Потери врага - вымышленные и реальные
И во время войны, и после нее потери противника в результате действий партизанских формирований значительно завышались. Вот что, например, писал бывший начальник Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) Пантелеймон Пономаренко уже через много лет после войны в своей книге «Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков 1941-1944 гг.»: «Советские партизаны и подпольщики за время войны нанесли фашистской армии огромный урон в живой силе. Они уничтожили, ранили и пленили свыше 1,6 миллиона солдат и офицеров вермахта, военно-строительных организаций ТОДТ, немецких чиновников оккупационной администрации, военных железнодорожников и колонистов».
Далее эти цифры у него разнесены по республикам и областям, а также по видам потерь. В частности сказано, что партизаны якобы взяли в плен 45 тысяч германских солдат и офицеров. Трудно представить, что могли делать партизаны с таким количеством людей.
Намного ближе к истине данные историка-коммуниста из бывшей Германской Демократической Республики В. Кюнриха, полученные им на основе анализа немецких архивных документов. По его подсчетам, за все время войны немецкая сторона потеряла на оккупированной территории СССР около 550 тысяч военнослужащих. Причем в указанную цифру входят, помимо самих немцев, их союзники (итальянцы, венгры, румыны и прочие), а также «восточные воины-добровольцы» из украинских, российских, беларуских, латвийских и прочих подразделений (включая многочисленные охранные части «шуцманшафтен»). Как видим, ущерб в людях, причиненный врагу, завышен в три раза!
Партизанские командиры наводняли ЦШПД донесениями о своих военных успехах, которые абсолютно не соответствовали действительности. Вот два типичных примера.
Партизаны бригады «Железняк», которой командовал присланный из Москвы в июне 1942 года чекист Иван Титков (отряд, ставший основой для бригады, создал Степан Манкович, бывший секретарь Бегомльского райкома КПБ) несколько раз подряд взрывала один и тот же пешеходный мостик, использовавшийся только местным населением. Но в Москву после каждого подрыва шли сообщения о взрыве разных «стратегических мостов». Кстати говоря, и Титков, и Манкович получили звезды Героев Советского Союза.
После операции «Герман», проведенной немцами в Налибокской пуще 13 июля - 8 августа 1943 года, партизанский командир доложил об уничтожении штаба эсэсовского батальона Дирлевангера и его самого, а также о «3000 убитых и раненых врагах, 29 взятых в плен, 60 уничтоженных автомашинах, 3 танках и 4 бронемашинах. Потери партизан составили 129 человек убитыми, 50 ранеными, 24 пропали без вести».
В действительности Дирлевангер умер после войны, а его штаб не пострадал. Потери немцев в указанной операции составили 52 человека убитыми и 155 ранеными, 4 пропали без вести. (Преувеличение в 14 раз!). Действовал обычный механизм приписок и очковтирательства, характерный для всех без исключения сфер жизни в СССР.
В то же время Дирлевангер сообщил в рапорте о 4280 убитых и 654 взятых в плен «бандитах». Правда, большинство среди них - это гражданские лица, поляки и беларусы, в том числе жители местечка Налибоки, полностью уничтоженного нацистами.
Об эффективности действий партизан
Вообще говоря, главным критерием эффективности партизанского движения является конкретный результат, который оно дает в плане помощи действиям своей армии НА ФРОНТЕ. По отношению к советским партизанам можно с уверенностью ответить - такой помощи было мало или она вообще отсутствовала.
Целесообразно сравнить действия советских партизан с опытом финской армии периода «Зимней войны» 1939-40 гг. Финны не гнались ни за массовостью, ни за глубиной проникновения на подконтрольную противнику территорию. Они сделали ставку на взаимодействие партизан с действующими на фронте частями. В соответствии с этим принципом действия финских диверсионных групп имели следующие характерные черты:
- группы были компактными и немногочисленными;
- они состояли из бойцов, хорошо подготовленных к действиям на вражеской территории;
- группы действовали не дальше фронтового тыла противника, поэтому каждая их боевая операция отражалась на состоянии войск РККА на фронте;
- диверсионные операции были тесно связаны с фронтовыми операциями своих войск; вслед за действиями партизан всегда следовали действия войск;
- диверсионными группами руководили офицеры, имевшие специальную подготовку для решения таких задач и постоянную радиосвязь с командованием своих армейских частей.
