Лакки. Часть вторая
- Давно это было. Я поехал в Италию по делам каким-то (поехать в Италию из Швейцарии - все-равно что за МКАД выехать. Особенно радует, что простой швейцарский крестьянин спокойно себе разговаривает по-итальянски. Прим. меня). Увидел на поле девушку, красивая такая, маленькая, смеется звонко. Вообще я к людям не очень (хм, я заметил, ага), а тут как тянуло что-то. Подошел, познакомился, думал - пошлет, а она нет, ничего. Вечером встретились, долго гуляли. Проводил ее домой, там какие-то друзья ее подошли (глаза дядьки зло блеснули), больше не приходили. Всю неделю гуляли, я от нее оторваться не мог, воздуха не хватало, когда она уходила. Мне уже возвращаться надо было, а как уехать? Она здесь, я - там. Вот и говорю ей в очередную встречу: "Будь женой мне". Глаза закрыл, старшно стало - вдруг рассмеется в ответ и теперь-то уж точно пошлет куда подальше: она вон какая, вся золотая, люди вокруг нее, веселье, а тут такая горилла. А она меня поцеловала, "я согласна" говорит. У меня поплыло все от счастья. Пошли мы к родителям ее, там семья большая, детей много, дом, скотина, все как положено. Я родителям не понравился, прогнали они меня, а жену мою заперли. Она только шепнуть успела: "Жди где встречаемся". Ну что я могу? Один, чужая деревня. Пошел в поле, где познакомились, лег, ждал-ждал, да и уснул. Вдруг среди ночи толкает меня кто-то. Очнулся, смотрю - жена моя. Как она убежать смогла - не понимаю, там не дом был, крепость, да и людей в доме полно. В общем, убежали мы, поселились у меня. На свадьбу пригласили ее родителей, письмо большое написали, но они не ответили. У меня родни тоже никого, так и обвенчались без гостей, только младшая сестренка жены на свадьбу приехала, утром рано-рано встала, убежала в поле и сплела нам огромный венок из цветов полевых, а после венчания на нас вдвоем его и одела. Единственный подарок свадебный, до сих пор в комнате висит...
Мужик отвернулся от окна, быстро посмотрел на Дарьку, удобно устроившегося на колене и обслюнявившего во сне штанину до неузнаваемости, а потом снова уставился в окно и замолчал.
Странное ощущение возникло - вроде много народа вокруг, а не видно и не слышно никого, как-будто только одни мы в доме этом. За соседним столом компания что-то поет, раскачиваясь, но звука нет, как в немом кино, только движения и позы. А тут, рядом, под столом сопит Булка с Дариком и каждый звук в тишине возникшей отдается грохотом.
Не знаю, сколько бы мы еще так молча сидели. Первым не выдержал Дарька: голос исчез, поглаживания закончились. "Что за нафиг?" - Дарик положил свою лапу мужику на колено еще раз и просунул голову дальше под ладонь. Кот домашний, блин :).
Мужик снова легко вздрогнул, как очнулся от чего-то, снова неумело потрепал Дарика за ухо и "вернулся":
- Начали мы жить вместе, у меня в доме все поменялось - светло, весело. Жена по хозяйству с утра до вечера, говорит, поет, легко так, даже скотина ей улыбалась. Все думала - вот детишек нарожаем и поедем к ее родителям мириться, они детей любят и нас не выгонят. Жили мы так года два, верили, надеялись, а детей все нет и нет. Взял я жену и к доктору в город, расскажи, мол, что за дела и что не так делаем. Проверили меня, не нашли ничего и за жену взялись. Долго ее терзали, потом доктор вышел, серьезный такой, отвел меня в кабинет и говорит тихо:
- Плохи ваши дела. Детей у жены не будет никогда, но это пол-беды. Она больна, лечение дорогое, длительное и никаких гарантий, причем начинать надо уже вчера, потому что cегодня может быть поздно и скорее всего уже поздно, но попытаться надо - других вариантов не присутствует.
