Офицер и джентльмен
У него военная выправка и взгляд, запрещающий задавать легкомысленные вопросы. «Была история у меня в годы учебы в Высшем - художественном промышленном училище в Ленинграде в 1952, тогда чуть не вышибли меня с курса» - «Что за история - то?» - «Да так. Я был… по женской части виноват … но жениться не захотел, а она была генеральская дочь». Дальнейшие расспросы пресекает: «Не был готов - все свой диплом лепил».
Диплом назывался «Девушка с лентой» - такая скульптура стоит уже 50 лет в петербургском Парке Победы на Выборгской стороне. Если стоит… «Мне говорили, что там сейчас просто скульптуры спиливают, на переработку сдают…, я, если честно, никогда свой проект на месте не видел, все откладывал поездку в Ленинград».
Заказов у 86 летнего скульптора Абдулважида Газалиева уже нет. Мастерской на Мясницкой, в которой рождались самые яркие его работы - тоже. Есть другая - маленькая и нуждается в ремонте. Но это что называется «за кадром». «Я стал делать ювелирку из слоновой кости» - говорит бодро, - «девушкам нравится, покупают»
Вообще-то Газалиевы все больше по военной части - так повелось еще в первую кавказскую войну. Может, стоило бы в офицеры податься, раз уж так на роду написано? «Может, и стоило бы», - строго говорит Абдулважид Исаевич и протягивает папку с газетными вырезками тридцатилетней давности, - «только стал я скульптором и никогда о том не жалел».
Газета «Правда» 1972 год. Статья об известном скульпторе Газалиеве.
- Вот сказано, что вы из плена убежали, фашиста пырнув ножом?
- Да выдумка все это! Я из плена убежал, отпросившись в кукурузное поле по малой нужде. В 42 году это было летом - кукуруза высокая, а охрана редкая, да и людей - людей два стрелковых полка! До сих пор думаю - как это получилось? То ли заблудились мы, то ли предательство? Станица Гундеровская это была - мы тогда все отступали, даже вооружиться не успевали, как следует. Вот политрук меня оставил на дороге - у тебя, говорит, велосипед есть, будешь маяком - отправлять части нам вслед. Велосипед у меня действительно был - трофейный. Жду. Долго никого не было - а потом появился полк последний - 349 . Я с ними пошел - всю ночь брели, а утром - вышли на то же место! Это как? Тут немец пошел - стрельба, неразбериха, я одному гражданскому - их там много бродило, беженцев - кинул свой велосипед в обмен на одежду - так, рванье какое-то, хотел уйти сразу - не успел.. Ночь провели на хлебозаводе, а утром и ушел в кукурузу. Не один - там еще парень был. Политрук. И женщины с нами шли - решили уйти за Дон.
Выдумка, впрочем, была не единственная - журналист центральной советской газеты красиво описал сцену, в которой «румяный сытый фашист» говорит стоящему перед ним плененному лейтенанту Газалиеву - «князь, небось? Видел я много таких, как ты!» и молодой боец гордо отвечает ему: «Нет, я крестьянский сын!».
Потомственный дворянин Газалиев крестьянским сыном был только потому, что 17 год лишил его отца права на получение высшего образования вослед его прадеду, деду, отцу и братьям - кадровым военным российской армии. Но в 1972 году единственным легальным фактом биографии советского скульптора мог быть только факт нахождения его отца Исы Газалиева на крестьянской должности «барановод» в совхозе.
Иса был раскулачен и расстрелян в декабре 1937 года. Но об этом в газетной заметке нет ни слова.
Как нет ни слова о том, что в семейном архиве Газалиевых имеется фотография, на которой родной брат деда Имама Газали Иса - оба брата состояли в Лейб-гвардии кавказского эскадрона - сидит по правую руку от императора Александра II и маленькая девочка, которую он держит на руках - великая княжна Екатерина Александровна.
Как нет ни слова о том, что прадед Газали, с которого и начинается семейная история уроженцев дагестанского аула Чох - сопровождал Александра Дюма в его путешествии по Кавказу. Великий француз упоминает Магому - Имам Газали как «Магомет -Имана Газальева, есаула, командира сотни милиционеров» , а бой отряда последнего с нарушителями общественного спокойствия - бандой головорезов, укравшей стадо баранов и захватившей в плен их пастухов - описывает в столь знакомой сотням читателей авантюрной манере, что глава из «Путешествия на Кавказ» кажется заимствованной ну если не из «Трех мушкетеров», то из романа «Сорок пять» - точно.
