Ещё раз о блокаде.
Сегодня 8 сентября. Официально этот день считается днём начала ленинградской блокады. Сейчас уже доподлинно стало известно, что немцы, да и финны тоже, не собирались брать город штурмом - для этого у них просто не хватало сил и ресурсов. Основной удар был нацелен на Москву, которую должны были взять до наступления зимы. А Ленинград планировали именно удушить в осаде.
Блокадная тема действительно неисчерпаема. И нам сейчас даже представить невозможно, каково это было - жить на 125 грамм хлеба в день, без электричества, без тепла, да ещё и работать при этом. Мы привыкли петь славу героям, привыкли восхищаться стойкостью и мужеством и думаем, что тогда все такие были. А потом удивляемся, откуда берутся вдруг всякие опарыши в человеческом обличии вроде бандитов, бандеровцев и прочей мрази.
А они ниоткуда не появляются. Их не на парашюте сбрасывают. Они тихо живут рядом с нами до поры-до времени, ходят по одной улице, отовариваются в одном с нами магазине, ездят в одном автобусе... А когда вдруг приходит время - тут-то и слетает с них маска добропорядочности и появляется истинное мурло.
Как там у Маяковского:
Слава! Слава! Слава героям!
Довольно!
Теперь поговорим о дряни!
Не хочется в такой день, а придётся. О ней и поговорим. Потому как времена такие, что дрянь сейчас не особо и шифруется.
Итак, 8 сентября был взят Шлиссельбург, а город подвергся крупной бомбардировке с воздуха. До этого налёты на Ленинград были, но самолётов противника было мало и их быстро отгоняли либо наши истребители, либо службы ПВО. Однако, 8 сентября 1941 года к городу прорвалось множество немецких самолётов, которые шли волнами. Тут надо сразу заметить, что бомбардировка крупных городов идёт по определённым правилам и законам. Первая волна бомбардировщиков сбрасывает осколочные бомбы. Они пробивают крыши и перекрытия, выбивают окна и дырявят стены. Вторая волна сбрасывает фугасные бомбы большой мощности, которые рушат целые дома, создавая завалы на улицах. После них идёт третья волна бомбардировщиков, которые сбрасывают зажигательные бомбы с целью создать пожары. Если зажигалка проваливается сквозь дыру в крыше внутрь здания, то, разгораясь она способна выжечь весь дом - пробитые стены и выбитые окна создают дополнительную тягу. Над городом возникает "огненный торнадо". Кстати, именно так и был уничтожен Дрезден в 1945. И именно так бомбили Ленинград, Сталинград и другие советские города. * сентября немцы разбомбили Бадаевские склады в районе Обводного. Широко известный блокадный миф связывал это событие с голодом в городе, мол, основные запасы были сосредоточены там. Однако ещё в советские времена миф этот неоднократно опровергался многими историками и исследователями блокады. В Ленинграде довоенной поры, да и в начале войны просто не было крупных запасов продовольствия: город питался "с колёс". А запасов, которые хранились на Бадаевских складах хватило бы всего на несколько недель. Был ещё один миф, который я кстати, опровергала в одном из постов на ту же блокадную тему, что, мол, склады подожгли сами НКВДшники по приказу Ворошилова, который в начале войны командовал обороной Ленинграда и всерьёз готовился к уличным боям и сдаче города немцам. Но склады поджигать и мосты взрывать имеет смысл только когда противник в прямой видимости. А в тот день на город было сброшено порядка 6 000 зажигательных бомб. Практически одновременно вспыхнуло около 200 пожаров, тушить которые было особо некому - почти всё трудоспособное население было занято на оборонных работах, а большинство мужчин ушли на фронт. Пожарная охрана складов насчитывала всего 38 человек. Этого было явно мало. К тому же половина из них была мобилизована на рытьё окопов, а у остальных просто не было спецпропусков для передвижения по городу во время воздушных тревог.
В отделе архивной информации ГУВД хранится следственное дело №2901 о пожаре на Бадаевских складах. Оно было засекречено больше 60 лет. Из показаний одного из свидетелей: «На территории было больше 1,5 тысяч бочек с водой, 300 ящиков с песком, огнетушители. Но крыши не были обработаны огнезащитным составом, а сами кладовые были закрыты. Приходилось срывать замки и с опозданием обнаруживать очаги возгораний».
Следствие длилось меньше недели, в итоге за халатность по 10 лет получили исполняющий обязанности директора, начальник штаба местной противовоздушной обороны и начальник пожарной охраны.
Карточная система в Ленинграде была введена 18 июля 1941 года, однако сделано это было не для нормирования продуктов - нормы по карточкам оставались довольно высокими, а, скорее, для учёта оставшегося в городе населения. К тому же примерно до октября кроме обычных магазинов работали ещё и коммерческие, где по более высоким ценам продавался весь довоенный ассортимент продуктов. Правда, полки магазинов - и обычных, и коммерческих, опустели довольно быстро. Люди кинулись скупать всё подряд, пытаясь создать запасы. В основном стремились купить то, что будет храниться долго: крупы, консервы, соль, спички, муку.
Николай Растворцев, корреспондент: «Через несколько дней после пожара жители блокадного города начали приходить сюда и собирать землю. Они несли ее домой в ведрах, мешках и даже наволочках, потом варили, процеживали и пили на вид мутную, но на вкус очень сладкую воду».
Анатолий Аминов, блокадник: «Пока земля стояла сухая, мы даже брали комочки этой земли, скатывали шарики, клали в рот и сосали, пока чувствовался вкус сахара».
А ещё в городе началось повальное воровство. В первую очередь набивать закрома кинулись работники торговли и все, кто был причастен к распределению материальных благ.
Уже 24 июня, на третий день войны, сотрудники ОБХСС задержали сестёр Антиповых. Одна из них натаскала домой больше центнера муки и сахара, десятки банок консервов, сливочное масло - словом, всё, что можно было унести из столовой, где она работала шеф-поваром. Ну, а вторая притащила домой чуть ли не весь галантерейный магазин, которым заведовала.