Я доктора не понимал: ну не будет детей и ладно, но жена - радостная, здоровая, работает с утра до вечера, песни поет. Растерялся конечно, мысли там всякие в голову полезли - она ведь красивая, доктор тоже молодой, оставить ее хочет в больнице, а сам... С чего это он вообще взял, что она больна? Я там кричать чего-то стал, не заметил, как жена в кабинет зашла, взяла меня за руку и говорит: "Я тут не останусь. Это все ерунда". Я обрадовался, на руки ее подхватил, выбежал оттуда, даже не помню, как домой добрались. Но вот с того самого дня как будто вынули из жены моей что-то. Внешне ничего не поменялось, вроде и веселится, и поет, и по дому все делает, но... как-то через силу, как будто заставляет себя. Помню, уезжал по делам в город, забыл мелочь какую-то ну и решил вернуться. Только-только простились, она мне улыбалась, радостная хорошая. Захожу минут через десять в дом - сидит перед зеркалом и рыдает, горько так, навзрыд, страшно... Бросился к ней, обнял, фиг с ними, с детьми, говорю, без них обойдемся. А она плачет, прижимает меня к себе и бормочет: "Бедный, бедный!". Я тогда так никуда и не поехал, просидел с ней целый день. Потом вроде отпустило и я такого уже никогда не видел. Написала она письмо своим, долго писала, несколько дней, грустная такая ходила. И снова никакого ответа, но вдруг через недельку снова сестричка ее младшая приезжает, да не одна, со щенком. Белый такой, шерсть короткая, головастый. Деловитый , важный, прошел по двору, к курам подошел, казалось, пересчитал, потом вернулся. Жена обрадовалась, на руки его и в дом. Не дело это, конечно, что скотина в доме, но они заперлись - она, сестра ее и собака. Жена и сестра, говорили о чем-то до ночи, вышли к вечеру, заплаканные такие, грустные, а у жены во взгляде вот та безнадега куда-то исчезла. И щенка она не выпускала. Он тоже за ней как веревочкой привязанный, везде, след в след, шаг в шаг. Возилась с ним жена много, разговаривала, песни ему пела, имя придумала, мягкое такое - Лакки. Любил он ее безумно, а меня терпел просто, хотя никогда не рычал. Месяцев шесть-семь прошло с тех пор, вроде и разговор у доктора забылся: изменений никаких, разве что румянец у жены моей пропал, а все остальное - по-прежнему. Пес же...Здоровая кобелина по двору бегает, а жена с ним, как с маленьким все, с рук кормит, молоком поит, разговаривает. У нас всегда во дворе собаки жили, но так, от случая к случаю, откуда-то брались, куда-то девались. Да и не кормил я их особо, пользы от них мало, разве что тявкнуть, что идет кто-то. Да кто к нам ходил? А этот работал, стал овец водить с выгула домой и из дома на выгул, однажды сам их на соседнее поле перегнал. И ведь не учил его никто, откуда у меня время на это? Да и как учить собаку? Книжки ему дать читать, что ли?
Помню, пошли мы в тот раз с женой, думаем: пораньше отару приведем и вечером просто побездельничаем. Приходим - нет никого. Ну куда могло столько овец сразу деться? И собаки нет, и лая никто не слышал, а зверь сердитый был, злой, уж он бы просто так и сам бы не сдался, и овец бы не отдал. Жена говорит: "Пошли мол на другой выгул. Здесь травы уже мало, может там они"? А как они могут там быть, когда мы с псом туда только пару раз ходили и то без овец. Приходим - там все. Только подходили - вышел стервец, набычился, голову опустил, а потом жену узнал и бросился целоваться. А меня как-будто вообще нет. В тот вечер она ему коврик новый постелила, ленту на шею повязала, обед отдельно сварила. Кольнуло меня, думаю: "Его больше чем меня любит." Стал наказывать его за мелочь всякую , не сильно но строго. Один раз злой был, говорю жене чего-то сердито, она отвечает, я кричу на нее и вдруг выходит Лакки, шерсть дыбом и зубы скалит. Я мало чего по жизни боюсь, а тут мороз по коже. Отступать не стал, схватил бревно какое-то, ща, думаю, все проблемы разом решу. А тут жена моя, полтора метра гнева, перед собакой стала, руками ее закрыла: "Сначала меня!", - говорит.
Ну что тут делать? Бросил бревно, пошел вот в этот кабак, напился. Вечером пришли сюда и жена и Лакки. Как домой добрались, не помню, часто раньше сюда ходил, все пешком, а в тот раз, помню, долго шли. Утром очнулся - тошно, стыдно. Смотрю, сидит жена моя, глаза огромные, слезы в них. Она голову мою гладит и говорит:
- Что ж ты ругаешься все? Кому я еще тебя доверю? Я же тебя на него оставляю, больше нет у нас никого.
