Разбор полетов от эксперта ВШЭ. Часть 1.
Директор Центра комплексных европейских и международных исследований Высшей школы экономики РФ Валерий Кашин опубликовал большое исследование о ходе "военной операции" против Украины и ее перспективах.
Это, разумеется, российский взгляд на события. Но при этом дается достаточно трезвая оценка состояния российской армии, включая ее недостатки.
Кашин указывает на проблемные места и преимущества как у вооруженных сил РФ, так и у ВСУ, которые вскрылись в ходе "спецоперации". И делает прогнозы, когда и как она окончится.
Анализ перемен с ЦКЕМИ
Возвращение в эпоху «больших» войн - кровавых, интенсивных конфликтов, ведущихся с применением всего арсенала, не считая ядерного оружия, можно считать признаком окончательного завершения тридцатилетней эпохи однополярного мирового порядка. Журнал «Россия в глобальной политике» совместно с Центром комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики» продолжает публикацию серии статей об изменениях на международной арене.
Российская «специальная военная операция» на Украине - первый за последние тридцать лет крупный военный конфликт, который ведётся сопоставимыми силами. В нём впервые задействован практически полный арсенал имеющихся средств ведения боевых действий на суше, не считая ядерного оружия.
Многие виды оружия, в частности гиперзвуковые ракеты и, возможно, оружие с использованием искусственного интеллекта (в виде российского барражирующего боеприпаса «Ланцет»), были впервые использованы в полномасштабных боевых действиях.
После 1991 г. и до сих пор межгосударственные конфликты характеризовались либо ярко выраженным дисбалансом сил (США - Ирак в 2003 г., Россия - Грузия в 2008 г.), либо политически обусловленными ограниченными рамками (Каргильская война в 1999-м).
За этими исключениями однополярный мир, возникший по итогам распада СССР и победы США в холодной войне, обусловил временное преобладание специфического вида вооружённых конфликтов - противоповстанческих войн, которые велись регулярными армиями против иррегулярного противника.
На какой-то момент возникло ощущение, что так будет всегда. В 2000-е и начале 2010-х гг., на фоне тяжёлых и неудачных противоповстанческих войн в Ираке и Афганистане, США сокращали закупки тяжёлых и высокотехнологичных вооружений, резали многие перспективные программы.
Жертвами таких мер стали программа производства лучшего в мире на тот момент истребителя F-22, а также программа модернизации техники сухопутных войск Future Combat Systems. Это делалось, чтобы закупить побольше минно-защищённых бронеавтомобилей и прочей востребованной в «полицейских войнах» техники.
Тридцать лет противоповстанческих операций оказали сильное влияние на общества и вооружённые силы всего мира, включая российские. Они серьёзным образом деформировали представления о войне, заставив забыть многие базовые истины.
Военные конфликты, которые велись при явном техническом превосходстве одной из сторон, сформировали у обществ и у политиков крайне нереалистичные представления об уровне риска и потерь, степени неопределённости, сопровождающих войну.
На войнах с иррегулярным противником воспитаны поколения офицеров, которым пришлось участвовать в первой за поколения полноценной войне. В результате конфликт выявил серьёзные недостатки в стратегии, тактике, техническом оснащении и боевой подготовке войск как со стороны России, так и со стороны Украины и поддерживающих её западных союзников.
Возвращение в эпоху «больших» войн - кровавых, интенсивных конфликтов, ведущихся с применением всего арсенала, не считая ядерного оружия, можно считать признаком окончательного завершения тридцатилетней эпохи однополярного мирового порядка.
Начало такой войне положили как минимум два фактора: провал инструментов «экономического сдерживания» со стороны США и ЕС и появление военной силы, способной, пусть опосредованно, вступить в противоборство со всем западным миром.
Соотношение сил в зоне конфликта
Решение руководства России вести боевые действия против Украины не просто армией мирного времени, а ещё и без привлечения призывников означало, что с началом полномасштабного конфликта с Украиной российской группировке пришлось бы вести боевые действия с кратно превосходящим по численности противником.