По мере того как ухудшалось снабжение города продовольствием, набирал обороты чёрный рынок, цены росли ежедневно. Сотрудники аппарата БХСС и других служб милиции выявляли тех, кто требовал за продукты ювелирные изделия, бриллианты, антикварные вещи и валюту. Результаты обысков удивляли даже видавших виды оперативников.
Нередко у спекулянтов вместе с ценностями и большими запасами продуктов изымались списки с фамилиями и адресами коммунистов и комсомольцев, членов семей офицеров и бойцов Красной армии. Так что видеть в спекулянтах только людей, которые умеют делать деньги и не интересуются политикой, - ошибка. Война и блокада это убедительно доказали.
Конечно, в первую очередь блокадных спекулянтов интересовали золото, драгоценности и иные предметы, имеющие высокую стоимость. Они стремились запастись ими, в ожидании захвата города немцами, чтомы выжить при "новом порядке". ну и рассчитывали, что при новых хозяевах они займут хорошие тёплые местечки. Типичным в этом плане было дело некоего Рукшина и его сообщников.
Сам Рукшин попал в поле зрения сотрудников ОБХСС ещё до войны. Очень уж он намозолил глаза, толкаясь возле скупочных пунктов «Торгсина» и «Ювелирторга». Незадолго до войны Рукшин был взят с поличным, осуждён и находился в колонии. Но на свободе оставались его сообщники, среди которых была жена Рукшина, Фаина, урождённая Дейч и её брат. Во время НЭПа они держали несколько магазинов. Тогда же Фаина Дейч вышла замуж за Рукшина. Торговали они умело, а вырученные деньги превращали в золотые монеты и другие ценности. Свою коммерцию супруги продолжали и после ликвидации НЭПа. Сколоченная шайка строго соблюдала правила конспирации. Обходились без расписок, а все разговоры по телефону велись в иносказательной форме.
Цинизм этих людей не знал границ. Хотя на допросах они топили друг друга, но каждый задавал следователям один и тот же вопрос: вернут ли им изъятые ценности? А изъято было немало: три килограмма золота в слитках, 15 кулонов и браслетов из платины и золота, 5415 рублей в золотых монетах, 60 килограммов изделий из серебра, почти 50000 рублей наличными деньгами и… 24 килограмма сахара, консервы. И это был август 41-го!
После того, как кольцо блокады замкнулось, нормы питания стали регулярно снижаться и к 20 ноября 1941 года минимальная норма выдачи хлеба составила те самые легендарные 125 грамм для детей, иждивенцев и рабочих, не занятых на оборонных предприятиях. Рабочие, занятые на оборонных предприятиях получали 250 грамм. Было отключено электричество, остановился транспорт, город погрузился во мрак.
В городе росло количество преступлений. Всё чаще в милицейских сводках мелькала информация о кражах «на рывок» (у людей вырывали сумки с хлебным пайком), об убийствах из-за продуктовых карточек, о грабежах пустых квартир, хозяева которых ушли на фронт или уехали в эвакуацию. Заработал чёрный рынок. Продукты в прямом смысле слова стоили на вес золота. За золотые монеты, украшения с бриллиантами можно было выменять кусок сливочного масла, стакан сахара или манки. При этом надо было смотреть в четыре глаза, чтобы тебя не обманули. Нередко в консервных банках находили обычный песок или приготовленные из человечины фрикадельки. Бутылки с натуральной олифой, которую делали на подсолнечном масле, заворачивали в несколько слоев бумаги, потому что олифа была лишь сверху, а вниз наливали обычную воду. В заводских столовых одни продукты подменяли другими, более дешёвыми, а появившиеся излишки снова шли на чёрный рынок.
Типичным в этом плане было дело спекулянта Далевского, заведовавшего небольшим продуктовым ларьком. Вступив в сговор с коллегами из других торговых точек, он превратил свой ларёк в место перекачки продуктов. Далевский отправлялся на одну из толкучек, где присматривал покупателя на свои продукты. Затем следовал визит к покупателю. Торговаться Далевский умел. Его комната в коммуналке постепенно превращалась в антикварную лавочку. На стенах висели картины, шкафы были набиты дорогим хрусталём и фарфором, а в тайниках лежали золотые монеты, драгоценные камни, ордена. Оперативники уголовного розыска быстро взяли Далевского под наблюдение и выяснили, что его особенно интересуют люди, имеющие золото и валюту. Всё началось с обычной ревизии в ларьке. Естественно, у Далевского всё было в ажуре - копейка в копейку, никаких излишков…
Далевский не испугался, считая, что это просто плановая проверка, и продолжал работать по сложившейся схеме. Вскоре в его ларьке накопился запас - более центнера продуктов. И вот тут нагрянули сотрудники милиции. Дать какие-то объяснения Далевский не смог. Пришлось сознаваться… Только изъятые монеты и ювелирные изделия потянули по государственным ценам на сумму боле 300 000 рублей. Почти во столько же были оценены хрусталь, фарфор и картины. О продуктах говорить не стоит - зимой 42-го им в блокадном Ленинграде цены не было.
Так же внимание милиционеров привлёк некий Рубинштейн - оценщик одной из скупок «Ювелирторга». Он умышленно занижал стоимость ювелирных изделий, приносимых на комиссию, в несколько раз, затем сам же их покупал и тут же перепродавал - либо спекулянтам, либо через подставных лиц в ту же скупку или «Торгсин».
Активными помощниками Рубинштейна были Машковцев, Дейч и его сестра Фаина, жена Рукшина. Самому старому члену шайки было 54 года, самому молодому - 34. Все они были выходцами из богатых семей ювелиров. Несмотря на все бури, что пронеслись над страной, эти люди сумели не только сберечь, но даже приумножить свои богатства.