Аналогично воевали британские «коммандос» в Северной Африке. Они не гонялись за коллаборационистами, не выпускали тоннами листовки, не пытались совершать налеты на гарнизоны. Британское командование сделало ставку на один конкретный вид действий, способный принести реальную пользу действующим войскам - операции против вражеских аэродромов.
Тактика была простая: отряд в 10-20 человек на парашютах либо на вездеходах перебрасывался в тыл противника. Там они, предварительно разведав объект, атаковали заранее избранный аэродром. Чтобы вывести из строя самолет, не обязательно подвешивать под него мину (хотя если время и обстановка позволяли, делали и это) - достаточно расстрелять его из пулеметов.
В результате считанное количество бойцов добилось серьезных тактических успехов. Конечно, случались и неудачи, как же без них. Зато успешные операции с лихвой окупали все провалы. Например, 12 декабря 1941 года на аэродроме Тамита группа капитана Блера Мэйна уничтожила 24 самолета. 21 декабря 1941 года на аэродроме Аджедабьи группа лейтенанта Фрейзера уничтожила 37 итальянских штурмовиков. Повторный рейд на Тамиту 24 декабря 1941 года принес группе под командованием Дэвида Стирлинга еще 27 уничтоженных самолетов. И так далее.
Нетрудно понять, сколь серьезной проблемой обернулись действия «коммандос» для командования стран Оси в Африке, если нехватка авиации и без того являлась постоянной головной болью. А тут еще наличные самолеты десятками уничтожают на тыловых аэродромах!
Тесно взаимодействовал с наступавшими частями Вермахта и полк спецназначения «Бранденбург-800»…
В отличие от них, в Москве долго определяли приоритетные цели для партизанских акций - начиная с повалки телеграфных столбов и кончая налетами на вражеские гарнизоны. Вот конкретный пример. В 1942 году в Москве тремя изданиями вышла небольшая книжечка Ю. Вебера «Спутник партизана». В ней сказано: «Каждый партизан должен искать противника, чтобы уничтожить его. Истребляя фашистов, разрушай и дезорганизуй их тыл, питающий гитлеровцев. Знай те объекты в тылу врага, уничтожение или разрушение которых принесет ему наибольший ущерб и ослабит его силы».
Далее идет перечисление этих объектов: а) коммуникации; б) средства связи; в) транспортные средства; г) аэродромы; д) артиллерийские парки; е) склады; ж) мастерские и предприятия. Смысл разъясняется. Например, под коммуникациями имеются в виду железные, шоссейные, грунтовые и проселочные дороги; дорожные мосты; железнодорожные сооружения; автозаправочные колонки. Правда, о том, как разрушать, к примеру, грунтовые и проселочные дороги, нет ни слова. Но общая идея понятна: надо уничтожать всё и всех, более того - смело ввязываться в бой с регулярными войсками. Особенно впечатляет в этом смысле глава под названием «Уничтожай танки врага!».
Там говорится, в частности, следующее:
«Смелому танк не страшен. Чем смелее встречаешь вражескую машину, тем легче ее уничтожить. Ищи сам фашистские танки и истребляй их… Боритесь с танками группами в 4-6 человек. Двое - трое бросают по машине из укрытий бутылки или гранаты. Остальные расстреливают выпрыгивающий из машины экипаж» (!).
Вражеский танк и на фронте не всякой артиллерийской батарее удавалось подбить. Что уж говорить о партизанах. Как видим, московские начальники не имели ни малейшего понятия о специфике партизанских действий.
Удивляться тут нечему. Люди они были невоенные. Например, начальник ЦШПД Пономаренко окончил институт инженеров железнодорожного транспорта, но всю жизнь работал в партийных органах. Начальник Беларуского ШПД Петр Калинин до войны был заместителем наркома земледелия БССР, потом секретарем Гродненского обкома партии. Все его образование - семилетка да еще годичная школа парторганизаторов.