Сухопутные войска и десантно-штурмовые войска Вооружённых сил Украины (ВСУ) в сочетании с нацгвардией и пограничными войсками Украины имели численность мирного времени сопоставимую с численностью российских сухопутных войск и ВДВ даже без проведения мобилизации на Украине.
В предвоенных ВСУ служило 200 тысяч человек (из них в сухопутных войсках 126 тысяч человек и ещё 30 тысяч в десантно-штурмовых), а всего в ВСУ было занято 255 тысяч человек. Гражданский персонал имеет смысл учитывать, поскольку в условиях оборонительной войны на своей территории он продолжал играть важную роль в обеспечении действий ВСУ.
В довоенной нацгвардии Украины было до 60 тысяч человек. Ещё более 50 тысяч человек числилось в пограничной службе Украины. К военным действиям привлекались спецподразделения полиции и Службы безопасности Украины, где проходили службу ещё несколько тысяч профессиональных бойцов.
До начала боевых действий была начата мобилизация, которая в полной мере развернулась уже в ходе специальной военной операции (СВО). Численность различных украинских военных формирований была доведена до 700 тысяч человек с дальнейшими перспективами её наращивания до 1 млн и более.
С учётом российского моратория на привлечение призывников превосходство было подавляющим. Например, в середине мая украинский министр обороны Алексей Резников оценивал российскую группировку на территории Украины в 167 тысяч человек.
Эта цифра не учитывала авиацию, флот и некоторые ракетно-артиллерийские части, действовавшие с территории России, а также находившиеся там резервы.
При этом украинцы в своих подсчётах не делают различий между собственно российскими войсками и силами ЛНР и ДНР, где, в отличие от России, мобилизация была проведена.
Некоторые части народной милиции двух республик проявили себя в конфликте наилучшим образом, однако техническое оснащение оставляло желать лучшего даже в самых старых и заслуженных формированиях ЛНР и ДНР.
Луганским и донецким резервистам, составлявшим существенную часть союзных сил, на ранней стадии конфликта нередко и вовсе выдавался откровенный хлам, включая элементы вооружения и снаряжения времён Великой Отечественной войны. Есть немало скандальных фото вооружённых трёхлинейными винтовками донецких резервистов, относящихся к марту и даже апрелю. Многие проблемы с оснащением резервистов «народных республик» и выплатой им денежного довольствия не решены до сих пор.
Российская армия до СВО: проблемы смены парадигмы
Характер войны естественным образом вытекает из структуры вооружённых сил сторон. Россия пришла к конфликту с самыми малочисленными сухопутными войсками за свою новую и новейшую историю.
Например, армия Петра Великого при 13-миллионном населении страны, включала более 200 тысяч солдат регулярных войск и около 100 тысяч человек в иррегулярных формированиях (калмыки, казаки, башкиры и другие).
Российские сухопутные войска, по доступным публикациям, насчитывали 280 тысяч человек в 2021 г. при примерно тех же размерах территории страны и на порядок большем населении. На сухопутные войска приходилась примерно треть общей численности российских Вооружённых сил.
Такая структура Вооружённых сил отражала сформировавшиеся по итогам 2000-2010-х гг. специфические взгляды российского руководства на характер угроз. Крупномасштабная сухопутная война считалась маловероятным катастрофическим событием, возможным только в случае столкновения России и НАТО, и эту перспективу предполагалось сдерживать за счёт инвестиций в стратегические вооружения.
Силы общего назначения должны были сыграть свою роль на раннем этапе эскалации гипотетического (и крайне маловероятного) конфликта России и НАТО. Но всё более важную роль в их задачах начинала играть борьба с всевозможными гибридными угрозами, а также участие в разного рода экспедиционных операциях, призванных подкреплять российскую внешнюю политику в разных частях мира.
Примером успешной экспедиционной кампании может служить операция российских Вооружённых сил в Сирии. Ценой умеренных издержек и потерь она принесла России конкретные выгоды в виде укрепления позиций на Ближнем Востоке, в том числе при обсуждении нефтяной тематики. Была снижена террористическая угроза за счёт целенаправленного истребления выехавших сражаться за ИГИЛ[1] выходцев из бывшего СССР. Был спасён дружественный России режим. Результат был достигнут группировкой, по численности примерно равной усиленной бригаде, при поддержке нескольких десятков самолётов и вертолётов, действовавших с базы Хмеймим.