В 1940 году Машковцев оказался по делам службы в Ташкенте. И там он нашёл золотое дно - подпольную чёрную биржу, где можно было купить золотые монеты и другие ценности. Навар от перепродажи купленных в Ташкенте ценностей был такой, что Машковцев бросил работу и полностью переключился на перепродажу золота.
По воспоминаниям одного из участников обороны города, потерявшего в блокадном городе жену, умершую от голода, "многие в городе крепко поднакупили золотых вещей".
Но особое внимание сотрудники милиции уделяли работе карточных бюро. И надо сказать, что в самые трудные дни блокады они работали безупречно. Сюда направляли самых проверенных людей. Бабушка моя тоже работала в таком карточном бюро, за что и была награждена медалью "За оборону Ленинграда". Однако к карточкам нет-нет да и прорывались нечистоплотные дельцы. Именно такой оказалась заведующая карточным бюро Смольнинского района некая Широкова. Приписывая «мёртвые души» и фиктивно уничтожая карточки ленинградцев, уехавших в эвакуацию, эта дамочка сколотила приличный капиталец. При обыске у неё изъяли без малого 100 000 рублей наличными.
А кроме всех этих категорий стервятников действовали в блокадном городе и фальшивомонетчики. Надо сказать, что фальшивых денег в блокадном Ленинграде никто не печатал. На бытовом уровне они практически ничего не значили. А вот продуктовые карточки были в полном смысле слова дороже любой картины из Эрмитажа.
К чести ленинградских печатников, которые изготовляли карточки, нужно сказать: ни один комплект из цеха не ушёл налево, ни один сотрудник даже не попытался сунуть в карман комплект карточек, хотя у многих родственники умерли с голода. И всё же…
Предприимчивые люди карточки печатали. Именно так поступали Зенкевич и Заломаев. Они имели бронь, поскольку работали на заводе, где изготовлялась продукция для фронта. Познакомившись с уборщицей цеха, где печатались карточки, Зенкевич и Заломаев уговорили её приносить отработанные литеры и обрезки бумаги.
Типография заработала. Появились карточки, но их нужно было отоваривать. Для этого требовалось установить надёжные контакты с работниками торговли. Вскоре Зенкевичу и Заломаеву удалось найти нужных людей.
Подпольная типография просуществовала три месяца. В руки расторопных дельцов перекочевали четыре тонны хлеба, более 800 килограммов мяса, центнер сахара, десятки килограммов круп, макарон, 200 банок консервов… Не забыли Зенкевич и Заломаев и о водке. По своим фальшивкам они смогли получить около 600 бутылок и сотни пачек папирос…
И снова изымались у жуликов золотые монеты, украшения, норковые и котиковые манто. Да ещё и немцы не дремали. В город забрасывались через линию фронта тысячи фальшивых карточек. Поэтому карточки периодически перепроверяли и перерегистрировали.
Всего за время блокады было ликвидировано, по самым осторожным подсчётам, не менее десятка подпольных типографий. Фальшивомонетчиками были, как правило, люди, знавшие типографское дело, имеющие художественную подготовку и крепкие связи среди торговых работников. Без них вся работа по печатанию фальшивок теряла смысл.
Правда, не обошлось без исключений. Летом 1943 года сотрудниками НКВД был арестован некий Холодков, активно торговавший на толкучках сахаром, крупами и прочим дефицитом. Взяв Холодкова под наблюдение, оперативники быстро выяснили, что он ещё летом 41-го эвакуировался из Ленинграда, добрался аж до Уфы, где и занялся карточным бизнесом. Местные сотрудники милиции прихватили уфимских торгашей, что называется, на горячем, но Холодков смог сделать себе документы и вернулся в Ленинград. Обосновался он не в самом городе, а на станции Пелла, где снял полдома у каких-то далёких родичей. И хотя художником Холодков не был, карточки он делал хорошие. Увидев их, директор одной из булочных Володарского (Невского) района тут же взялся их отваривать. В карман жуликов потекли крупные суммы денег, золото, столовое серебро…
Ну, а затем - приговор военного трибунала. Судили эту публику без пощады.
Но самым необычным делом для ленинградской милиции стало дело некоего Каждана и его сообщников. Нити этой истории протянулись от берегов Невы до Афганистана.
Каждан был снабженцем восстановительного поезда №301 и по долгу службы часто выезжал в Ташкент, где находилась основная база снабжения. Ездил он туда в персональном - правда, товарном - вагоне и стоял под погрузкой порою по два-три дня, так как в первую очередь тогда грузили воинские эшелоны. Во время одного из таких перерывов Каждан и познакомился с неким Бурлакой - сотрудником внешнеторговой фирмы, закупавшей продовольствие в Афганистане. Рис из Афганистана шёл тысячами мешков, и Бурлака сумел договориться, чтобы в каждую партию закладывали несколько лишних мешков для него лично. Затем рис продавался на среднеазиатских базарах - как правило, по стакану и по соответствующей цене.
Бурлака и Каждан встретились, судя по всему, в коммерческой чайхане случайно, но поняли друг друга с полуслова. Поскольку у каждого из них в распоряжении имелся целый товарный вагон, им не составляло труда спрятать там несколько мешков риса и сухофруктов. Навар от поездок в Ташкент для Каждана и его сообщников исчислялся шестизначными цифрами.
На Мальцевском рынке было небольшое фотоателье, в котором трудился расторопный паренёк Яша Финкель. Но он не только проявлял плёнки и печатал фотографии. В небольшом тайничке Финкель хранил рис и другие продукты, доставленные из Ташкента, распределял их между реализаторами, принимал от них деньги и сам отчитывался перед Кажданом. Собственно, с Яшиного фотоателье и начала раскручиваться цепочка.
Зачастившие в фотоателье дамы и мужчины привлекли внимание оперативников. В их руки стал все чаще попадать чистый белый рис, который изымали у спекулянтов. Такой рис ленинградцы по карточкам не получали. Установили, что рис этот - афганский, до войны его поставляли только для ресторанов Интуриста через Ташкент. Быстро выяснили, какие организации имеют связи с Ташкентом, кто посылает туда в командировку своих сотрудников. Всё сошлось на фигуре Каждана.
