Как остановили мятеж ЧВК "Вагнер" в России. Лукашенко раскрыл детали переговоров
27 июня, Минск /Корр. БЕЛТА/. Президент Беларуси Александр Лукашенко после церемонии вручения погон высшему офицерскому составу рассказал подробности того, как 24 июня шли переговоры на фоне попытки вооруженного мятежа ЧВК "Вагнер", а также поделился мотивами своих действий и позиции, передает корреспондент БЕЛТА.
Мероприятие во Дворце Независимости было запланированным, но прошло в расширенном составе. К участию пригласили руководство военных и силовых структур, спецподразделений, а также руководителей СМИ, политологов и журналистов. Разговор вышел обстоятельным, а самое главное, максимально откровенным, с ответами на самые актуальные вопросы, которые в последние дни витали в обществе. Александр Лукашенко также прокомментировал и ряд информационных вбросов и домыслов.
Чтобы сохранить суть и дух повествования Президента, приводим максимально подробно и без купюр основные цитаты:
О решении высказаться
"Вчера утром я принял решение, что пришло время на эту тему что-то сказать (естественно, не все), притом честно, открыто, ничего не скрывая.
Подтолкнуло меня к этому как раз то, что в СМИ, особенно России… Белорусы - молодцы. Я, откровенно говоря, попросил пресс-секретаря обзвонить руководство основных наших СМИ и попросить, чтобы они не топтались на этой теме. Радоваться нечему. Вы сейчас узнаете почему. Но в России, как всегда, всегда так бывает, появились ура-патриоты, я увидел эту тенденцию, которые начали выть и кричать, осуждать Путина, требовать от него не прекращать уголовные дела, ловить, мочить, сажать. Вот это то, от чего я хотел бы предостеречь и нас, и российское общество.
И в связи с этим, когда разворачивалась, как Президент Путин назвал ее, эта смута в России, как-то все под веником сидели. Матвиенко оказалась мужественной, Володин, Патриарх, пара человек - и все. А после драки руками мы умеем махать, ох как умеем, и советовать: "Мочить, мочить и мочить". Слушайте, ну есть кого мочить, особенно знаете где. Есть кого сажать там, где это нужно";
"Вот это меня подтолкнуло к тому, что я должен сказать несколько слов о ситуации, которая развивалась в пятницу и в субботу, поскольку был погружен, как вы знаете, в эти события полностью";
"Для того чтобы вы понимали и знали, почувствовали, что происходило и что могло случиться. Мне хотелось бы, чтобы вы точно знали и понимали, что было и что могло бы быть".
О поступлении тревожной информации
"Итак, пятница. Вы знаете у нас такой день был счастливый, мы все готовились отпраздновать день выпускников. Естественно, и я был занят прилично этими вопросами. Да и как-то, откровенно скажу… Получая редкую информацию о том, что происходит в России, в Ростове, на юге, я как-то и внимания особо не обращал. Война идет, мало ли что там происходит.
Но к утру субботы с 8 часов утра мне уже поступает тревожная информация о ситуации в России. Кое-кто мне там подсказывает, что пишут в этих Telegram-каналах, мессенджерах… Через ФСБ и наш Комитет госбезопасности, генерала Тертеля мне докладывают: Президент Путин хочет связаться. Пожалуйста. Договорились в полдесятого, что мы переговорим в любое удобное для него время. Когда в 10 он выступил, в 10.10 позвонил и подробнейшим образом проинформировал меня о ситуации, которая происходит в России";
"Задал (Путину. - Прим. БЕЛТА) несколько вопросов, в том числе и про противодействие этому, и понял, что ситуация сложная. Не буду конкретизировать эту часть разговора".
О предложении Путину не торопиться с жестоким решением
"Самое опасное, как я понял, - это не в том, какая она была, ситуация, а как она могла развиваться и ее последствия. Это было самое опасное. Я также понял: принято жестокое решение (оно и прозвучало подтекстом в выступлении Путина) - мочить. Я предложил Путину не торопиться. Давай, говорю, поговорим с Пригожиным, с командирами его. На что он мне сказал: "Слушай, Саша, бесполезно. Он даже трубку не берет, ни с кем разговаривать не хочет".
Как удалось выйти на Пригожина
"Я спрашиваю: "Где он?" - "В Ростове". Я говорю: "Хорошо. Худой мир лучше любой войны. Не торопись. Я попробую с ним связаться". Он в очередной раз говорит: "Это бесполезно". Я говорю: "Хорошо, подожди". Где-то мы разговаривали, наверное, с полчаса. Потом он меня проинформировал, что на фронте. Помню его слова: "Ты знаешь, а на фронте, как ни странно, лучше, чем когда-либо было". Я говорю: "Вот видишь, не все так печально". В 11 часов… Надо было еще эти телефоны найти… Говорю: "Как с ним связаться? Дай телефон". Он говорит: "Скорее всего, у ФСБ есть телефон". Мы уточнили. Установили к середине дня целых три канала, по которым мы можем разговаривать с Ростовом".
