К. Теплоухов: Челябинск в январе 1901, 1911 и 1921 гг.
1901-й год
Двадцатый век застал нас в тех же условиях жизни, в той же квартире. С Ругиновыми и другими знакомыми отношения по-прежнему хорошие, служба - одно удовольствие; место в Попечительстве о народной трезвости я не бросал, - все-таки 25 руб. в месяц за несколько часов работы в неделю - годятся.
Арсенал мой, пострадавший после кражи в доме Протопопова, начал восстанавливаться. Первое... 2-го или 3-го января получил из Ижевского завода заказанный мною бюксфлинт с патронами и пулелейками. Кроме обычного прицела-высокая мушка и подъемный шитик-на шейке ложи поставлен прицел Леймана. Работа простая, но очень чистая и аккуратная. С первого взгляда бюксфлинт показался мне маленьким и легким, навес -чуть больше девяти фунтов, стволы длиною в аршин, - в общем, ружье очень понравилось. Предстояла приятная задача - пристрелять тот и другой ствол... нечего и говорить, что стволы были измерены, взвешены, были сделаны слепки с патронов и части стволов. Цена ружья 65 руб., со всеми принадлежностями - 85 рублей.
Второе... Купил у контролера Жеденова, недавно вышедшего из военной службы, пехотную берданку с массой патронов и пороха за казенную цену-пять рублей. Берданка вполне исправна, с хорошим боем, - по словам Жеденова, выбрана опытным стрелком. Я, конечно, решил привести её в более благообразный вид. Сделал новую мушку - с двумя концами, иглой и шариком, - для установки - по желанию любой - пришлось делать пружину; сделал 12 штук - ломались или гнулись. Удалась 13-я, но мушка не понравилась, - сделал простую - постоянную. Надо новую ложу, - выписал из Ижа ореховую болванку; выслали, но «ввиду особых размеров - цена повышена, четыре руб.» (?!) Ложу сделал с пистолетной ручкой и нарезной, - вышла красивая, - зад из черного дерева.
Третье... Переписку с иностранными фирмами, главным образом с Сент-Этьенской мануфактурой во Франции, - прекратил. Просят дорого и уклоняются от работы стволов по размерам, указанным А. П. Ивашенцевым. Решил заказать в Ижевском заводе, который назначил 120 руб. и мог сделать не хуже. Штуцерные стволы калибра 500 - экспресс - при наличности бюксфлинта пока не нужны, - в случае чего - можно приделать. Послали заказ и деньги.
Взял под свою высокую руку Владимира Григорьевича Угрюмова, - он оренбуржец, служил в Губернском акцизном управлении, потом здесь в Округе, - теперь делопроизводитель, - кончил городское училище. Обучил его игре в винт - понял и усвоил в два вечера, в преферанс он играл. По моему совету выписал за 15 руб. мелкокалиберную винтовку бокового огня, а потом - сначала сделал довольно сложный приборчик для выправления закраин гильз - не понравилось, - пересверлил патронник под гильзу центрального огня Винчестера.
Каждое воскресенье по утрам ходили в ближайшую рощу стрелять в цель из своей малопульки, я - сначала из целевого револьвера Смит-Вессон, потом из бюксфлинта. Нашли очень удобное место - выработанный каменный карьер. Научились оба стрелять неплохо. Из бюксфлинта больше стрелял из нарезного ствола - бой очень хороший. Из гладкого - мало, несколько десятков выстрелов с зарядом от 72 долей до одного золотника шести долей; бой не плохой, но и не хороший.
1911-й год
Год с событиями, треволнениями и невеселым финалом. Начался он, как и все предыдущие, самым заурядным образом: поужинали попозже, поздравили друг друга и легли спать. Кроме своих ребят, у нас жило трое Герцев, - осенью с Петей и Лизой приехала и Катя. Как обыкновенно, в начале года - пофотографировались. На этот раз снимки бытового характера: Володя заводит граммофон; Аня и Шура ждут такта; Володя стрижет меня; я - в сюртуке - в позе оратора; Оля, Костя и Катя на параллельных брусьях; то же - я с Шурой и Володей и т.д.
Праздники кончились, началось учение, - у меня склад, Акцизное управление. Танцы по пятницам продолжались, - танцевали с увлечением, жена иногда поварчивала, я не в претензии. Показывали гостям и нашу электрическую машину - токарный станок; искра была довольно сильная - барышни вздрагивали, ахали, - только для Вали Авраамовой - при ее комплекции - наша машина оказалась слабой.
Зимой прилежно занимались сапожным ремеслом, чтобы не путаться с этим делом летом, - шили сапоги, ботинки, туфли, - у всех было по несколько пар обуви. Впрочем, парадная обувь у жены и дочерей была покупной, наши изделия их не удовлетворяли.
1921-й год
Нового года не встречали, - хорошего ждать нечего. С утра до вечера заботились о поддержании своего существования, беспрекословно выполняли все, что желает новая власть и... все же быстро катились под гору. Я и дочери служили, жена хозяйничала, Костя учился; письма от Володи получали очень редко. Дом заполнен по-прежнему; зала и столовая - наши, в кабинете - метеорологические приборы, в комнате на террасу - Овчинников и Турцинович, рядом с кухней - Зевакин, в новой кухне - Федоровы, в маленькой - Ефимка с бабой.
На праздники Овчинников куда-то уехал, Турцинович - один, видимо, скучает. Жена сжалилась, пригласила позавтракать и чайничать, - размяк. Рассказал, как он попал сюда.