Обыск трёхкомнатной квартиры на улице Ракова, 10 занял двое суток. Собственно, это была даже не квартира, а антикварный магазин. Дорогие картины, поповский и кузнецовский фарфор, хрусталь дорогих сортов, отделанный серебром… Внимание оперативников привлекала детская кроватка. Ребёнок спал на двух матрасах. В нижнем оказались зашиты без малого 700000 рублей и 360000 американских долларов наличными. Из цветочных горшков, из-под плинтусов вынимали украшения из золота и платины, золотые монеты и слитки.
Не менее интересными были результаты обысков у сообщников Каждана - Фагина, Гринштейна, Гутника. Сотни тысяч рублей, изделия из золота, столовое серебро. Всего у Каждана и шести его сообщников было изъято 1,5 миллиона рублей наличными, 3,5 килограмма изделий из золота, 30 штук золотых часов и другие ценности на общую сумму 4 миллиона рублей. Для сравнения: в 1943 году стоимость истребителя Як-3 или танка Т-34 составляла 100 000 рублей.
Но самыми жуткими персонажами блокадного города, безусловно были каннибалы и продавцы человечины. «На Сенном рынке люди шли сквозь толпу, как во сне. Бледные, как призраки, худые, как тени… Лишь иногда появлялись вдруг мужчина или женщина с лицом полным, румяным, каким-то мягким и одновременно жестким. Толпа вздрагивала с отвращением. Говорили, что это людоеды».
Об этом страшном времени рождались страшные воспоминания: «На Сенной площади продавали котлеты. Продавцы говорили, что это конина. Но я уже много времени не видел в городе не только лошадей, но и кошек. Давно не летали над городом птицы».
Е. И. Иринархова пишет: «На Сенной площади следили: не торгуют ли подозрительными котлетами или чем-то другим. Такой товар изымали, а продавцов уводили».
И. А. Фисенко описывает случай, как не смогла утолить голод бульоном, имевшим специфический запах и сладковатый вкус - отец вылил полную кастрюлю в помойку. Мать девочки по незнанию выменяла кусок человеческого мяса на обручальное кольцо. Разные источники приводят разные данные о количестве людоедов в блокадном Ленинграде, но, по подсчетам органов внутренних дел, только 0,4% преступников признались в страшном промысле. Один из них рассказал, как они с отцом убивали спящих, свежевали трупы, мясо засаливали и обменивали на продукты. А порой и сами употребляли в пищу. Сталкивалась с такими и моя бабушка. О том, как моего четырёхлетнего тогда отца пытались украсть каннибалы я уже писала не раз.
Острое расслоение жителей города по уровню жизни вызывало жгучую ненависть к обладателям незаконно нажитых продуктов. Пережившие блокаду пишут: «Имея мешок крупы или муки, можно стать обеспеченным человеком. И подобная сволочь в изобилии расплодилась в вымирающем городе». «Уезжают многие. Эвакуация - тоже прибежище спекулянтов: за вывоз на машине - 3000 рублей с головы, на самолете - 6000 рублей. Зарабатывают гробовщики, зарабатывают шакалы. Спекулянты и блатмейстеры представляются мне не иначе как трупными мухами. Какая мерзость!»
Сотрудник завода им. Сталина Б. А. Белов фиксирует в своем дневнике:
Люди ходят как тени, одни опухшие от голода, другие - ожиревшие от воровства из чужих желудков. У одним остались глаза, кожа да кости и несколько дней жизни, у других появились целые меблированные квартиры, и платяные шкафы полны одеждой. Кому война - кому нажива. Эта поговорка нынче в моде. Одни ходят на рынок купить двести грамм хлеба или выменять еду на последнее трико, другие навещают комиссионные магазины, оттуда выходят с фарфоровыми вазами, сервизами, с мехами - думают долго прожить. Одни обтрепались, износились, обветшали, как платьем, так и телом, другие лоснятся жиром и щеголяют шелковыми тряпками.
Система воровства и спекуляций в жутких условиях блокады работала безукоризненно и не принимала людей с остатками совести. Случай, от которого стынет кровь, описывает художник Н. В. Лазарева:
«В детской больнице появилось молоко - очень нужный продукт для малышей. В раздаточнике, по которому сестра получает пищу для больных, указывается вес всех блюд и продуктов. Молока полагалось на порцию 75 граммов, но каждый его недоливали граммов на 30. Меня это возмущало, и я не раз заявляла об этом. Вскоре буфетчица мне сказал: «Поговори еще - и вылетишь!» И действительно, я вылетела в чернорабочие, по-тогдашнему - трудармейцы».
Самые низменные человеческие пороки, в том числе отсутствие жалости к детям, проявлялись во всей мрачной красе в ужасах блокадного Ленинграда.
Пережившая блокаду Титомирова В. И. в своем документальном произведении «Кольцо Гитлера: Незабываемое» пишет:
«Блокада показала воочию, что в условиях жесточайшего контроля, когда, казалось бы, все было на виду, на учете, когда была чрезвычайная власть, когда любое нарушение грозило смертью, расстрелом, умудрялись процветать такие элементы, которые и были сама власть, или изощренные преступники, которым и блокада не блокада, а средство бешеной наживы, и границы не границы, и голода нет, а на врага и бомбы плюют. Ради наживы, ради разгула. И такие, вот по этим своим соображениям, тоже не эвакуировались. Все им было нипочем».
За 900 дней блокады сотрудники аппарата БХСС изъяли у спекулянтов: 23 317 736 рублей наличными, 4 081 600 рублей в облигациях госзайма, золотых монет на общую сумму 73 420 рублей, золотых изделий и золота в слитках - 1255 килограммов, золотых часов - 3284 штуки. По линии ОБХСС к уголовной ответственности было привлечено 14545 человек.