«…Иман Газальев показал два трупа, которые он узнал по нанесенным им ранам. Я просил его продемонстрировать и оружие, которым он так хорошо поработал. Это был самый простой кинжал с костяной рукояткой. Только клинок был куплен им у хорошего мастера и прочно отделан. Все это ему стоило восемь рублей. Я спросил его, не согласится ли он уступить мне это оружие и за какую цену.
- За ту же цену, какую он мне стоил,- отвечал Газальев. - Я взял два кинжала у убитых мною лезгин, теперь их у меня три, и я не нуждаюсь в этом.
Я дал ему десятирублевую бумажку, а он мне - кинжал, который вошел в коллекцию оружия, собранную мной на Кавказе.
Мы простились с Иманом Газальевым и, видя, что по случаю этого наши татары желают возвратиться с ним в Гелли, отпустили их…»
Магома - Имам Газали, прошедший путь от волонтера Дагестанской милиции до есаула, ушел в отставку майором. И дворянином - шесть офицеров легендарного Дагестанского Конно- Иррегулярного полка были жалованы высшей военной русской наградой - Золотым оружием (шашкой). Что с 1869 года означало потомственное дворянство.
Сыновья майора Газалиева служили в царском конвое - Иса, скончавшийся совсем молодым в холодном Санкт-Петербурге от чахотки и Имам Газали Магомаев, награжденный в 1873 году орденами св. Анны 3 степени с мечами и св. Станислава 2 и 3 степени с мечами - за героизм, проявленный в Хивинском походе 1873 года.
В 1877 году Имам Газали был награжден орденом св. Владимира 4 степени с мечами и бантом и произведен в ротмистры, а отставку встретил уже полковником. Отцом семерых детей и хозяином большого дома, построенного им «по европейскому образцу» - с железной - невиданной в то время на Северном Кавказе - крышей и просторными светлыми залами, меблированными не хуже чем в столице. Дом этот, восторженно описанный в 1911 году случайным гостем профессором Юрьевского университета г. Тарту, Н.И.Кузнецовым, у семьи отберут вместе с хуторами, мельницей, сельхозинвентарем и 600 головами домашнего скота в 1931…
Из шести сыновей полковника Газалиева традиции двух дедов (Имам Газали был женат на Аминат, дочери полковника Мамалава) продолжили трое. Старший сын Магомед прошел путь от коллежского регистратора до титулярного советника, второй - Абдулвагид служил в канцелярии дагестанского губернатора. Военную карьеру выбрали младшие - пятый сын Алискандер умрет от чахотки - обычной болезни горцев на чужбине - во время учебы в Петровском Полтавском Кадетском корпусе; Абдулважид и Мурилав проявят чудеса храбрости на полях Первой мировой.
«…Тело убитого корнета Газалиева, к сожалению, вынести не удалось, - от австрийских окопов он лежал всего в 15 шагах и все попытки его вынести, не имели успеха, и лишь увеличивались и без того весьма тяжкие потери дагестанцев. Удалось только снять с него оружие и папаху, пробитую насквозь пулей», - так сообщал о гибели Абдулважида Газалиева полковник Воронцов-Дашков в донесении командиру Кавказской конной Дивизии - известной как «Дикая Дивизия» - великому князю Михаилу Александровичу. Посмертно корнет Абдулважид Газалиев буде награжден орденом св. Анны 4 степени с надписью: «За храбрость». Те самые оружие и папаху семье привезет однополчанин - дагестанец.
Еще один Газалиев - Мурилав - был офицером знаменитого Каргопольского полка. Разведчиком у него служил будущий генерал Рокоссовский, вспоминавший, что именно Мурилава, как офицера, лояльного к солдатам, избрали командиром сотни весной 17 года. Летом того же года Мурилав уезжает домой в Чох, где отец настаивает на его женитьбе. Девушка богата, но кажется жениху легкомысленной - такова семейная легенда. Мурилав пытается избежать навязанного ему брака и в то же время понимает, что о продолжении военной карьеры не может идти и речи. Историк Патимат Тахнаева считает, что причины «бегства» Мурилава были чисто политическими - брат Абдулвагид, назначенный комиссаром Губденского округа, разъясняет ему «текущее положение дел». Мурилав решает эмигрировать в Турцию, но умирает от сыпного тифа в декабре 17 года в Баку.
