый же день, как я пришла. Как сейчас помню: забились в угол группы и шушукались обо всем на свете, а после того дня все стали делать вместе. В школе даже потом мы же сами пустили слушок, будто мы сестры, и все нам поверили.
Почему с ней было тяжело? Наверное, потому что я ее обожала.
Трудно объяснить десятилетнему ребенку "не восхваляй друга своего", ибо последствия столь слепой любви можно опробовать только на собственной шкуре. Только наступив на собственноручно подставленные грабли, больше к ним не приблизишься.
Я сильно ревновала подругу к другим девочкам, которых она звала "мои подружки". Ненавидела, когда Маруся за моей спиной меня обсуждала. Терпеть не могла, когда подставляла. Но терпела. Думала, раз мы друзья, то все обязательно должно наладиться.
Однажды я показала ей свой личный дневничок - до сих пор помню, как она хохотала! А мне обидно было - до слез. Хотелось закричать от отчаяния, но я верила, что Маринкина страсть к доминированию в дружбе была лишь временным явлением, но я ошибалась.
Она была прирожденным лидером - таких поискать. Если она что-то делала, то непременно лучше всех. Не потому, что она так мечтала быть первой, а потому что это было у нее в крови. Вокруг нее всегда собиралось много народу, а я внезапно почувствовала себя собачонкой у властных ног.
Пять лет назад Маринка улетела в Нью-Йорк, а прошлой осенью даже приезжала в Москву. Мы долго гуляли, вспоминали общее детство. Она сказала мне: "Ты совсем не изменилась", а я с горечью подумала: "Ты тоже". Она по-прежнему как бы между делом упоминала о своих грандиозных планах и победах, великих друзьях, которые всегда рядом.
Может, я боюсь признаться в этом даже себе, но я люблю ее по-прежнему. И очень жду.
Лиза была неформальной. Во всех отношениях. Она носила чудаковатые украшения, все время что-то лепила, верила в нирвану и не верила в непорочное зачатие. Дома у нее всегда были звери, сестра и сосиски в тесте, которые ее мама неизменно пекла на каждый Лизкин День Рождения. Манией величия, впрочем, как и излишней скромностью, она не страдала. Всегда мечтала уехать в Индию и крутить там хвосты коровам. Любила как-то специфично по-еврейски корчить рожи и носить дурацкие прически.
Собаку ее звали Изюм, хотя, сколько себя помню, это была девочка. Поговаривали, беднягу хотели сначала назвать Укропом, но не хотели уж совсем издеваться над бедным животным. Имена подбирали исключительно из Лизкиных гастрономических антипатий.
Сейчас Лиза учится в рекламном колледже, но, наверное, все так же мечтает крутить коровам задние оконечности.
Хуже всех, наверное, помню Юлю. У нее тоже была собака - Тигра - неизвестной породы псина с рыжими полосками на коричневой шкурке. На День Рождения я подарила как-то Юле книгу этикета, а еще она все время напоминала мне птичку: с клювиком-носиком и маленькими юркими глазками. Думаю, именно Юлин типаж я взяла для Юлиной тезки-героини из романа Спиной к небу. Даже имени меня не стала.
Еще помню, что, вдохновившись моим примером, Юля тоже начала писать. Прекрасно помню ее красный тонкий блокнот с листочками в клеточку, записанную мелким косым почерком историю и себя, с видом знатока оценивающую писанину. Люблю то время.
Оля стала моим отражением в зеркале. Нас ведь даже зовут одинаково, хотя это еще спорный вопрос. Меня - Ольга, а ее - просто Оля. Она простая - человек, который никогда ничего не будет скрывать, если это касается тебя. Да, у нее много секретов, но все про нее. Захоче - расскажет. Не захочет - смолчит.
Она вольная птица. Летает куда хочет, но за гнездо цепляется не потому, что выпасть боится, а потому что гнездо ей дорого. Каждая веточка складывается в витиеватый узор ее сердца. Это она сама.
Она любит правду и моду и ненавидит стереотипы, а еще очень уважает порядок, за что ее, в свою очередь, тоже очень уважаю.