Взято тут:https://zhiznteatr.mirtesen.ru/blog/43887558844/Millioneryi-voryi-blokadnogo-Leningrada
Блокадная тема действительно неисчерпаема. И нам сейчас даже представить невозможно, каково это было - жить на 125 грамм хлеба в день, без электричества, без тепла, да ещё и работать при этом. Мы привыкли петь славу героям, привыкли восхищаться стойкостью и мужеством и думаем, что тогда все такие были. А потом удивляемся, откуда берутся вдруг всякие опарыши в человеческом обличии вроде бандитов, бандеровцев и прочей мрази.
А они ниоткуда не появляются. Их не на парашюте сбрасывают. Они тихо живут рядом с нами до поры-до времени, ходят по одной улице, отовариваются в одном с нами магазине, ездят в одном автобусе... А когда вдруг приходит время - тут-то и слетает с них маска добропорядочности и появляется истинное мурло.
Как там у Маяковского:
Слава! Слава! Слава героям!
Довольно!
Теперь поговорим о дряни!
Не хочется в такой день, а придётся. О ней и поговорим. Потому как времена такие, что дрянь сейчас не особо и шифруется.
Итак, 8 сентября был взят Шлиссельбург, а город подвергся крупной бомбардировке с воздуха. До этого налёты на Ленинград были, но самолётов противника было мало и их быстро отгоняли либо наши истребители, либо службы ПВО. Однако, 8 сентября 1941 года к городу прорвалось множество немецких самолётов, которые шли волнами. Тут надо сразу заметить, что бомбардировка крупных городов идёт по определённым правилам и законам. Первая волна бомбардировщиков сбрасывает осколочные бомбы. Они пробивают крыши и перекрытия, выбивают окна и дырявят стены. Вторая волна сбрасывает фугасные бомбы большой мощности, которые рушат целые дома, создавая завалы на улицах. После них идёт третья волна бомбардировщиков, которые сбрасывают зажигательные бомбы с целью создать пожары. Если зажигалка проваливается сквозь дыру в крыше внутрь здания, то, разгораясь она способна выжечь весь дом - пробитые стены и выбитые окна создают дополнительную тягу. Над городом возникает "огненный торнадо". Кстати, именно так и был уничтожен Дрезден в 1945. И именно так бомбили Ленинград, Сталинград и другие советские города. * сентября немцы разбомбили Бадаевские склады в районе Обводного. Широко известный блокадный миф связывал это событие с голодом в городе, мол, основные запасы были сосредоточены там. Однако ещё в советские времена миф этот неоднократно опровергался многими историками и исследователями блокады. В Ленинграде довоенной поры, да и в начале войны просто не было крупных запасов продовольствия: город питался "с колёс". А запасов, которые хранились на Бадаевских складах хватило бы всего на несколько недель. Был ещё один миф, который я кстати, опровергала в одном из постов на ту же блокадную тему, что, мол, склады подожгли сами НКВДшники по приказу Ворошилова, который в начале войны командовал обороной Ленинграда и всерьёз готовился к уличным боям и сдаче города немцам. Но склады поджигать и мосты взрывать имеет смысл только когда противник в прямой видимости. А в тот день на город было сброшено порядка 6 000 зажигательных бомб. Практически одновременно вспыхнуло около 200 пожаров, тушить которые было особо некому - почти всё трудоспособное население было занято на оборонных работах, а большинство мужчин ушли на фронт. Пожарная охрана складов насчитывала всего 38 человек. Этого было явно мало. К тому же половина из них была мобилизована на рытьё окопов, а у остальных просто не было спецпропусков для передвижения по городу во время воздушных тревог.
В отделе архивной информации ГУВД хранится следственное дело №2901 о пожаре на Бадаевских складах. Оно было засекречено больше 60 лет. Из показаний одного из свидетелей: «На территории было больше 1,5 тысяч бочек с водой, 300 ящиков с песком, огнетушители. Но крыши не были обработаны огнезащитным составом, а сами кладовые были закрыты. Приходилось срывать замки и с опозданием обнаруживать очаги возгораний».
Следствие длилось меньше недели, в итоге за халатность по 10 лет получили исполняющий обязанности директора, начальник штаба местной противовоздушной обороны и начальник пожарной охраны.
Карточная система в Ленинграде была введена 18 июля 1941 года, однако сделано это было не для нормирования продуктов - нормы по карточкам оставались довольно высокими, а, скорее, для учёта оставшегося в городе населения. К тому же примерно до октября кроме обычных магазинов работали ещё и коммерческие, где по более высоким ценам продавался весь довоенный ассортимент продуктов. Правда, полки магазинов - и обычных, и коммерческих, опустели довольно быстро. Люди кинулись скупать всё подряд, пытаясь создать запасы. В основном стремились купить то, что будет храниться долго: крупы, консервы, соль, спички, муку.
Николай Растворцев, корреспондент: «Через несколько дней после пожара жители блокадного города начали приходить сюда и собирать землю. Они несли ее домой в ведрах, мешках и даже наволочках, потом варили, процеживали и пили на вид мутную, но на вкус очень сладкую воду».
Анатолий Аминов, блокадник: «Пока земля стояла сухая, мы даже брали комочки этой земли, скатывали шарики, клали в рот и сосали, пока чувствовался вкус сахара».
А ещё в городе началось повальное воровство. В первую очередь набивать закрома кинулись работники торговли и все, кто был причастен к распределению материальных благ.
Уже 24 июня, на третий день войны, сотрудники ОБХСС задержали сестёр Антиповых. Одна из них натаскала домой больше центнера муки и сахара, десятки банок консервов, сливочное масло - словом, всё, что можно было унести из столовой, где она работала шеф-поваром. Ну, а вторая притащила домой чуть ли не весь галантерейный магазин, которым заведовала.
