Придатки
Старушка Европа, уставшая от собственного заката, пошла на Восток, простоволосая, нагая. Встретил её добрый беркутовец Прилепин, нежно отправивший Украину студить придатки. Переспал он с левой бабою, да прямо с мокрой лошадью и потными доспехами забрался в постель к ней. И родился от этого новый Беломорканал, злой, молодой, левый. И взял с собой в путь обратный в Новгород Нижний Захар суму перемётную с цитатником Мари ле Пен, солью и спичками, отправил твит брату своему Кусюку Сергею, и полетела ему вслед арматура разочарования украинского. Отзвенели доспехи и через отсыревший огонь дрожащий Беломор-канал никак не мог попасть обратно в Европу и тыкался в скалы, не найдя Белого моря. Белокурая Дейрдре рыдала безутешно в далёкой дефолтной Исландии, но писал Захар песню новую, левую, злую и чуть поседевшую. Снились ему усы Пешкова Максима, его правдивый канал Беломорский и этот чёртов Данко, вырвавший сердце доброе, большое и яркое, лох либеральный, а Захар-буревестник предрекал революцию молодую, злую и беспощадную. Снились ему хитрые финансисты оседлого племени и студенты, студенты кровавые, в шарфах, повязках, агрессивные. Европа рвалась обратно, через леса дремучие, в закат своего догорания. Вопил Лавров о поруганности славянской, дипломатично, складно, строил планы Глазьев, но Захар, левый, злой, чуть усталый и подержанный, ушёл в сруб бревенчатый писать «музыку толстых», злую, антибуржуазную. Бабы его бросили, и лишь навязчивый сон о поруганной бюргерами Украине беспокоил и саднил.