Только к лету 1943 года ЦШПД решил сделать ставку на разрушение железнодорожных путей и на подрыв эшелонов. Однако фронт находился далеко от основных партизанских зон; подрыв эшелона где-нибудь под Витебском никак не влиял на исход операции, скажем, под Ростовом. Кроме того, чтобы действия на железнодорожных коммуникациях вообще имели смысл, требовалось перекрыть партизанскими «пробками» все основные магистрали от Ленинграда до Крыма. Ничего такого не наблюдалось в помине.
Несколько слов о нападениях партизан на вражеские гарнизоны. Некоторым современным писателям немецкие гарнизоны мерещатся чуть ли не в каждой деревне. Дескать, десятки, а то и сотни солдат засели в блокгаузах и блиндажах, окружили себя колючей проволокой, устроили наблюдательные вышки и огневые точки. Это мираж. У немцев не хватало войск, чтобы организовывать крупные опорные пункты в своем тылу.
Гарнизоны имелись лишь в сравнительно крупных населенных пунктах, и состояли, как правило, из местных полицейских, иногда - из небольших групп военнослужащих немецких тыловых и вспомогательных частей. Например, гарнизон деревни Березино (в Докшицком районе БССР), считавшийся одним из самых сильных в Витебской области, насчитывал всего лишь 14 человек при 6 ручных пулеметах (его наличие объясняется тем, что возле деревни находился мост через Березину). Никакого урона этому гарнизону численностью немногим больше пехотного отделения партизаны местной бригады «Железняк» причинить не смогли. Немцы, убедившись в подавляющем превосходстве противника (партизан насчитывалось несколько сотен) после двух дней осады покинули деревню без потерь.
Кстати говоря, оперативно руководить действиями партизан применительно к нуждам армии ЦШПД не мог и по техническим причинам. У подавляющего большинства партизанских отрядов вплоть до 1944 года отсутствовала радиосвязь со штабом в далекой Москве. Да что там партизаны! По состоянию на лето 1942 года из 387 разведывательно-диверсионных групп, заброшенных в тыл противника Разведывательным управлением Генштаба РККА, радиостанции имели только 39 (10,08 %).
«Рельсовый концерт»
Крепко подумав, высшее партизанское командование решило в 1943-м году помочь «родной Красной Армии» массовым разрушением железнодорожных линий в тылу врага.
14 июля 1943 года Пономаренко издал приказ «О партизанской рельсовой войне». Вот когда пригодилось железнодорожное образование. Эта широкомасштабная акция началась в ночь на 3 августа и проходила в два этапа. Первый назывался «Рельсовая война» (август - сентябрь), второй - «Концерт» (сентябрь - ноябрь).
Действия партизан наконец-то приурочили к наступлению советских фронтов на центральном и южном участках. Им поставили целью срыв воинских перевозок врага путем вывода из строя большого количества железнодорожных путей. В обеих операциях участвовали почти 200 партизанских соединений, отрядов и групп общей численностью до 100 тысяч человек. Само собой, все они получили «нормативы по рельсам».
Уже 7-го августа начальник ЦШПД доложил Сталину, что «план уничтожения 213 тысяч рельсов будет выполнен до середины августа». Однако по сводкам самого штаба, план удалось выполнить лишь к середине сентября. По немецким же данным, в августе партизаны подорвали всего лишь 25 тысяч рельсов.
Всего во время операции «Рельсовая война» (с 3 августа по 16 сентября), согласно сводкам ЦШПД партизаны подорвали в тылу вражеской группы армий «Центр» более 160 тысяч рельсов. Но по данным противника в 8 раз меньше - 20,5 тысяч рельсов (1).
Если верить докладам партизанских командиров, нормативы они выполнили, однако прервать вражеские перевозки не смогли. Более того, операция «Рельсовая война» имела удивительные последствия. Так, в июне (когда она еще не начиналась, а немцы готовились к наступлению под Курском) группа армий «Центр» получила 1822 эшелона. В июле беларуские партизаны - согласно сводкам ЦШПД - произвели 743 крушения поездов. Но оккупанты доставили своим войскам на центральном направлении 2282 эшелона - на 460 поездов (20,16 %) больше, чем в июне! В августе, переключившись на подрыв рельсов, беларуские партизаны смогли устроить только 467 крушений поездов. А войска группы «Центр» получили 2159 эшелонов, всего лишь на 123 эшелона меньше, чем в июле, но на 337 больше, чем в период подготовки июньского наступления!