По мере того как ухудшалось снабжение города продовольствием, набирал обороты чёрный рынок, цены росли ежедневно. Сотрудники аппарата БХСС и других служб милиции выявляли тех, кто требовал за продукты ювелирные изделия, бриллианты, антикварные вещи и валюту. Результаты обысков удивляли даже видавших виды оперативников.
Нередко у спекулянтов вместе с ценностями и большими запасами продуктов изымались списки с фамилиями и адресами коммунистов и комсомольцев, членов семей офицеров и бойцов Красной армии. Так что видеть в спекулянтах только людей, которые умеют делать деньги и не интересуются политикой, - ошибка. Война и блокада это убедительно доказали.
Конечно, в первую очередь блокадных спекулянтов интересовали золото, драгоценности и иные предметы, имеющие высокую стоимость. Они стремились запастись ими, в ожидании захвата города немцами, чтомы выжить при "новом порядке". ну и рассчитывали, что при новых хозяевах они займут хорошие тёплые местечки. Типичным в этом плане было дело некоего Рукшина и его сообщников.
Сам Рукшин попал в поле зрения сотрудников ОБХСС ещё до войны. Очень уж он намозолил глаза, толкаясь возле скупочных пунктов «Торгсина» и «Ювелирторга». Незадолго до войны Рукшин был взят с поличным, осуждён и находился в колонии. Но на свободе оставались его сообщники, среди которых была жена Рукшина, Фаина, урождённая Дейч и её брат. Во время НЭПа они держали несколько магазинов. Тогда же Фаина Дейч вышла замуж за Рукшина. Торговали они умело, а вырученные деньги превращали в золотые монеты и другие ценности. Свою коммерцию супруги продолжали и после ликвидации НЭПа. Сколоченная шайка строго соблюдала правила конспирации. Обходились без расписок, а все разговоры по телефону велись в иносказательной форме.
Цинизм этих людей не знал границ. Хотя на допросах они топили друг друга, но каждый задавал следователям один и тот же вопрос: вернут ли им изъятые ценности? А изъято было немало: три килограмма золота в слитках, 15 кулонов и браслетов из платины и золота, 5415 рублей в золотых монетах, 60 килограммов изделий из серебра, почти 50000 рублей наличными деньгами и… 24 килограмма сахара, консервы. И это был август 41-го!
После того, как кольцо блокады замкнулось, нормы питания стали регулярно снижаться и к 20 ноября 1941 года минимальная норма выдачи хлеба составила те самые легендарные 125 грамм для детей, иждивенцев и рабочих, не занятых на оборонных предприятиях. Рабочие, занятые на оборонных предприятиях получали 250 грамм. Было отключено электричество, остановился транспорт, город погрузился во мрак.
В городе росло количество преступлений. Всё чаще в милицейских сводках мелькала информация о кражах «на рывок» (у людей вырывали сумки с хлебным пайком), об убийствах из-за продуктовых карточек, о грабежах пустых квартир, хозяева которых ушли на фронт или уехали в эвакуацию. Заработал чёрный рынок. Продукты в прямом смысле слова стоили на вес золота. За золотые монеты, украшения с бриллиантами можно было выменять кусок сливочного масла, стакан сахара или манки. При этом надо было смотреть в четыре глаза, чтобы тебя не обманули. Нередко в консервных банках находили обычный песок или приготовленные из человечины фрикадельки. Бутылки с натуральной олифой, которую делали на подсолнечном масле, заворачивали в несколько слоев бумаги, потому что олифа была лишь сверху, а вниз наливали обычную воду. В заводских столовых одни продукты подменяли другими, более дешёвыми, а появившиеся излишки снова шли на чёрный рынок.
Типичным в этом плане было дело спекулянта Далевского, заведовавшего небольшим продуктовым ларьком. Вступив в сговор с коллегами из других торговых точек, он превратил свой ларёк в место перекачки продуктов. Далевский отправлялся на одну из толкучек, где присматривал покупателя на свои продукты. Затем следовал визит к покупателю. Торговаться Далевский умел. Его комната в коммуналке постепенно превращалась в антикварную лавочку. На стенах висели картины, шкафы были набиты дорогим хрусталём и фарфором, а в тайниках лежали золотые монеты, драгоценные камни, ордена. Оперативники уголовного розыска быстро взяли Далевского под наблюдение и выяснили, что его особенно интересуют люди, имеющие золото и валюту. Всё началось с обычной ревизии в ларьке. Естественно, у Далевского всё было в ажуре - копейка в копейку, никаких излишков…
Далевский не испугался, считая, что это просто плановая проверка, и продолжал работать по сложившейся схеме. Вскоре в его ларьке накопился запас - более центнера продуктов. И вот тут нагрянули сотрудники милиции. Дать какие-то объяснения Далевский не смог. Пришлось сознаваться… Только изъятые монеты и ювелирные изделия потянули по государственным ценам на сумму боле 300 000 рублей. Почти во столько же были оценены хрусталь, фарфор и картины. О продуктах говорить не стоит - зимой 42-го им в блокадном Ленинграде цены не было.
Так же внимание милиционеров привлёк некий Рубинштейн - оценщик одной из скупок «Ювелирторга». Он умышленно занижал стоимость ювелирных изделий, приносимых на комиссию, в несколько раз, затем сам же их покупал и тут же перепродавал - либо спекулянтам, либо через подставных лиц в ту же скупку или «Торгсин».
Активными помощниками Рубинштейна были Машковцев, Дейч и его сестра Фаина, жена Рукшина. Самому старому члену шайки было 54 года, самому молодому - 34. Все они были выходцами из богатых семей ювелиров. Несмотря на все бури, что пронеслись над страной, эти люди сумели не только сберечь, но даже приумножить свои богатства.
В 1940 году Машковцев оказался по делам службы в Ташкенте. И там он нашёл золотое дно - подпольную чёрную биржу, где можно было купить золотые монеты и другие ценности. Навар от перепродажи купленных в Ташкенте ценностей был такой, что Машковцев бросил работу и полностью переключился на перепродажу золота.