Оставшимся в Дагестане братьям было не легче. Сначала семья Газалиевых была обложена непосильным индивидуальным налогом в 739 рублей, а потом выселена из аула. В их двенадцатикомнатном доме, на шестьдесят ближайших лет разместится районная больница. От былого великолепия построенного в 1900 году дома - паркетные полы, настенная роспись, изящная мебель и простеночные зеркала - останутся только тяжелые чугунные печи.
Внуки вернут дом в девяностые. Через суд.
А тогда в 1932 году, Иса с женой и четырьмя детьми скрывался у кунаков в поселках близ Махачкалы. Жили вшестером в одной комнате. Как жили? - Абдулважид Исаевич пожимает плечами: голодали. Вместе со старшим братом Мурилавом бегали в пятую школу из поселка Кяхулай
-Это сейчас там дома, а в тридцатые ничего, кроме виноградников, не было. Страшно, холодно, особенно зимой.
Отец занял денег, купил пшеницу, молол, продавал ее. Стало немного легче и даже удалось построить маленький саманный домик в две крошечные комнаты. Но наступил 37 год. Отца, идущего на рынок, увидел парторг - односельчанин, подошел к милиционерам и… больше отца не видели. О расстреле отца по 58 статье узнали много позже.
- Я тогда поступил в фельдшерскую зубоврачебную школу - там давали стипендии, брат - в автодорожный техникум. Мама устроилась работать на трикотажную фабрику - на это и жили. Учился хорошо, был спортсменом, но о том, что в моей семье есть «враг народа» мне напоминали регулярно. В 40 году позвали на военную комиссию. Там сидели представители всех родов войск, так все меня к себе забрать - я здоровый был - хотели. Пока характеристику не прочитали. В общем - и армию меня не взяли - отправили работать в Буйнакск до «особого распоряжения».
Впрочем, то, что на «роду написано» сбывается так или иначе: военная карьера Абдулважида Газалиева казалась неизбежной в июне 1941года. Правда, на фронт потомственный дворянин Газалиев попал не сразу - пришлось полгода заниматься организацией военного госпиталя в Буйнакске.
Призвали в СК ВО, в Ростов, где тогда формировалась новая дивизия
- Там стужа была страшная, а мы в шинелишках! Потом уж выдали и ватники и штаны теплые. А в декабре погрузили в эшелоны - и в Ворошиловград. В местечке Новый Айдар нас выгрузили - пошли мы к фронту. Идти можно было только ночью, а днем выспаться возможности не было. Ноги путаются, сворачиваешь не на ту дорогу - возвращают, ставят в строй. Так дошли до станицы Красный Сокол. По дороге захватили немецкий склад с продуктами… потом был первый бой и оборона Днепродзержинска до весны.
А потом уже случился тот самый побег в кукурузу.
- Я тогда решил идти ближе к дому - шел осторожно, пока Дон не переплыл, держа пожитки на голове - местные совсем не помогали, гнали, грозились полицаям сообщить. А за Доном - наоборот. Прятали, делились молоком и хлебом. Повстречал в степях такого же, как и я - азербайджанца, поймали с ним лошадей - в ту пору много животных по дорогам носилось, и так вперед - без седла и уздечки продвигались по сальским степям.
О войне Абдулважид Исаевич рассказывает много - обширная география (от Закавказья до Болгарии) и масса подробностей, вполне готовых для кино. Как письмецо из теплушки выкинул для мамы, когда через Махачкалу проезжал. И мама, которая жила уже в Буйнакске, его получила! Как, убегая через кукурузу, перехватил его и спутников румынский заградотряд и шедшим с ними женщинам просто пришлось разыгрывать целый спектакль с криками: «Пустите наших мужей!» Как на пути в Будденовск, наткнулись на немецкий велосипедный патруль.
- Ох, они обрадовались! «Юде!» - кричат - мы ж оба черноволосые. Уж не помню, как мы объяснялись с ними, но они нас отпустили - лень что ли стало патроны расходовать, не знаю!