А еще очень люблю другую Настю. Ту, что вечно с фотоаппаратом. Та, что по моим убеждениям, по-настоящему святой человек. Она как хрупкая скультура из света - чуть тронешь - рассыплется. Такая маленькая, красивая и по-своему гордая. Она знает, какое у нее место в жизни. А еще мы очень похожи в том, что обе любим то, что мы делаем. Я чувствую это.
Мои друзья - это то, что я есть.
Много лет назад, под строжайшим грифом секретности, Советский Союз пересылал в Индию денежки на строительство идеального мира. Южная страна оказалась подопытным кроликом в схватке за эфемерное счастливое будущее, а ее первые поселенцы - людьми, чьи жизни навсегда стали "идеальными". Ну, почти...
Данная "страна" существует до сих пор - въезд туда строго ограничен. Чтобы попасть в райский уголок, нужно еще доказать местному правительству, что ты всего себя без остатка планируешь посвятить строительству общества будущего.
Поняла я одну важную вещь: едут туда не те, кто ищет лучшее место, а те, кто окончательно и бесповоротно потеряли себя. Те, чья семья для них - висящий на шее груз, который тянет на дно озера, не давая ни продохнуть, ни посмотреть на мир широко открытыми глазами. Те, чья работа для них - бесполезное протирание штанов в душном офисе, бесцельно прожитые годы и бессчетное количество выпитых чашек кофе. Те, чьи друзья давно превратились во врагов. Те, у кого друзей нет.
Мой первый друг был на две головы выше меня, с забавной хитринкой в глазах и бойким именем "Дениска". Мы совершенно честно попеременно вдвоем играли в куклы, а затем в машинки. Помню, как любили с ним зиму и валяться в снегу. А еще любили театр и Данкин Донатс. Его машинку я как-то запустила под закрытую дверь, за что моментально была прощена. Мы вместе играли в компьютерные игры (опять же, квесты и стрелялки по очереди, а иногда и в принцесс). Денис научил меня вполне сносно управлять рулем (видимо, это какая-то приставка - я не разбираюсь), когда мне было четырнадцать.
Потом мы разъехались. С юга я уехала на север, потом он тоже куда-то переехал...
И до сих пор я искренне верю в то, что это была моя первая настоящая дружба. Как любовь - только крепче.
С Настей мы познакомились на каникулах. Я сидела на скамейке и беззаботно, с умным видом играла в шахматы "сама с собой". Шахматы были очень дорогие, а ветер временами поднимался такой силы, что я боялась, как бы драгоценные фигурки не поразлетались в разные стороны. Красивую худенькую девочку (баскетбольного, правда, роста) я заприметила сразу: остальные девчонки уже сформировали свою компашку, и туда я соваться боялась, опасаясь давки авторитетов. Настя первая подошла и без обидняков спросила: "Привет. А давай дружить?". Я, не раздумывая, согласилась.
Настя видела во мне человека, которого мало кто видел или хотел замечать. Она слушала, как я фальшиво беру верхние ноты, пакостничала со мной на пару и играла на пианино. На пианино она играет лучше всех! А еще она заставила меня полюбить настольный теннис, а я ее - велосипед. Я научила ее собирать землянику и есть ее тут же, а она меня - как сочинять частушки.
Именно Настя мне когда-то давно сказала: "Оля, твоя доброта тебя до добра не доведет".
Я тогда посмеялась, махнула рукой и заявила, что доброму человеку все двери открыты и все люди рады. Настя пожала плечами - дескать, как знает. Она как в воду глядела.
Я тщетно пытаюсь сломать себя, переделать, перестать тащить людей на своем горбу, а взяться хотя бы раз в жизни за себя. Это сложно, но я пытаюсь. На то у меня есть мечты.
Настя будет врачом, а я приеду к ней, и мы вместе, как обычно, будем смеяться до потери сознания, крутить велосипедные педали задом наперед и играть ракетками от настольного тенниса в теннис большой.
Труднее всего, наверное, было с Маринкой, которую я ласково всю жизнь кликала Маруськой. Мы подружились еще в детском саду в первый же день, как я пришла. Как сейчас помню: забились в угол группы и шушукались обо всем на свете, а после того дня все стали делать вместе. В школе даже потом мы же сами пустили слушок, будто мы сестры, и все нам поверили.
Почему с ней было тяжело? Наверное, потому что я ее обожала.