По воспоминаниям одного из участников обороны города, потерявшего в блокадном городе жену, умершую от голода, "многие в городе крепко поднакупили золотых вещей".
Но особое внимание сотрудники милиции уделяли работе карточных бюро. И надо сказать, что в самые трудные дни блокады они работали безупречно. Сюда направляли самых проверенных людей. Бабушка моя тоже работала в таком карточном бюро, за что и была награждена медалью "За оборону Ленинграда". Однако к карточкам нет-нет да и прорывались нечистоплотные дельцы. Именно такой оказалась заведующая карточным бюро Смольнинского района некая Широкова. Приписывая «мёртвые души» и фиктивно уничтожая карточки ленинградцев, уехавших в эвакуацию, эта дамочка сколотила приличный капиталец. При обыске у неё изъяли без малого 100 000 рублей наличными.
А кроме всех этих категорий стервятников действовали в блокадном городе и фальшивомонетчики. Надо сказать, что фальшивых денег в блокадном Ленинграде никто не печатал. На бытовом уровне они практически ничего не значили. А вот продуктовые карточки были в полном смысле слова дороже любой картины из Эрмитажа.
К чести ленинградских печатников, которые изготовляли карточки, нужно сказать: ни один комплект из цеха не ушёл налево, ни один сотрудник даже не попытался сунуть в карман комплект карточек, хотя у многих родственники умерли с голода. И всё же…
Предприимчивые люди карточки печатали. Именно так поступали Зенкевич и Заломаев. Они имели бронь, поскольку работали на заводе, где изготовлялась продукция для фронта. Познакомившись с уборщицей цеха, где печатались карточки, Зенкевич и Заломаев уговорили её приносить отработанные литеры и обрезки бумаги.
Типография заработала. Появились карточки, но их нужно было отоваривать. Для этого требовалось установить надёжные контакты с работниками торговли. Вскоре Зенкевичу и Заломаеву удалось найти нужных людей.
Подпольная типография просуществовала три месяца. В руки расторопных дельцов перекочевали четыре тонны хлеба, более 800 килограммов мяса, центнер сахара, десятки килограммов круп, макарон, 200 банок консервов… Не забыли Зенкевич и Заломаев и о водке. По своим фальшивкам они смогли получить около 600 бутылок и сотни пачек папирос…
И снова изымались у жуликов золотые монеты, украшения, норковые и котиковые манто. Да ещё и немцы не дремали. В город забрасывались через линию фронта тысячи фальшивых карточек. Поэтому карточки периодически перепроверяли и перерегистрировали.
Всего за время блокады было ликвидировано, по самым осторожным подсчётам, не менее десятка подпольных типографий. Фальшивомонетчиками были, как правило, люди, знавшие типографское дело, имеющие художественную подготовку и крепкие связи среди торговых работников. Без них вся работа по печатанию фальшивок теряла смысл.
Правда, не обошлось без исключений. Летом 1943 года сотрудниками НКВД был арестован некий Холодков, активно торговавший на толкучках сахаром, крупами и прочим дефицитом. Взяв Холодкова под наблюдение, оперативники быстро выяснили, что он ещё летом 41-го эвакуировался из Ленинграда, добрался аж до Уфы, где и занялся карточным бизнесом. Местные сотрудники милиции прихватили уфимских торгашей, что называется, на горячем, но Холодков смог сделать себе документы и вернулся в Ленинград. Обосновался он не в самом городе, а на станции Пелла, где снял полдома у каких-то далёких родичей. И хотя художником Холодков не был, карточки он делал хорошие. Увидев их, директор одной из булочных Володарского (Невского) района тут же взялся их отваривать. В карман жуликов потекли крупные суммы денег, золото, столовое серебро…
Ну, а затем - приговор военного трибунала. Судили эту публику без пощады.
Но самым необычным делом для ленинградской милиции стало дело некоего Каждана и его сообщников. Нити этой истории протянулись от берегов Невы до Афганистана.
Каждан был снабженцем восстановительного поезда №301 и по долгу службы часто выезжал в Ташкент, где находилась основная база снабжения. Ездил он туда в персональном - правда, товарном - вагоне и стоял под погрузкой порою по два-три дня, так как в первую очередь тогда грузили воинские эшелоны. Во время одного из таких перерывов Каждан и познакомился с неким Бурлакой - сотрудником внешнеторговой фирмы, закупавшей продовольствие в Афганистане. Рис из Афганистана шёл тысячами мешков, и Бурлака сумел договориться, чтобы в каждую партию закладывали несколько лишних мешков для него лично. Затем рис продавался на среднеазиатских базарах - как правило, по стакану и по соответствующей цене.
Бурлака и Каждан встретились, судя по всему, в коммерческой чайхане случайно, но поняли друг друга с полуслова. Поскольку у каждого из них в распоряжении имелся целый товарный вагон, им не составляло труда спрятать там несколько мешков риса и сухофруктов. Навар от поездок в Ташкент для Каждана и его сообщников исчислялся шестизначными цифрами.
На Мальцевском рынке было небольшое фотоателье, в котором трудился расторопный паренёк Яша Финкель. Но он не только проявлял плёнки и печатал фотографии. В небольшом тайничке Финкель хранил рис и другие продукты, доставленные из Ташкента, распределял их между реализаторами, принимал от них деньги и сам отчитывался перед Кажданом. Собственно, с Яшиного фотоателье и начала раскручиваться цепочка.
Зачастившие в фотоателье дамы и мужчины привлекли внимание оперативников. В их руки стал все чаще попадать чистый белый рис, который изымали у спекулянтов. Такой рис ленинградцы по карточкам не получали. Установили, что рис этот - афганский, до войны его поставляли только для ресторанов Интуриста через Ташкент. Быстро выяснили, какие организации имеют связи с Ташкентом, кто посылает туда в командировку своих сотрудников. Всё сошлось на фигуре Каждана.