В чем причина подобного казуса? В первую очередь - приписки в партизанских донесениях. Способствовали им организованное ЦШПД «социалистическое соревнование» между отрядами «по выполнению месячных планов боевой работы», а также установленные приказом Пономаренко еще 3 августа 1942 года «нормы подвигов» для награждения партизан золотыми звездами Героев Советского Союза: «За крушение военного поезда не менее 20-и вагонов, цистерн или платформ с живой силой, техникой, горючим или боеприпасами с уничтожением состава с паровозом, …за уничтожение складов с горючим, боеприпасами, продовольствием, амуницией, …за нападение на аэродром с уничтожением материальной части, за нападение или уничтожение штаба противника или военного учреждения, а также радиостанции и за другие выдающиеся заслуги» (2).
Так что удивляться нечему. Одна из особенностей советского строя заключалась в том, что руководители всех рангов, снизу доверху, всегда и везде лгали о «достигнутых успехах». Именно так обстояло дело и на войне. Тем более, что проверить партизанские сводки было не то, что трудно, а чаще всего невозможно. Отсюда и невероятные успехи.
После войны Пономаренко признал:
«Как правило, партизаны не ожидали результатов минирования. Результаты по большей части уточнялись по сведениям местных жителей, посредством агентуры, доносившей командованию партизанских соединений о результатах минирования в том или ином месте, или по захваченным документам противника и показаниям пленных». Нередко партизаны опирались только на слухи. Более того, один и тот же подорванный эшелон записывали на свой счет сразу несколько партизанских соединений» (3).
Приведем пару примеров:
«По сведениям диспетчерского бюро станции Минск, в июле 1943 года на участке железной дороги Минск - Борисов партизаны подорвали 34 эшелона.
По данным же только четырех партизанских бригад, действовавших в этом районе (1-й Минской, «Пламя», «Разгром» и «За Советскую Беларусь»), ими на этом же участке было подорвано более 70 эшелонов. «Если к этому прибавить эшелоны бригад имени Щорса, «Смерть фашизму», имени Флегонтова, - говорилось в письме одного из минских партизанских руководителей, направленном в Центральный штаб партизанского движения, - то увеличение достигнет 5, если не 6 раз. Это происходит потому, что работа подрывных групп недостаточно контролируется, а партийные и комсомольские организации не взялись еще за борьбу против очковтирательства» (4).
Аналогичный пример связан с фактом убийства 22 сентября 1943 года гауляйтера генерального округа «Белоруссия» Вильгельма Кубэ. Он погиб в результате взрыва мины с часовыми взрывателем, которую установила под его кроватью горничная Елена Мазаник. Девушку завербовал агент внешней разведки НКВД капитан Николай Хохлов. Мину ей принесла из расположения спецгруппы НКВД «Артур» связная Мария Осипова. Никакие партизаны здесь и рядом не лежали. Но как только Кубэ погиб, командиры сразу четырех отрядов поспешили сообщить в Москву, что это - их рук дело! Однако вернемся к рельсовой войне.
«В 1943 году в ходе операции «Концерт» партизанам только в Беларуси предстояло подорвать 140 тысяч рельсов. Многие бригады отрапортовали о значительном перевыполнении плановых показателей. Пономаренко радостно докладывал Сталину: бригада Дубровского справилась с заданием на 345%, бригада Маркова - на 315%, бригада имени Заслонова - на 260%, бригада Романова - на 173%, бригада Белоусова - на 144%, бригада народных мстителей имени Воронянского - на 135%, бригада Филипских - на 122%…
Цифры радовали начальственный глаз, только вот немецкие эшелоны все шли и шли к фронту. В ходе войны ни одна оперативная перевозка Вермахта на востоке не была сорвана, ни одна крупная наступательная операция германских войск не началась с опозданием из-за действий партизан» (5).