Лукашенко продолжает рассказывать о своих переговорах с Пригожиным.
"В 11.00 он (Пригожин) мгновенно снял трубку.
То есть Евкуров его позвал, отдал ему телефон: "Вот, Президент Беларуси звонит, будешь ли разговаривать?" - "С Александром Григорьевичем буду".
Я слышу их разговор. Взял трубку. Разговор - эйфория. У Евгения полная эйфория.
Разговаривали первый раунд минут 30 на матерном язык
Исключительно. Слов матерных (я потом уже проанализировал) было в 10 раз больше, чем нормальной лексики. Он, конечно, извинился и начал мне матерными словами рассказывать".
"Ребята только с фронта. Они видели тысячи своих погибших ребят. Ребята очень обиженные, особенно командиры. И, как я понял, они очень влияли (я это предварительно вычислил) на самого Пригожина.
Да, он такой, знаете, героический парень, но на него оказывали давление и влияние очень те, кто руководил штурмовыми отрядами и видел эти смерти. И вот в этой ситуации, выскочив оттуда в Ростов, в таком полубешеном состоянии я с ним веду этот диалог"
"Я говорю: "Женя, никто тебе ни Шойгу, ни Герасимова, никого не отдаст, особенно в этой ситуации. Ты же знаешь Путина не меньше, чем я. Во-вторых, он с тобой не то что встречаться - по телефону разговаривать не будет в силу этой обстановки". Молчит.
"Но мы хотим справедливости! Нас хотят задушить! Мы пойдем на Москву!" Я говорю: "На полпути тебя просто как клопа раздавят. Несмотря на то что войска (мне об этом Путин долго говорил) отвлечены на соответствующем фронте". Подумай, говорю, об этом. "Нет" - такая вот эйфория".
"Долго я его убеждал. И в конце сказал: "Знаешь, ты как хочешь можешь поступать. Но на меня не обижайся. Бригада подготовлена к переброске в Москву. И, как в 41-м, ты же книжки читаешь, образованный, умный человек, мы будем защищать Москву. Потому что данная ситуация не только в России.
Это и не только потому, что это вот наше Отечество. А потому что, не дай бог, вот эта смута пошла бы по всей России, а предпосылки для этого были колоссальные, следующими были мы".
БЕЛТА
Мероприятие во Дворце Независимости было запланированным, но прошло в расширенном составе. К участию пригласили руководство военных и силовых структур, спецподразделений, а также руководителей СМИ, политологов и журналистов. Разговор вышел обстоятельным, а самое главное, максимально откровенным, с ответами на самые актуальные вопросы, которые в последние дни витали в обществе. Александр Лукашенко также прокомментировал и ряд информационных вбросов и домыслов.
Чтобы сохранить суть и дух повествования Президента, приводим максимально подробно и без купюр основные цитаты:
О решении высказаться
"Вчера утром я принял решение, что пришло время на эту тему что-то сказать (естественно, не все), притом честно, открыто, ничего не скрывая.
Подтолкнуло меня к этому как раз то, что в СМИ, особенно России… Белорусы - молодцы. Я, откровенно говоря, попросил пресс-секретаря обзвонить руководство основных наших СМИ и попросить, чтобы они не топтались на этой теме. Радоваться нечему. Вы сейчас узнаете почему. Но в России, как всегда, всегда так бывает, появились ура-патриоты, я увидел эту тенденцию, которые начали выть и кричать, осуждать Путина, требовать от него не прекращать уголовные дела, ловить, мочить, сажать. Вот это то, от чего я хотел бы предостеречь и нас, и российское общество.
И в связи с этим, когда разворачивалась, как Президент Путин назвал ее, эта смута в России, как-то все под веником сидели. Матвиенко оказалась мужественной, Володин, Патриарх, пара человек - и все. А после драки руками мы умеем махать, ох как умеем, и советовать: "Мочить, мочить и мочить". Слушайте, ну есть кого мочить, особенно знаете где. Есть кого сажать там, где это нужно";
"Вот это меня подтолкнуло к тому, что я должен сказать несколько слов о ситуации, которая развивалась в пятницу и в субботу, поскольку был погружен, как вы знаете, в эти события полностью";
"Для того чтобы вы понимали и знали, почувствовали, что происходило и что могло случиться. Мне хотелось бы, чтобы вы точно знали и понимали, что было и что могло бы быть".