В городе Туле имелся большой казенный завод, выделывавший медные гильзы для ружей и винтовок; в Москве - другой, бывший Селье и Белло. Кому-то из начальства пришла блестящая мысль - соединить их в один и перевести на Урал - в более удобное место. Решено! - заводы разобрали, сняли все оборудование, машины, станки, - погрузили на несколько поездов; посадили туда же и более опытных рабочих. Прежних руководителей - инженеров и мастеров, как сомнительных людей, распустили. Вопрос о новых руководителях разрешили просто: забрали в Москву с десяток первых попавшихся инженеров и - на поезд-на новую работу... Турцинович упирался: «Я - гидротехник... ни одного патрона не видал даже!» - «Там увидите!»
Поехали, добрались до Златоуста. Златоустовцы руками развели: «Мы ничего не слыхали... у нас нет ни места, ни свободных корпусов для нового специального производства, ни материалов, ни людей!» Постояли поезда на запасных путях, - дальше...
То же самое в Кыштыме, Екатеринбурге, Тагиле, Кушве. Везде стояли и торговались по неделе и больше. Нервы у инженеров и рабочих выматывались, - они начали утекать, где кому понравится. Начальство, видя, что дело не выходит, смотрело на это сквозь пальцы. Разбежались все, вагоны с оборудованием оставили где придется. Турцинович сбежал в Екатеринбурге, добрался до Челябинска и решил остаться пока здесь. Если с питанием и неважно, то в Москве еще хуже. Последнее время они питались исключительно картошкой; он где-то служил, а жена его ходила по соседним деревням и выменивала картошку на что можно. Картошка мелкая, вся в грязи, - за последний месяц они съели 12 пудов. Топлива тоже нет, жгли книги, которых в Москве было много, и - замечательно то, что картошка, сваренная на книгах русских авторов, имела другой вкус, чем на иностранных.
В Химотделе все шло по-прежнему. Надумал было организовать клееваренное производство. Материалы и помещение были, - остановка за станками для сушки клея, - вроде гамака, только ячейки чуть почаще и из более тонкой бечевки. В продаже, конечно, не было. Поручил агенту, приставленному к этому делу, найти бабу, умеющую вязать сетки. Агент- коммунист - нашел одну, - оказалась его жена. Она скромно назначила 100 000 руб. за штуку... Цена слишком высокая, - велел поискать другую, - он не нашел...
В Химотделе нередко болтал с другим, - фамилия - Кутепов, не помню, что он делал. Кутепов - крестьянин из-под Кургана - ярый коммунист. Наши беседы начались его довольно оригинальным заявлением: «Вы, товарищ Теплоухов, - буржуй, а ведь все буржуи - прохвосты... но вы - порядочный человек, и с вами можно говорить откровенно...»
Кутепов рассказывал, что давно работает для советской власти; когда красные появились около Кургана, у него уже были готовы списки их главных противников... списки он передал красным. Многие были расстреляны красными, оставшиеся хотели убить его самого. Ночью несколько человек окружили его избу и потребовали, чтобы их впустили. Он и жена сразу догадались, в чем дело; жена выскочила во двор, крепче заперла ворота. Кутепов успел переодеться в женское платье, через огороды убежал к соседям, а затем и из селения. Белые ворвались в дом, увидали, что он убежал, убили жену...
Оказывается, жители Кургана и соседних селений более месяца оказывали такое упорное сопротивление, что красным пришлось вытребовать солидное подкрепление из России, но и эти оказались ненадежными. Скандал вышел большой; экстренно приехали Троцкий и Дзержинский, дивизию расформировали. Офицеров расстреляли всех, солдат - по выбору - по одному из 10-20 человек, остальных вернули в Россию.
Зимой, кроме службы, другой работы нет, - потянуло на столярное мастерство. Привел в полный порядок шкаф с инструментами, в нижнем отделении поместил фотографические принадлежности. Сделал несколько топорищ чистой работы, покрыл олифой тонкими слоями, - долго сохли, но покрытие оказалось несокрушимой прочности.
Загорелось сделать небольшой токарно-точильный станок. Маховик у меня был, осталось приделать только все остальное. Деятельно принялся за работу; деревянные части сделал сравнительно скоро, с металлическими пошло медленнее. Самоточка благополучно стояла.
Наш «постоялый двор» продолжал функционировать, но слабо, - в город из уезда ездить было незачем. Записей о доходах не сохранилось. Придумал другое, - начал сбывать излишки соли, и очень неплохо. За 1 пуд соли получили муки на 9500 р. и деньгами 6000 р., за 1/2 пуда соли-4 фунта сала. Продано 4 пуда соли за 70 000 р. и 2 пуда за 40 000 р. Всего за 7 с половиной пудов соли было получено в переводе на деньги 135500 рублей.
Нашелся и еще источник дохода. У меня - не помню откуда - оказался порядочный запас краски для овчины и шерсти, - должно быть экстракт кампешевого дерева. Этой краски в продаже не было совсем, а потребность в ней, особенно в уезде, - очень большая. Начал и ее менять на продукты, расценив много дороже. 2 фунта краски менял на 4 пуда пшеницы или на 5 пудов проса. За 1'/8 фунта - 1 пуд и 10 фунтов муки сеянки и 6 000 р. деньгами. Общая сумма в переводе обмена краски на деньги - 140 000 рублей.
Продолжали торговать и табаком, цену - для знакомых - установил 1000 руб. за фунт, но кружками на толкучке много выгоднее.
Источник: Семья и время перемен. Век XIX-XX. К.Н. Теплоухов. Мемуары: 1899-1934. Составитель А.Б. Гуськова. Научный редактор B.C. Боже -Москва: «Лист Нью», 2011