Кроме приписок, другая важная причина провала операций «Рельсовая война» и «Концерт» заключалась в том, что свои основные коммуникации немцы хорошо охраняли. Генерал Ф. Меллентин отметил в мемуарах, что если в какой-либо местности появлялись немецкие армейские части, партизаны оттуда моментально «испарялись» (6).
Как же в таком случае выполнялся «норматив по рельсам»? Очень просто - главные магистрали партизаны повреждали лишь изредка, а чаще всего выводили из строя объездные, малоиспользуемые и даже вовсе не используемые линии. Восстанавливалось же полотно очень быстро - уложить два ряда рельс, это не многоквартирный дом построить.
Тем не менее, в связи с усилением активности партизан, немцы вдоль основных линий спилили лес и выкосили всю растительность на 100 метров по обе стороны полотна. После этого лежать подрывникам стало негде, а проходившие перед важными эшелонами дозорные дрезины поливали пулеметным огнем любую подозрительную кочку, любой куст. Впереди паровозов немцы стали цеплять одну-две платформы, нагруженные мешками с песком. Взрыв под платформой выводил из строя на короткое время полотно, но не причинял вреда поезду. Кроме того, они приказали путевым группам обследовать пути непосредственно перед прохождением эшелонов.
Сколько было партизан?
Уже 26 июня 1941 года партийно-советское руководство БССР издало приказ о создании первых 14 партизанских отрядов. Они состояли из 1162 бойцов: 539 сотрудников НКГБ, 623 сотрудника НКВД. Очень скоро эти отряды были уничтожены либо рассеяны.
Первый секретарь ЦК КПБ Пантелеймон Пономаренко 19 августа 1941 года доложил в ЦК ВКП(б), что к 1 августа на оккупированной территории БССР действовал 231 партизанский отряд общей численностью свыше 12 тысяч человек. Исследователь истории партизанского движения, бывший полковник КГБ В.И. Боярский утверждает иное: «Но как удалось установить уже после войны, к 1 августа 1941 г. на территории Белоруссии действовал только 61 партизанский отряд, а не 231» (7).
Ничего себе преувеличение - «всего лишь» в 3,8 раза!
Леса и болота Беларуси летом 1941 года заполонили десятки тысяч красноармейцев, части которых были разгромлены в ходе «блицкрига». В своем большинстве они стремились раствориться среди местного сельского населения. Немцы до лета 1942 года их не трогали, а позже попытались изолировать. Лишь в ответ на это бывшие красноармейцы в одиночку и группами стали уходить в леса, где создавали свои лагеря. К ним присоединялись беглые военнопленные и иногда евреи, бежавшие из гетто. Главной целью таких лесных групп являлось выживание, вовсе не борьба с оккупантами.
В августе - декабре 1941 года на оккупированной территории БССР бойцы и командиры РККА, оказавшиеся в окружении, создали только 25 отрядов.
В тот же период из-за линии фронта в Беларусь были заброшены 437 отрядов и групп общей численностью 7251 человек (в среднем, 16-17 человек в каждом формировании). Но уже к январю 1942 года от 523 отрядов и групп (61 + 25 + 437) осталось только 50 (9,56 %). Остальные либо погибли в боях, либо распались, либо вышли обратно в советский тыл.
«Партизанские отряды, сформированные в спешке из необученных бойцов, не имели связи с командованием, снабжения, нужного снаряжения, приспособленных к зиме укрытий. Не имея возможности оказать помощь раненым, испытывая острую нехватку оружия и боеприпасов, они очень быстро расходовали свой ресурс, становились небоеспособными, распадались или гибли» (8).
За период с января 1942 по июнь 1943 года НКВД БССР направил в оккупированные районы Беларуси 48 разведывательно-диверсионных групп общей численностью 771 человек (в среднем, 16 человек в группе). Кроме того, с помощью подпольных партийных органов на местах удалось создать еще 11 диверсионных групп.
По сведениям Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД), к началу летнего наступления (20 июля 1944 года - начало операции «Багратион») на территории одной только Беларуси действовали 272.490 партизан, объединенных в 150 партизанских бригад и 49 отдельных отрядов. По данным же современных исследователей (В.Н. Андрианов, В.И. Боярский и др.) в них состояло около 143 тысяч человек - на 47,52 % меньше (9).