Другой пример успешных действий - участие российских войск в операции ОДКБ по стабилизации ситуации в Казахстане в январе 2022 года. Россия оказалась в состоянии в кратчайшие сроки развернуть в соседней стране значительный контингент, который, не вступая в прямые столкновения с противником, позволил стабилизировать ситуацию в важной соседней стране и не допустить её сползания в гражданскую войну.
Одним из следствий подобной модели развития российских Вооружённых сил стала высокая по отношению к сухопутным войскам (СВ) численность воздушно-десантных войск (ВДВ), превосходивших СВ в мобильности за счёт худшей защищённости и меньшей огневой мощи. При этом ключевое свойство ВДВ - способность к парашютному десантированию - не было востребовано ни разу в нашей военной истории после Второй мировой войны.
Между тем именно этим странным увлечением парашютизмом объясняется разработка и производство для них отдельной линейки бронетехники, а также другие особенности в их структуре и вооружении, снижающие их огневую мощь и защищённость. Крайне дорогостоящей является и сама парашютная подготовка.
Высокий престиж и политический статус ВДВ подкреплялся их ролью незаменимого инструмента при проведении экспедиционных операций как на постсоветском пространстве, так и вдали от него. В результате дополнительно снижалась численность доступных российскому руководству «тяжёлых» соединений сухопутных войск, которые могли бы быть задействованы в войне в Европе.
Проблема флота
Другим следствием сложившейся модели российских Вооружённых сил стало сохранение раздутого, значительно превосходящего экономические возможности страны Военно-морского флота, основу которого составляют крупные корабли советской постройки, обладавшие внушительными размерами и дальностью плавания, а также ещё более внушительной стоимостью содержания.
Наличие таких кораблей позволяло России поддерживать иллюзию того, что она является второй военно-морской державой мира, способной осуществлять глобальное военное присутствие. Иллюзия была обманчива: крайне значительная доля атомных многоцелевых подводных лодок, а также надводных боевых кораблей первого ранга в любой отдельно взятый момент времени находилась в затяжных ремонтах. На содержание имевшегося на бумаге «флота открытого моря» у России не было ни денег, ни судоремонтных возможностей, ни адекватной инфраструктуры базирования.
Сохранение во флоте массы устаревших кораблей, сжиравших человеческие и материальные ресурсы, помимо создания видимости морского величия, давало надежду и на сохранение военно-морских кадров в расчёте на будущее перевооружение. Фактически же погоня за статусом и надежды на отдалённое светлое будущее существенным образом ограничивали текущее развитие флота и военного судостроения в России.
Средства, расходуемые на содержание антикварных советских «кораблей 1-го ранга» возрастом 30-50 лет, могли бы с большим успехом использовать для строительства реально необходимых корветов, фрегатов новых проектов с современным вооружением, которых сейчас России не хватает на Чёрном море.
Прямое столкновение со страной, обладающей современными морскими вооружениями и средствами разведки долгие годы, видимо, считалось не слишком вероятным. В мире 2010-х гг. такой подход, вероятно, имел свои резоны, но около 2020 г. ситуация резко изменилась.
Как показала история с потоплением крейсера «Москва», в условиях полномасштабных военных конфликтов ценность 30-40-летних боевых кораблей советской постройки выражается даже не нулевой, а крупной отрицательной величиной. Потеря любого из них сопряжена с тяжелейшим ударом по престижу страны и морали Вооружённых сил.
«Москва» была потоплена на следующий день после сдачи в плен крупной группы (более 1000 человек) украинских морских пехотинцев в Мариуполе, события, заставшего украинские власти врасплох и заставившего их неумело изворачиваться и врать. В итоге серьёзный удар по морали противника был полностью нивелирован. Вместо этого психологический удар был нанесён по нашему обществу и армии.
Имевшийся у нашей страны к началу СВО флот имел в целом сомнительную боеспособность и боевую ценность. При этом флот отвлекал на себя огромные человеческие и материальные ресурсы. По доступным данным, численность его личного состава составляла на начало года более 50 процентов от численности сухопутных войск, а доля в государственном оборонном заказе в последние годы была намного выше, чем у СВ и ВДВ вместе взятых.
