завтрак у тиффани
Знаете ли вы, что такое «Тиффани»? Это место, где изменяются ваши представления о благосостоянии, здравом смысле и собственной покупательной способности. В грубом и примитивном понимании Тиффани - это ювелирный магазин. В высшем и поэтическом - дом, где разбиваются сердца.
Все начиналось вполне безобидно. Курсируя по воскресному Бостону в вечных мечтах о парковке, наша приятельница, неопределенно махнув в сторону торгово-финансового центра «Пруденшиал», проговорила: «А здесь расположен магазин Тиффани, в котором мой муж не купил мне кольцо!»
Реакция находившихся в машине людей была совершенно различной. Уличенный в неплатежеспособности муж, хотя и выпускник Гарвардского университета, но отнюдь не барон Ротшильд, а гражданин одной из бывших республик Советского Союза, виновато уставился в окно. На лице моего собственного мужа не дрогнул ни один мускул. Из чего я заключила, что Тиффани для него - не более чем марка вычурной одежды в бутике (Мой муж считает, что та одежда, которая в бутике, всегда вычурная).
Пару месяцев спустя мое семейство неторопливо любовалось зимним садом в означенном «Пруденшиал», когда супруг неожиданно предложил, что, если мы прям сейчас тебе это Тиффани ( почему -то Тиффани в нашей интерпретации обрело средний род) и купим?
Надвигался скучный, фальшивый и нелюбимый мною Женский день - 8 марта. В сознании выросшего в Советском Союзе мужчины, этот праздник прочно связан с необходимостью вымыть в этот день посуду, наговорить комплиментов и надарить цветов и прочих подарков. Цветы, комплименты и мытье посуды отпали в полуфинале по причине кавказского происхождения спутника жизни. Против подарков он принципиально не возражал - в разные годы я стала счастливой обладательницей кухонного комбайна, пылесоса, посудомоечной машины и даже, представьте, будильника!
В ряду таких оригинальных подарков ювелирка от Тиффани выглядела бы немного экстравагантно, да и к тому времени Абдуллаев уже знал, что Тиффани специализируется в более тонкой области, чем вычурная одежда, поэтому я забеспокоилась. Прошлогодние джинсы и не менее заслуженные кроссовки, бывшие на мне в тот день, как-то к Тиффани не располагали.
Но от природы я любопытна. Поэтому спокойно поплелась за мужем, таща на буксире детей и развлекая себя фантазией на тему: «Лицо любимого супруга в тот момент, когда он узнает цену на самый дешевый экспонат из коллекции Тиффани».
Моя подруга, как -то раз прослушав мои «тиффани - мантры», всплеснула красивыми руками, украшенными серебром столетней выделки: «Почему именно Тиффани?». Массивный старинный браслет, доставишийся ей от прабабабушки - уроженки дагестанского аула Кубачи, всемирно прославленного своими златокузнецами и оружейных дел мастерами, выглядел в моих глазах почти безупречно.
Но - простите мне это ужасный снобизм - это было "не Тиффани".
Собственно, магическое действие слова «Тиффани» на меня целиком и полностью на совести американского писателя Трумена Капоте. Зачем он поместил свою Холли Голайтли (или Одри Хепберн?) именно туда? Разве мало других мест в Нью-Йорке, где можно было респектабельно позавтракать?
Как там говорила Холли - Одри: «Драгоценности я не в грош не ставлю. Кроме бриллиантов. Но это дешевка -носить бриллианты, пока тебе нет сорока. И даже в сорок рискованно. По -настоящему они выглядят только на старухах. Морщины и кости, седые волосы и бриллианты…»
«Да, кстати, ты чего хочешь - кольцо там или серьги?»
Похоже, спутник жизни все-таки плохо прослушал мою информацию о том, какого рода ювелиркой торгуют в Тиффани.
Похоже, в бостонском Тиффани больше не кормили завтраками. Теперь это был обычный ювелирный магазин - с галогеновой подсветкой витрин, мягкими диванчиками и тем особенным запахом, который американский романтик Трумен Капоте определил как дух респектабильности.