Столь крупное расхождение в цифрах еще раз доказывает, что центральный штаб и лично товарищ Пономаренко питали неисправимую склонность к преувеличениям.
В то же время в Вермахте и войсках СС, в военизированных формированиях типа «шуцманшафтен» (охранявших коммуникации, склады, лагеря военнопленных), во вспомогательной полиции, в органах СД и гестапо служило не менее полутора миллиона бывших советских граждан! Добавьте к ним свыше трехсот тысяч человек, находившихся на гражданской службе у новой власти. Эти цифры говорят сами за себя.
В Беларуси корпус Беларуской краевой обороны к апрелю 1944 года насчитывал 21.628 человек (39 пехотных и 6 саперных батальонов). Летом 1944 года из числа бойцов этого корпуса на территории Германии была сформирована 30-я (1-я беларуская) ваффен-гренадерская дивизия СС (3 полка, 2 отдельных батальона, 2 дивизиона), действовавшая во Франции против «маки», а позже - против союзных войск.
Точное число беларусов, активно сотрудничавших с немецкими оккупантами, подсчитать трудно. Но обращает на себя внимание тот факт, что даже весной 1944 года, когда возвращение «советов» выглядело уже неизбежным, на призывные пункты Беларуской краевой обороны явились свышее 40 тысяч жителей генерального округа «Белоруссия», площадь которого равнялась лишь одной трети от довоенной площади БССР. А в Союзе беларуской молодежи (на той же территории) насчитывалось до 100 тысяч юношей и девушек.
Учтем и тот факт, что с осени 1944 по лето 1945 года органы НКВД арестовали в БССР около 100 тысяч человек по обвинению в «пособничестве оккупантам».
Всенародное сопротивление?
Беларуский народ, в своей массе крестьянский, как всегда во времена жесточайших государственных катаклизмов сделал ставку на выживание, терпеливо дожидаясь, кто победит - Гитлер или Сталин. Да и за что было крестьянам любить советскую власть в целом и «товарища Сталина» в частности? И за что ненавидеть немцев?
«Отнюдь не все белорусы прониклись коммунистическим духом, и немецкие войска, оккупировавшие эти места в 1941 году, были в основном хорошо приняты местными жителями. За это немцы обращались с белорусами не столь сурово, как в других оккупированных областях» (10).
Позицию благожелательного нейтралитета заняло подавляющее большинство жителей Беларуси, а многие считали немцев освободителями от большевистского ига.
«Но ведь, - возразят мне, - немцы в отношении славян придерживались положений плана «Ост», предусматривающего их поголовное уничтожение!». Московские историки до сих пор пытаются убедить в этом население бывших «братских» республик. Но дело в том, что план «Ост» разрабатывался ДО войны; уже после первых ее недель немцы серьезно скорректировали свою «восточную политику» в отношении беларусов и украинцев. Реальность первого года оккупации Беларуси была иной, нежели нам долбили многочисленные профессиональные лжецы-партбилетчики.
А как же Тростенец, спросят меня. В Тростенце уничтожали в первую очередь евреев (которые в любом случае были обречены), работников партийно-советского аппарата, сотрудников НКВД и политический состав РККА, но не гражданское население Беларуси.
В инструкции центрального контролера политики в восточноевропейских областях Альфреда Розенберга рейхскомиссару генерального округа «Остланд» Генриху Лозе сказано:
«Целью имперского уполномоченного для Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии должно являться создание германского протектората /курсив мой - Авт./ с тем, чтобы впоследствии превратить эти области в составную часть великой германской империи путем германизации подходящих в расовом отношении элементов, колонизации представителями рейха и уничтожения нежелательных элементов».
В мае 1942 года Розенберг заявил: «Немецкое руководство готово поддержать усилия, направленные на такое развитие Белоруссии, чтобы она стала навсегда сильным и процветающим государством - форпостом германского рейха».
Где здесь у главы «расового ведомства» Германии просматривается план по уничтожению всех беларусов?