Трудно объяснить десятилетнему ребенку "не восхваляй друга своего", ибо последствия столь слепой любви можно опробовать только на собственной шкуре. Только наступив на собственноручно подставленные грабли, больше к ним не приблизишься.
Я сильно ревновала подругу к другим девочкам, которых она звала "мои подружки". Ненавидела, когда Маруся за моей спиной меня обсуждала. Терпеть не могла, когда подставляла. Но терпела. Думала, раз мы друзья, то все обязательно должно наладиться.
Однажды я показала ей свой личный дневничок - до сих пор помню, как она хохотала! А мне обидно было - до слез. Хотелось закричать от отчаяния, но я верила, что Маринкина страсть к доминированию в дружбе была лишь временным явлением, но я ошибалась.
Она была прирожденным лидером - таких поискать. Если она что-то делала, то непременно лучше всех. Не потому, что она так мечтала быть первой, а потому что это было у нее в крови. Вокруг нее всегда собиралось много народу, а я внезапно почувствовала себя собачонкой у властных ног.
Пять лет назад Маринка улетела в Нью-Йорк, а прошлой осенью даже приезжала в Москву. Мы долго гуляли, вспоминали общее детство. Она сказала мне: "Ты совсем не изменилась", а я с горечью подумала: "Ты тоже". Она по-прежнему как бы между делом упоминала о своих грандиозных планах и победах, великих друзьях, которые всегда рядом.
Может, я боюсь признаться в этом даже себе, но я люблю ее по-прежнему. И очень жду.
Лиза была неформальной. Во всех отношениях. Она носила чудаковатые украшения, все время что-то лепила, верила в нирвану и не верила в непорочное зачатие. Дома у нее всегда были звери, сестра и сосиски в тесте, которые ее мама неизменно пекла на каждый Лизкин День Рождения. Манией величия, впрочем, как и излишней скромностью, она не страдала. Всегда мечтала уехать в Индию и крутить там хвосты коровам. Любила как-то специфично по-еврейски корчить рожи и носить дурацкие прически.
Собаку ее звали Изюм, хотя, сколько себя помню, это была девочка. Поговаривали, беднягу хотели сначала назвать Укропом, но не хотели уж совсем издеваться над бедным животным. Имена подбирали исключительно из Лизкиных гастрономических антипатий.
Сейчас Лиза учится в рекламном колледже, но, наверное, все так же мечтает крутить коровам задние оконечности.
Хуже всех, наверное, помню Юлю. У нее тоже была собака - Тигра - неизвестной породы псина с рыжими полосками на коричневой шкурке. На День Рождения я подарила как-то Юле книгу этикета, а еще она все время напоминала мне птичку: с клювиком-носиком и маленькими юркими глазками. Думаю, именно Юлин типаж я взяла для Юлиной тезки-героини из романа Спиной к небу. Даже имени меня не стала.
Еще помню, что, вдохновившись моим примером, Юля тоже начала писать. Прекрасно помню ее красный тонкий блокнот с листочками в клеточку, записанную мелким косым почерком историю и себя, с видом знатока оценивающую писанину. Люблю то время.
Оля стала моим отражением в зеркале. Нас ведь даже зовут одинаково, хотя это еще спорный вопрос. Меня - Ольга, а ее - просто Оля. Она простая - человек, который никогда ничего не будет скрывать, если это касается тебя. Да, у нее много секретов, но все про нее. Захоче - расскажет. Не захочет - смолчит.
Она вольная птица. Летает куда хочет, но за гнездо цепляется не потому, что выпасть боится, а потому что гнездо ей дорого. Каждая веточка складывается в витиеватый узор ее сердца. Это она сама.
Она любит правду и моду и ненавидит стереотипы, а еще очень уважает порядок, за что ее, в свою очередь, тоже очень уважаю.
А еще очень люблю другую Настю. Ту, что вечно с фотоаппаратом. Та, что по моим убеждениям, по-настоящему святой человек. Она как хрупкая скультура из света - чуть тронешь - рассыплется. Такая маленькая, красивая и по-своему гордая. Она знает, какое у нее место в жизни. А еще мы очень похожи в том, что обе любим то, что мы делаем. Я чувствую это.
Мои друзья - это то, что я есть.