Это, разумеется, российский взгляд на события. Но при этом дается достаточно трезвая оценка состояния российской армии, включая ее недостатки.
Кашин указывает на проблемные места и преимущества как у вооруженных сил РФ, так и у ВСУ, которые вскрылись в ходе "спецоперации". И делает прогнозы, когда и как она окончится.
Анализ перемен с ЦКЕМИ
Возвращение в эпоху «больших» войн - кровавых, интенсивных конфликтов, ведущихся с применением всего арсенала, не считая ядерного оружия, можно считать признаком окончательного завершения тридцатилетней эпохи однополярного мирового порядка. Журнал «Россия в глобальной политике» совместно с Центром комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики» продолжает публикацию серии статей об изменениях на международной арене.
Российская «специальная военная операция» на Украине - первый за последние тридцать лет крупный военный конфликт, который ведётся сопоставимыми силами. В нём впервые задействован практически полный арсенал имеющихся средств ведения боевых действий на суше, не считая ядерного оружия.
Многие виды оружия, в частности гиперзвуковые ракеты и, возможно, оружие с использованием искусственного интеллекта (в виде российского барражирующего боеприпаса «Ланцет»), были впервые использованы в полномасштабных боевых действиях.
После 1991 г. и до сих пор межгосударственные конфликты характеризовались либо ярко выраженным дисбалансом сил (США - Ирак в 2003 г., Россия - Грузия в 2008 г.), либо политически обусловленными ограниченными рамками (Каргильская война в 1999-м).
За этими исключениями однополярный мир, возникший по итогам распада СССР и победы США в холодной войне, обусловил временное преобладание специфического вида вооружённых конфликтов - противоповстанческих войн, которые велись регулярными армиями против иррегулярного противника.
На какой-то момент возникло ощущение, что так будет всегда. В 2000-е и начале 2010-х гг., на фоне тяжёлых и неудачных противоповстанческих войн в Ираке и Афганистане, США сокращали закупки тяжёлых и высокотехнологичных вооружений, резали многие перспективные программы.
Жертвами таких мер стали программа производства лучшего в мире на тот момент истребителя F-22, а также программа модернизации техники сухопутных войск Future Combat Systems. Это делалось, чтобы закупить побольше минно-защищённых бронеавтомобилей и прочей востребованной в «полицейских войнах» техники.
Тридцать лет противоповстанческих операций оказали сильное влияние на общества и вооружённые силы всего мира, включая российские. Они серьёзным образом деформировали представления о войне, заставив забыть многие базовые истины.
Военные конфликты, которые велись при явном техническом превосходстве одной из сторон, сформировали у обществ и у политиков крайне нереалистичные представления об уровне риска и потерь, степени неопределённости, сопровождающих войну.
На войнах с иррегулярным противником воспитаны поколения офицеров, которым пришлось участвовать в первой за поколения полноценной войне. В результате конфликт выявил серьёзные недостатки в стратегии, тактике, техническом оснащении и боевой подготовке войск как со стороны России, так и со стороны Украины и поддерживающих её западных союзников.
Возвращение в эпоху «больших» войн - кровавых, интенсивных конфликтов, ведущихся с применением всего арсенала, не считая ядерного оружия, можно считать признаком окончательного завершения тридцатилетней эпохи однополярного мирового порядка.
Начало такой войне положили как минимум два фактора: провал инструментов «экономического сдерживания» со стороны США и ЕС и появление военной силы, способной, пусть опосредованно, вступить в противоборство со всем западным миром.
Соотношение сил в зоне конфликта
Решение руководства России вести боевые действия против Украины не просто армией мирного времени, а ещё и без привлечения призывников означало, что с началом полномасштабного конфликта с Украиной российской группировке пришлось бы вести боевые действия с кратно превосходящим по численности противником.
Сухопутные войска и десантно-штурмовые войска Вооружённых сил Украины (ВСУ) в сочетании с нацгвардией и пограничными войсками Украины имели численность мирного времени сопоставимую с численностью российских сухопутных войск и ВДВ даже без проведения мобилизации на Украине.