Из той же «оперы» приказ генерал-квартирмейстера Вермахта от 25 июля 1942 года № 11/4590 об освобождении военнопленных немцев Поволжья, прибалтов, украинцев и беларусов.
Популярный тезис о «всенародной борьбе в Беларуси против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны» - это миф, созданный беларуской историографией советского периода. То, что он не соответствует реальности, легко доказать с помощью общедоступных статистических данных.
По переписи населения в декабре 1939 года население БССР составило 8.912.200 человек. Сведения о возрастной структуре не указаны, но мы можем руководствоваться переписью 1959 года, когда детей в возрасте до 16 лет было 31,3% от общей численности населения. Можно считать, что к июню 1941 года число взрослых граждан БССР составляло примерно 6.122.700 человек*.
/* Игнорируя естественный прирост населения в 1940-41 гг., который должен был увеличить эту цифру./
По сведениям ЦШПД (как показано выше, сильно преувеличенным) в 1941-42 годы в советских партизанских отрядах на территории Беларуси (включая спецгруппы НКГБ-НКВД и Разведывательного управления Генштаба РККА) насчитывалась до 97 тысяч человек. Правда, Беларуский штаб партизанского движения в 1944 году подсчитал, что число партизан в БССР к концу 1941 года составляло всего лишь 5 тысяч человек, а в 1942 - 73 тысячи, однако возьмем за основу «официально признанную» цифру (11).
Для полноты картины к партизанам добавим еще и подпольщиков. Их «официальная» численность за всю войну определена в 70 тысяч человек. Если учесть, что в 1941-44 годы в советском партизанском и подпольном движении в Беларуси, по официальным сведениям, приняли участие до 374 тысяч человек и приложить пропорцию соотношения числа партизан в 1941-42 гг. и за всю войну к числу подпольщиков, получим около 17 тысяч подпольщиков для 1941-42 годов.
Эти несложные подсчеты показывают, что из 6 млн. 122,7 тыс. человек взрослого населения БССР (18 лет и старше к началу войны), в 1941-42 годы более или менее активное участие в борьбе с немцами приняли максимум 114 тысяч - не более 1,86%.
Иными словами, в первый период войны активно выступило на стороне коммунистов менее 2% жителей Беларуси (естественно, без учета мобилизованных в Красную Армию), а свыше 98% из них отнеслось к немцам более или менее лояльно (12).
К июлю 1944 года, в результате кардинальных изменений в ходе войны в пользу СССР и жестокой оккупационной политики немцев, эта пропорция заметно изменилась в сторону увеличения поддержки будущих победителей, но масштабов «всенародной борьбы» все же не достигла.
Попутно надо подчеркнуть, что реальное участие жителей Беларуси в борьбе против нацистов было еще меньше, чем показывают приведенные цифры. Ведь в 1941-42 гг. партизанские отряды на 95-100 % состояли из сотрудников органов НКВД и партийно-комсомольских активистов, заброшенных из-за линии фронта, а также из «окруженцев» (бойцов и командиров РККА, пограничных и внутренних войск НКВД).
Вот что пишет об этом Вячеслав Боярский: «Именно органы и войска НКВД (пограничные, внутренние и другие) сыграли ведущую роль в развертывании партизанского движения, создании отрядов и диверсионных групп на первом этапе партизанской борьбы, т.е. до мая 1942 года.
…К сожалению, ранее столь откровенно не говорили. Ведь именно это утверждала немецкая пропаганда. Соглашаться с противником было просто невозможно. И вообще дико звучало, поскольку речь шла о «ВОЙНЕ НАРОДНОЙ»! Вот никто и не соглашался ни во время войны, ни после нее, ни сейчас. Все лавры принято было отдавать партии» (13).
Народный гнев или сталинская провокация?
Поговорим о том, как создавался «всенародный гнев» на оккупированных территориях. Ненависть Сталина к «оккупированным» была вызвана тем, что он прекрасно понял - умирать за него они не станут. Поэтому решил обернуть против немцев немецкую же практику. Обычно, в случае появления в каком-либо районе партизан и совершении ими диверсионных актов, оккупационные власти реагировали стандартно - они в отместку наказывали население деревень того же района. Немцы рассуждали логично - где партизаны берут продовольствие? Правильно - у населения окрестных деревень. Вот и накажем эти деревни.