Обыск трёхкомнатной квартиры на улице Ракова, 10 занял двое суток. Собственно, это была даже не квартира, а антикварный магазин. Дорогие картины, поповский и кузнецовский фарфор, хрусталь дорогих сортов, отделанный серебром… Внимание оперативников привлекала детская кроватка. Ребёнок спал на двух матрасах. В нижнем оказались зашиты без малого 700000 рублей и 360000 американских долларов наличными. Из цветочных горшков, из-под плинтусов вынимали украшения из золота и платины, золотые монеты и слитки.
Не менее интересными были результаты обысков у сообщников Каждана - Фагина, Гринштейна, Гутника. Сотни тысяч рублей, изделия из золота, столовое серебро. Всего у Каждана и шести его сообщников было изъято 1,5 миллиона рублей наличными, 3,5 килограмма изделий из золота, 30 штук золотых часов и другие ценности на общую сумму 4 миллиона рублей. Для сравнения: в 1943 году стоимость истребителя Як-3 или танка Т-34 составляла 100 000 рублей.
Но самыми жуткими персонажами блокадного города, безусловно были каннибалы и продавцы человечины. «На Сенном рынке люди шли сквозь толпу, как во сне. Бледные, как призраки, худые, как тени… Лишь иногда появлялись вдруг мужчина или женщина с лицом полным, румяным, каким-то мягким и одновременно жестким. Толпа вздрагивала с отвращением. Говорили, что это людоеды».
Об этом страшном времени рождались страшные воспоминания: «На Сенной площади продавали котлеты. Продавцы говорили, что это конина. Но я уже много времени не видел в городе не только лошадей, но и кошек. Давно не летали над городом птицы».
Е. И. Иринархова пишет: «На Сенной площади следили: не торгуют ли подозрительными котлетами или чем-то другим. Такой товар изымали, а продавцов уводили».
И. А. Фисенко описывает случай, как не смогла утолить голод бульоном, имевшим специфический запах и сладковатый вкус - отец вылил полную кастрюлю в помойку. Мать девочки по незнанию выменяла кусок человеческого мяса на обручальное кольцо. Разные источники приводят разные данные о количестве людоедов в блокадном Ленинграде, но, по подсчетам органов внутренних дел, только 0,4% преступников признались в страшном промысле. Один из них рассказал, как они с отцом убивали спящих, свежевали трупы, мясо засаливали и обменивали на продукты. А порой и сами употребляли в пищу. Сталкивалась с такими и моя бабушка. О том, как моего четырёхлетнего тогда отца пытались украсть каннибалы я уже писала не раз.
Острое расслоение жителей города по уровню жизни вызывало жгучую ненависть к обладателям незаконно нажитых продуктов. Пережившие блокаду пишут: «Имея мешок крупы или муки, можно стать обеспеченным человеком. И подобная сволочь в изобилии расплодилась в вымирающем городе». «Уезжают многие. Эвакуация - тоже прибежище спекулянтов: за вывоз на машине - 3000 рублей с головы, на самолете - 6000 рублей. Зарабатывают гробовщики, зарабатывают шакалы. Спекулянты и блатмейстеры представляются мне не иначе как трупными мухами. Какая мерзость!»
Сотрудник завода им. Сталина Б. А. Белов фиксирует в своем дневнике:
Люди ходят как тени, одни опухшие от голода, другие - ожиревшие от воровства из чужих желудков. У одним остались глаза, кожа да кости и несколько дней жизни, у других появились целые меблированные квартиры, и платяные шкафы полны одеждой. Кому война - кому нажива. Эта поговорка нынче в моде. Одни ходят на рынок купить двести грамм хлеба или выменять еду на последнее трико, другие навещают комиссионные магазины, оттуда выходят с фарфоровыми вазами, сервизами, с мехами - думают долго прожить. Одни обтрепались, износились, обветшали, как платьем, так и телом, другие лоснятся жиром и щеголяют шелковыми тряпками.
Система воровства и спекуляций в жутких условиях блокады работала безукоризненно и не принимала людей с остатками совести. Случай, от которого стынет кровь, описывает художник Н. В. Лазарева:
«В детской больнице появилось молоко - очень нужный продукт для малышей. В раздаточнике, по которому сестра получает пищу для больных, указывается вес всех блюд и продуктов. Молока полагалось на порцию 75 граммов, но каждый его недоливали граммов на 30. Меня это возмущало, и я не раз заявляла об этом. Вскоре буфетчица мне сказал: «Поговори еще - и вылетишь!» И действительно, я вылетела в чернорабочие, по-тогдашнему - трудармейцы».
Самые низменные человеческие пороки, в том числе отсутствие жалости к детям, проявлялись во всей мрачной красе в ужасах блокадного Ленинграда.
Пережившая блокаду Титомирова В. И. в своем документальном произведении «Кольцо Гитлера: Незабываемое» пишет:
«Блокада показала воочию, что в условиях жесточайшего контроля, когда, казалось бы, все было на виду, на учете, когда была чрезвычайная власть, когда любое нарушение грозило смертью, расстрелом, умудрялись процветать такие элементы, которые и были сама власть, или изощренные преступники, которым и блокада не блокада, а средство бешеной наживы, и границы не границы, и голода нет, а на врага и бомбы плюют. Ради наживы, ради разгула. И такие, вот по этим своим соображениям, тоже не эвакуировались. Все им было нипочем».
За 900 дней блокады сотрудники аппарата БХСС изъяли у спекулянтов: 23 317 736 рублей наличными, 4 081 600 рублей в облигациях госзайма, золотых монет на общую сумму 73 420 рублей, золотых изделий и золота в слитках - 1255 килограммов, золотых часов - 3284 штуки. По линии ОБХСС к уголовной ответственности было привлечено 14545 человек.
Взято тут:https://zhiznteatr.mirtesen.ru/blog/43887558844/Millioneryi-voryi-blokadnogo-Leningrada