«…разве что-то плохое может произойти с тобой там, где столько добрых, хорошо одетых людей, где так мило пахнет серебром и крокодиловыми бумажниками…»
Разглядывание огроменного афроамериканского секьюрити с торчащими из ушей проводами мобильной связи на несколько минут отвлекло моих детей от их любимого занятия - изучения мамы в различных бытовых ситуациях и дало мне возможность спокойного наблюдения за спутником жизни.
Который с полным достоинством студента гарвардской Kennedy school of Government изучал сверкающие камушки в витрине, не обращая ни малейшего внимания на несколько изумленные взгляды продавцов.
Какая разница менталитетов! В Москве, в галерее «Актер» на Тверской улице, куда я затащила Абдуллаева посмотреть на чудо японской ювелирной технической мысли - прекрасные искусственные жемчужины Микимото, серые и перламутровые, к нам сразу бросились три продавщицы. Потому что они знали, что очень часто даже небритое лицо кавказской национальности может быть платежеспособным и весьма.
Здесь, в Бостоне, безукоризненно вежливые, они улыбались совсем иначе. В их глазах небритый парень в десятидолларовых штанах и кепке фасона «аэродром» (когда-нибудь я напишу эссе о нездоровой склонности кавказских мужчин к этому предмету туалета, который оглупляет любое лицо, хотя бы и озаренное высшим светом гарвардского интеллекта!) не заслуживал звания «Лучший покупатель сезона».
И в этот момент мой муж уставился на самый сверкающий бриллиант под стеклом. Поняв, что сейчас будет, я хотела спастись бегством. Как всегда, из этого ничего не вышло. Красивая девушка, похожая на актрису Сальму Хайек, проворно извлекла из-под витрины сияющее колечко и протянула его мне на черной бархатной подушечке.
Оно было прекрасно. Четырехугольный камень невыразимой красоты, утопленный в платину. Оно - удивительное дело - подходило мне по размеру. Оно не зависело ни от моих старых кроссовок, ни от трехдневной щетины на лице супруга. Оно вообще ни отчего не зависело. Оно было строгим и лаконичным. Оно было вызывающе роскошным.
Бриллианты остаются навсегда… оно было…Тиффани!
Вопрос: «Хау мач?» заложил мне уши. Ответа я не услышала.
Абдуллаев держался изумительно (в такие минуты я даже понимаю, почему вышла за него замуж). Оно, сказал он, несколько дороговато. Возможно мы посмотрим вон то, с изумрудом? Я посмотрела на него с восхищением. Не каждый день можно столкнуться с таким нахальством.
Знаете, - страдальчески улыбнулась Сальма Хайек, - наши изумруды, как правило, дороже бриллиантов.
Напротив Тиффани располагался скромный магазинчик с бижутерией. «Вы из России?»- спросила леди за стойкой, одна из тех изумительно сохранных, красивых и подтянутых пожилых дам, которых так много в Америке и почти совсем нет у нас.
«У вас русский акцент, я понимаю русский, я родилась в Югославии. А ваши дочки одеты в свитера домашней вязки - я знаю, что в России все женщины умеют вязать, а здесь это большая редкость. Вашей жене что-нибудь здесь понравилось?»
Нет, гордо сказал муж, ее лучшие друзья - бриллианты!
Мы вышли из лавочки и уткнулись в неизбежный «Старбакс» - так в Америке понимают кофе: в двойном бумажном стаканчике объемом с пивную кружку. В нос ударил чудовищный запах американского пончика «Данкин Донатс».
«Мам! Мы хотим есть!», - Это включились мои заскучавшие дети.
Мы купили коричневые коричные трубочки и уселись на мраморных скамейках почти что у стен «Тиффани».
«Сколько оно все-таки стоило?» - поинтересовалась я спустя минуту. «Шесть с половиной одно и девять восемьсот пятьдесят другое», - бодро ответил муж.
И, отпив глоток ужасного американского напитка, который тут, не стесняясь, именуют «капучино», хмыкнул: «Завтрак у Тиффани. Капитализм, японский бог…».