- Как это, - думаю, - меня на него? Его на меня! И почему "оставлю"? Куда она собралась? Что за разговоры такие вообще?
А голова мутная, тяжелая такая, в тот день я так и не встал, до вечера проваляся. Она мне поесть два раза приносила, поила чем-то, бледная такая. Собака все возле ее ног трется, поскуливает как-то жалобно, хотя молчун, звука лишнего от него не допросишься, только хвост воздух рассекает, когда он жену видел. Вечером пришла, легла со мной рядом. Темно, а я вижу - бледная такая, даже в темноте вижу.
- Ты как? - Справшиваю.
- Все нормально, устала просто за день. - Отвечает.
Ну да понятно, целый день сама возилась, я ведь валялся. А собака все к ней лезет и скулит, скулит так жалобно. Я уж подумал, что случилось чего с псом, но она погладила его и он успокоился.
Утро началось как обычно, встали, умылись за скотиной прибрались. Я уж подумал, что причудилось мне и про бледность, и про разговор страшный. Занялся чем-то своим в сарае, вдруг слышу - вой дикий. Выбегаю на двор - лежит жена моя, руки как-то заломила, не шевелится, дышит еле-еле, а собака стоит рядом и воет. Отогнал пса, взял на руки, внес в дом. Врачи как-то быстро примчались (интересно, как это в каком-то горном хуторе быстро нарисовались врачи?), чем-то кололи, что-то давали. Открыла она глаза, улыбается мне испуганно как-то, все по руке гладит.
Доктор отвел меня, говорит, что в больницу надо, что там ей будет легче уходить. Помню, заорал на него, вытолкнул. Подошел к кровати, на пол уселся, а она гладит меня, гладит... А зверь в ногах у нее, прямо на кровати. Думал выкинуть его, но он так на меня глянул, что не смог. Первый раз в жизни не смог смотреть в глаза. И кому? Скотине!
На следующий день поехал к доктору, тому, у которого первый раз были. Он даже разговаривать со мной не стал, хлопнул дверью перед носом и все, правда таблетки какие-то выписал и на листе написал, что, как и когда. Я сижу перед кабинетом, пошевелиться не могу, доктор вернулся, вынес еще одну коробку, говорит, это - когда совсем плохо будет. Я его за руку хватаю:
- Доктор, может в больницу? Может можно хоть что-нибудь сделать? У меня ж в жизни больше вообще ничего и никого!
- Поздно уже. Не будет толку от больницы, странно вообще, что с таким диагнозом так долго все длится. Снова хлопнул дверью, ушел и больше не вышел, ну а я домой.
Не встала она больше, все бледнела и молчала, а как зайду к ней - плакать начинала и причитать: "Бедный, бедный!" Да какой я бедный, это она бедная, а она знай свое твердит. А когда уходил я, приходил Лакки и она разговаривала с ним, бормотала ему что-то, рассказывала, спокойно так, долго. Я и зайти боялся, топтался в коридоре, думал, пусть еще немножко поговорят, ну еще немножко - как будто и нет беды никакой. Иногда когда уходил я, приходили соседи. Далеко им до нас было, да и откуда узнали про женину болезнь? И что странно - собака ведь обычно не то что во двор, на улице прохожего чужого остановит и дальше в сторону дома не пустит, а тут - заходили и выходили кто хотел и когда хотел. Рассказал бы кто - не поверил, а тут сам вижу и понять ничего не могу. Овец сам выгонял, собака со двора не выходила, что я только не делал. Страшное время было, черное. Да оно теперь для меня все время черное, как ночь эта. И умереть не могу, не по-христиански это самому на себя руки накладывать, и жизнь не в радость, чтоб ее! - Мужик с силой треснул ладонью по столу, да так, что подпрыгнули и кружки, и тарелка. И снова метаморфоза - за соседними столами моментально замолчали и с опаской уставились на нас, я даже не пошевелился, а Дарик и Булка не проснулись. Странное место или просто человек особенный, кто знает?