В предвоенных ВСУ служило 200 тысяч человек (из них в сухопутных войсках 126 тысяч человек и ещё 30 тысяч в десантно-штурмовых), а всего в ВСУ было занято 255 тысяч человек. Гражданский персонал имеет смысл учитывать, поскольку в условиях оборонительной войны на своей территории он продолжал играть важную роль в обеспечении действий ВСУ.
В довоенной нацгвардии Украины было до 60 тысяч человек. Ещё более 50 тысяч человек числилось в пограничной службе Украины. К военным действиям привлекались спецподразделения полиции и Службы безопасности Украины, где проходили службу ещё несколько тысяч профессиональных бойцов.
До начала боевых действий была начата мобилизация, которая в полной мере развернулась уже в ходе специальной военной операции (СВО). Численность различных украинских военных формирований была доведена до 700 тысяч человек с дальнейшими перспективами её наращивания до 1 млн и более.
С учётом российского моратория на привлечение призывников превосходство было подавляющим. Например, в середине мая украинский министр обороны Алексей Резников оценивал российскую группировку на территории Украины в 167 тысяч человек.
Эта цифра не учитывала авиацию, флот и некоторые ракетно-артиллерийские части, действовавшие с территории России, а также находившиеся там резервы.
При этом украинцы в своих подсчётах не делают различий между собственно российскими войсками и силами ЛНР и ДНР, где, в отличие от России, мобилизация была проведена.
Некоторые части народной милиции двух республик проявили себя в конфликте наилучшим образом, однако техническое оснащение оставляло желать лучшего даже в самых старых и заслуженных формированиях ЛНР и ДНР.
Луганским и донецким резервистам, составлявшим существенную часть союзных сил, на ранней стадии конфликта нередко и вовсе выдавался откровенный хлам, включая элементы вооружения и снаряжения времён Великой Отечественной войны. Есть немало скандальных фото вооружённых трёхлинейными винтовками донецких резервистов, относящихся к марту и даже апрелю. Многие проблемы с оснащением резервистов «народных республик» и выплатой им денежного довольствия не решены до сих пор.
Российская армия до СВО: проблемы смены парадигмы
Характер войны естественным образом вытекает из структуры вооружённых сил сторон. Россия пришла к конфликту с самыми малочисленными сухопутными войсками за свою новую и новейшую историю.
Например, армия Петра Великого при 13-миллионном населении страны, включала более 200 тысяч солдат регулярных войск и около 100 тысяч человек в иррегулярных формированиях (калмыки, казаки, башкиры и другие).
Российские сухопутные войска, по доступным публикациям, насчитывали 280 тысяч человек в 2021 г. при примерно тех же размерах территории страны и на порядок большем населении. На сухопутные войска приходилась примерно треть общей численности российских Вооружённых сил.
Такая структура Вооружённых сил отражала сформировавшиеся по итогам 2000-2010-х гг. специфические взгляды российского руководства на характер угроз. Крупномасштабная сухопутная война считалась маловероятным катастрофическим событием, возможным только в случае столкновения России и НАТО, и эту перспективу предполагалось сдерживать за счёт инвестиций в стратегические вооружения.
Силы общего назначения должны были сыграть свою роль на раннем этапе эскалации гипотетического (и крайне маловероятного) конфликта России и НАТО. Но всё более важную роль в их задачах начинала играть борьба с всевозможными гибридными угрозами, а также участие в разного рода экспедиционных операциях, призванных подкреплять российскую внешнюю политику в разных частях мира.
Примером успешной экспедиционной кампании может служить операция российских Вооружённых сил в Сирии. Ценой умеренных издержек и потерь она принесла России конкретные выгоды в виде укрепления позиций на Ближнем Востоке, в том числе при обсуждении нефтяной тематики. Была снижена террористическая угроза за счёт целенаправленного истребления выехавших сражаться за ИГИЛ[1] выходцев из бывшего СССР. Был спасён дружественный России режим. Результат был достигнут группировкой, по численности примерно равной усиленной бригаде, при поддержке нескольких десятков самолётов и вертолётов, действовавших с базы Хмеймим.