Как Буденновск встретил безвластием - грабили все подряд - склады, магазины («Ну, я тоже там разжился крепкими суконными брюками!») и нетрезвой армией. А потом Моздок, в котором сразу отправили «отбившегося» бойца на губу. Впрочем, тогда таких много бродило - собрали человек 500 - и в Тбилиси отправили, в запасной полк.
Из Тбилиси «сомнительных бойцов» переправили в местечко Ханлар, что в Азербайджане. На допросы таскали каждый день, но бойцу Газалиеву повезло и на этот раз - один следователей - дагестанцев - оказался знакомцем его старшего брата.
Далее скитания по Кавказу: Тбилиси («А всю одежду дали такую старую - я полгода проходил в ботинках разного размера - один был 42, а один 44»!) - Грозный («нас уже без охраны отпускали - так я к маме в Буйнакск на три дня заехал») - стрелковая санрота в станице Червленной - Невинномысск - Кубань. Потом Харьков, Полтава, Кривой Рог…
- В 43 весной началось наступление - грязь по колено жирная, машины приходилось толкать - с бензином было трудно, так иногда бочку - две с самолета скинут… А уж после Яско - кишиневской операции боев почти не было - отправили нашу 37 дивизию охранять Болгарию.
Три года простояли там. Курорт, а не служба!
Лейтенант Газалиев войну завершил с орденом «Отечественной войны 2 степени», медалями: «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа». А чем заняться после демобилизации? Только не медициной - нагляделся крови, страданий.
Вернулся в Чох и узнал, что только - только была экспедиция профессора Геннадия Мовчана - знаменитого архитектора. Изучали римские арки на окнах и чего-то там не успели поснимать. Снимки для архитектора на трофейном аппарате Абдулважид сделал, но, поразмыслив, решил, что лучше ему все это нарисовать.
-Двоюродная моя сестра Айшат Кибичева - учительница - с Мовчаном переписывалась. Она ему эти рисунки отослала и спросила, можно ли ее брату - фронтовику стать архитектором. Ответ был: пусть приезжает. А в тот год - 47 еще вышло распоряжение правительства о подготовке молодых региональных специалистов в столице. Все экзамены можно было сдавать на месте. Ну, я сдал - нарисовал какую-то табуретку. Но в МАРХи нашим экзаменам не поверили - заставили все пересдавать.
В тот год много чего случилось в жизни фронтовика «впервые» - например, рисовать с натуры - спасибо, профессор Мовчан помог, показал, как надо рисовать гипсовую голову; рисовать обнаженную натуру - тоже впервые. Сдавать высшую математику - впервые.
Но самое главное - впервые увиденная скульптура.
- Я в архитектурном всего год проучился. Понял, что хочу быть скульптором. Перевелся в институт прикладного и декоративного искусства, правда, на факультет художественной обработки металлов. А 52 году нас всех перевели в Ленинград. Я написал заявление, что хочу заниматься скульптурой. И письмо из постпредства Дагестана приложил. Мне сказали - что же! Присоединяйтесь к группе и лепите.
Потом были 50 лет работы. Разной - от Ленина («О, так это ж самый хлеб был - у меня не меньше шести их - в одном только Дагестане!») до памятника Уллубию Буйнакскому, за которого получил звание «народного».
От «Андийки» и «Гергебиля», что выставлены в махачкалинском музее изобразительных искусств до прославившей его «Дагестанской сюиты». Из четырех фигурок остались только три - в смутные девяностые одна куда-то пропала...
О своих работах он говорит со сдержанной гордостью. И с восторгом - о людях, которым эти работы посвящены. Генерал - майору - легендарному директору Уралмаша Борису Музрукову, хирургу Александру Вишневскому, поэту Эфенди Капиеву и многим другим.
А еще он любил лепить Расула Гамзатова - у его Гамзатова всегда улыбающиеся глаза, поэтому он кажется не холодным и официальным, как принято - а живым. Настоящим.
Потому и считает, что ему на роду было написано - стать скульптором.
И никогда о том не жалеть
(Статья пафосная, да. И многое осталось за кадром, увы. Но таковы были требования момента, формата и тогдашнего главреда)
.