То, что у местных жителей не было выбора, и пулю от партизан в случае отказа в помощи можно было запросто получить как «фашистскому пособнику», немцев не волновало. Бывший председатель Верховного Совета Республики Беларусь Николай Дементей сказал однажды: «Днем немцы, ночью партизаны. Куда ж бедному беларусу податься?».
Документы свидетельствуют, что партизаны систематически грабили гражданское население. Иногда отдельные лица подвергались за это наказаниям. Но в целом партизанское руководство считало грабежи закономерным явлением. По самым скромным подсчетам, в 1943-44 гг. при средней численности беларуских партизан 120 тысяч человек, им требовалось в месяц минимально 3600 тонн продовольствия (из расчета 1 кг в день). Это по нормам полуголодного тылового пайка. А по фронтовым нормам надо было 6300 тонн (1,75 кг в день). В данной связи Боярский пишет: «Поэтому в подавляющем большинстве случаев партизаны просто реквизировали продовольствие у местных жителей, выдавая им символические расписки, обещавшие компенсацию после войны. Изъятие продовольствия в семьях «пособников врага» (полицаев, старост и других), обрекавшее их на голод, вообще было делом само собой разумеющимся» (14).
ххх
Сталин решил использовать в своих целях немецкую практику репрессий в отношении сельских жителей в районах партизанских действий. Для этого требовалось лишь активизировать действия партизанских отрядов и диверсионных групп: партизаны будут провоцировать немцев на репрессии против местного населения, а население возненавидит немцев и начнет бороться с ними.
Технология была простая до примитива - диверсионный отряд совершает акцию в каком-либо оккупированном районе, а расплачиваются за нее жители деревень этого района. Вот так немцы «прижмут» народ, он «разлюбит» немцев, и разгорится борьба с ними.
Столь немудреной тактике можно было бы противопоставить не менее простую стратегию - при любом раскладе событий к гражданскому населению репрессий не применять, напротив - всячески способствовать экономическому процветанию оккупированного региона. Тогда серьезная партизанская война была бы невозможна. Но беда Третьего рейха заключалась в том, что политику «подмандатных территорий» определяли всевозможные розенберги со своими расовыми идеями, да и особенностью германского менталитета являлось стремление в ответ на любой террористический акт подполья расправляться именно с населением оккупированных территорий.
Тем не менее, приступить к реализации избранного плана Сталин в 1941 и 1942 году не смог - не до того было. Лишь с весны 1943 года в оккупированных районах страны стал понемногу разгораться пожар. Репрессии немцев в отместку за повышенную активность партизан не заставили себя ждать. В 1943-44 г. в Беларуси были сожжены 628 деревень (186 из них после войны так и не восстановили).
Таким образом, развертывание партизанского движения в оккупированных республиках и областях явилась подставой собственного населения - его гибель Сталина не волновала. И все же народ на борьбу с «немецко-фашистскими оккупантами» не восстал. Сталин не учел, что беларусы за 200 лет российской оккупации привыкли к репрессиям, а потому заняли привычную позицию выжидания, сжавшись в комок. Увеличение числа беларуских партизан, начавшееся с осени 1943 года связано вовсе не с «пробуждением сознания» - просто фронт покатил на запад и «оккупированные» стали принимать сторону победителя. А если бы он «катил» дальше на восток, немцы не одну дивизию ваффен-СС из беларусов сформировали бы, а пять.
Спровоцированное Сталиным кровопускание оккупированного населения в конечном итоге большой пользы РККА оно не принесло. Лишь ударило по самому населению. Вот что пишет об этом В.И. Боярский: «…Надо добавить ошибочную и по своей сути преступную установку партийно-политического руководства СССР жечь жилье, «гнать немца на мороз», уничтожать домашний скот. Подобные действия партизан и диверсантов вынуждали население в целях выживания самим охранять свои деревни, бороться с «поджигателями», толкало его к сотрудничеству не с партизанами, а с оккупантами» (15).