Другой пример успешных действий - участие российских войск в операции ОДКБ по стабилизации ситуации в Казахстане в январе 2022 года. Россия оказалась в состоянии в кратчайшие сроки развернуть в соседней стране значительный контингент, который, не вступая в прямые столкновения с противником, позволил стабилизировать ситуацию в важной соседней стране и не допустить её сползания в гражданскую войну.
Одним из следствий подобной модели развития российских Вооружённых сил стала высокая по отношению к сухопутным войскам (СВ) численность воздушно-десантных войск (ВДВ), превосходивших СВ в мобильности за счёт худшей защищённости и меньшей огневой мощи. При этом ключевое свойство ВДВ - способность к парашютному десантированию - не было востребовано ни разу в нашей военной истории после Второй мировой войны.
Между тем именно этим странным увлечением парашютизмом объясняется разработка и производство для них отдельной линейки бронетехники, а также другие особенности в их структуре и вооружении, снижающие их огневую мощь и защищённость. Крайне дорогостоящей является и сама парашютная подготовка.
Высокий престиж и политический статус ВДВ подкреплялся их ролью незаменимого инструмента при проведении экспедиционных операций как на постсоветском пространстве, так и вдали от него. В результате дополнительно снижалась численность доступных российскому руководству «тяжёлых» соединений сухопутных войск, которые могли бы быть задействованы в войне в Европе.
Проблема флота
Другим следствием сложившейся модели российских Вооружённых сил стало сохранение раздутого, значительно превосходящего экономические возможности страны Военно-морского флота, основу которого составляют крупные корабли советской постройки, обладавшие внушительными размерами и дальностью плавания, а также ещё более внушительной стоимостью содержания.
Наличие таких кораблей позволяло России поддерживать иллюзию того, что она является второй военно-морской державой мира, способной осуществлять глобальное военное присутствие. Иллюзия была обманчива: крайне значительная доля атомных многоцелевых подводных лодок, а также надводных боевых кораблей первого ранга в любой отдельно взятый момент времени находилась в затяжных ремонтах. На содержание имевшегося на бумаге «флота открытого моря» у России не было ни денег, ни судоремонтных возможностей, ни адекватной инфраструктуры базирования.
Сохранение во флоте массы устаревших кораблей, сжиравших человеческие и материальные ресурсы, помимо создания видимости морского величия, давало надежду и на сохранение военно-морских кадров в расчёте на будущее перевооружение. Фактически же погоня за статусом и надежды на отдалённое светлое будущее существенным образом ограничивали текущее развитие флота и военного судостроения в России.
Средства, расходуемые на содержание антикварных советских «кораблей 1-го ранга» возрастом 30-50 лет, могли бы с большим успехом использовать для строительства реально необходимых корветов, фрегатов новых проектов с современным вооружением, которых сейчас России не хватает на Чёрном море.
Прямое столкновение со страной, обладающей современными морскими вооружениями и средствами разведки долгие годы, видимо, считалось не слишком вероятным. В мире 2010-х гг. такой подход, вероятно, имел свои резоны, но около 2020 г. ситуация резко изменилась.
Как показала история с потоплением крейсера «Москва», в условиях полномасштабных военных конфликтов ценность 30-40-летних боевых кораблей советской постройки выражается даже не нулевой, а крупной отрицательной величиной. Потеря любого из них сопряжена с тяжелейшим ударом по престижу страны и морали Вооружённых сил.
«Москва» была потоплена на следующий день после сдачи в плен крупной группы (более 1000 человек) украинских морских пехотинцев в Мариуполе, события, заставшего украинские власти врасплох и заставившего их неумело изворачиваться и врать. В итоге серьёзный удар по морали противника был полностью нивелирован. Вместо этого психологический удар был нанесён по нашему обществу и армии.
Имевшийся у нашей страны к началу СВО флот имел в целом сомнительную боеспособность и боевую ценность. При этом флот отвлекал на себя огромные человеческие и материальные ресурсы. По доступным данным, численность его личного состава составляла на начало года более 50 процентов от численности сухопутных войск, а доля в государственном оборонном заказе в последние годы была намного выше, чем у СВ и ВДВ вместе взятых.