О поступлении тревожной информации
"Итак, пятница. Вы знаете у нас такой день был счастливый, мы все готовились отпраздновать день выпускников. Естественно, и я был занят прилично этими вопросами. Да и как-то, откровенно скажу… Получая редкую информацию о том, что происходит в России, в Ростове, на юге, я как-то и внимания особо не обращал. Война идет, мало ли что там происходит.
Но к утру субботы с 8 часов утра мне уже поступает тревожная информация о ситуации в России. Кое-кто мне там подсказывает, что пишут в этих Telegram-каналах, мессенджерах… Через ФСБ и наш Комитет госбезопасности, генерала Тертеля мне докладывают: Президент Путин хочет связаться. Пожалуйста. Договорились в полдесятого, что мы переговорим в любое удобное для него время. Когда в 10 он выступил, в 10.10 позвонил и подробнейшим образом проинформировал меня о ситуации, которая происходит в России";
"Задал (Путину. - Прим. БЕЛТА) несколько вопросов, в том числе и про противодействие этому, и понял, что ситуация сложная. Не буду конкретизировать эту часть разговора".
О предложении Путину не торопиться с жестоким решением
"Самое опасное, как я понял, - это не в том, какая она была, ситуация, а как она могла развиваться и ее последствия. Это было самое опасное. Я также понял: принято жестокое решение (оно и прозвучало подтекстом в выступлении Путина) - мочить. Я предложил Путину не торопиться. Давай, говорю, поговорим с Пригожиным, с командирами его. На что он мне сказал: "Слушай, Саша, бесполезно. Он даже трубку не берет, ни с кем разговаривать не хочет".
Как удалось выйти на Пригожина
"Я спрашиваю: "Где он?" - "В Ростове". Я говорю: "Хорошо. Худой мир лучше любой войны. Не торопись. Я попробую с ним связаться". Он в очередной раз говорит: "Это бесполезно". Я говорю: "Хорошо, подожди". Где-то мы разговаривали, наверное, с полчаса. Потом он меня проинформировал, что на фронте. Помню его слова: "Ты знаешь, а на фронте, как ни странно, лучше, чем когда-либо было". Я говорю: "Вот видишь, не все так печально". В 11 часов… Надо было еще эти телефоны найти… Говорю: "Как с ним связаться? Дай телефон". Он говорит: "Скорее всего, у ФСБ есть телефон". Мы уточнили. Установили к середине дня целых три канала, по которым мы можем разговаривать с Ростовом".
Лукашенко продолжает рассказывать о своих переговорах с Пригожиным.
"В 11.00 он (Пригожин) мгновенно снял трубку.
То есть Евкуров его позвал, отдал ему телефон: "Вот, Президент Беларуси звонит, будешь ли разговаривать?" - "С Александром Григорьевичем буду".
Я слышу их разговор. Взял трубку. Разговор - эйфория. У Евгения полная эйфория.
Разговаривали первый раунд минут 30 на матерном язык
Исключительно. Слов матерных (я потом уже проанализировал) было в 10 раз больше, чем нормальной лексики. Он, конечно, извинился и начал мне матерными словами рассказывать".
"Ребята только с фронта. Они видели тысячи своих погибших ребят. Ребята очень обиженные, особенно командиры. И, как я понял, они очень влияли (я это предварительно вычислил) на самого Пригожина.
Да, он такой, знаете, героический парень, но на него оказывали давление и влияние очень те, кто руководил штурмовыми отрядами и видел эти смерти. И вот в этой ситуации, выскочив оттуда в Ростов, в таком полубешеном состоянии я с ним веду этот диалог"
"Я говорю: "Женя, никто тебе ни Шойгу, ни Герасимова, никого не отдаст, особенно в этой ситуации. Ты же знаешь Путина не меньше, чем я. Во-вторых, он с тобой не то что встречаться - по телефону разговаривать не будет в силу этой обстановки". Молчит.
"Но мы хотим справедливости! Нас хотят задушить! Мы пойдем на Москву!" Я говорю: "На полпути тебя просто как клопа раздавят. Несмотря на то что войска (мне об этом Путин долго говорил) отвлечены на соответствующем фронте". Подумай, говорю, об этом. "Нет" - такая вот эйфория".
"Долго я его убеждал. И в конце сказал: "Знаешь, ты как хочешь можешь поступать. Но на меня не обижайся. Бригада подготовлена к переброске в Москву. И, как в 41-м, ты же книжки читаешь, образованный, умный человек, мы будем защищать Москву. Потому что данная ситуация не только в России.
Это и не только потому, что это вот наше Отечество. А потому что, не дай бог, вот эта смута пошла бы по всей России, а предпосылки для этого были колоссальные, следующими были мы".
БЕЛТА