В этот раз паузы в рассказе почти не было. Дядька наклонил голову, набычился, как будто старался продавить судьбу. Слова вылетали глухо, с силой и болью:
- Все закончилось быстро, она не хотела меня мучать. Господи, да я бы всю жизнь так жил, лишь бы рядом была, лишь бы не уходила никуда. На похороны пришли почти все, кого я знал в округе, и наверное было столько же, кого я не знал. Я никому ничего не говорил, они сами собрались, плакали, рыдали по-настоящему. За это время оказывается она успела со всеми познакомиться, подружиться, понравиться. Я не один осиротел, им тоже было плохо. Я почти ничего не помню, люди, много людей, как тени. Кто-то что-то делал, кто-то что-то говорил, потом все закончилось, все разошлись. Я превратился в столб, первое время просто механически ходил к скотине, потом заходил в дом и падал. Овец выгоняла и приводила собака. Не знаю, сколько так продолжалось, но какие-то проблески извне стали в меня попадать. Наступили холода, лютые такие, овец выгонять было нельзя, работы тоже почти никакой и я запил. С горя, с тоски, с жизни проклятой. Набрался по самую крышечку и решился первый раз на кладбище сходить. Поговорю, думаю, побуду в тишине, только я и она. Побрел, короче - тут идти недалеко. Прихожу, смотрю - возле могилы кто-то шевелится. Я не верю во всю эту хрень кладбищенскую, но как-то не по себе стало. Подхожу ближе и вдруг на меня кто-то как прыгнет прямо из могилы! Я аж в сторону отпрыгнул, не ожидал такого, даже не понял, что произошло. Я не понял, а тот, кто прыгнул - понял. Собака это была, ее собака, Лакки. Устроил себе в снегу нору, лежит рядом с могилой, только нос в лапы уткнул. Учуял, что идет кто-то, вылетел, глаза горят, зубы оскалил, но узнал меня, остановился и молча отошел в сторону.
Ну какой после этого разговор с женой? Вернулся я домой, отогрелся, выпил еще и охватила меня злоба лютая! Да как это так - собака мерзкая, даже наедине побыть не могу из-за нее. А сколько минут, часов, дней она потратила на него. Ведь если бы не было его, насколько больше мы были бы только вдвоем, я и она. И так меня зацепила эта мысль, что я аж зашелся. Нашел себе виноватого во всех бедах. Не было у меня существа тогда ближе и разумнее, вот собака и должна была за все ответить, за горе мое, беду и тоску.
На кладбище разборки устраивать я не стал - память, жена любимая да и ее собака все-таки. Пришел туда на следующий день, взял кусок мяса, скормил псу, повел домой. Он пошел, понуро но пошел - дом все-таки. Я ввел его во двор и пока собака подходила к миске, закрыл калитку крепко-накрепко и начал собаку бить. Долго это продолжалось, он не отвечал, не рычал, не швырялся, отходил просто и отворачивался - это меня просто ослепляло: раз молчит, значит виноват, значит еще надо. И ведь мог он меня, пьяного, напополам перекусить, а ведь даже не дернулся в мою сторону, в какой-то момент вырвался, через забор перепрыгнул и убежал куда-то, хотя я знаю куда.
Мысли о мести меня не оставляли, хотя и пил я страшно. На следующий день не дал я овцам воды, они блеять начали - пить ведь хочется. Калитку открыл, жду сижу. Пришел Лакки естественно, куда ж ему деваться? Я снова подождал, пока он зайдет поглубже во двор, снова калитку закрыл и бить его начал, снова он вырвался и убежал. Следующего посещения ждать пришлось куда дольше, овцы уже орали, а не блеяли. Снова собака не выдержала первой, хотя и я был на грани, хотя какая там грань у пьяного мозга? К калитке я подходить даже не пытался, знал, что не успею, взял палку, бросил сильно, когда собака вбежала. В этот раз попал, кровь на снегу была, да и взвизгнул зверь, взвизгнул, но ушел и я понял -не вернется больше. Напоил овец и сам напился, больше ничего в жизни, даже такая ничтожная цель и то провалилась - собаке отомстить не сумел, чего я стою в этой жизни?
Не знаю, как соседи узнали: может потому что скотина блеяла громко, может собака к ним прибежала - пришли ко мне, говорили чего-то, орали - ничего не помню. Скотине моей корм давали, убирали. Собаку тоже по ночам забирали и кормили - ночью тут в горах стужа лютая, не выжить без шубы теплой никому. Ночью его забирали, а днем выпускали и он убегал на кладбище, там и жил, пока солнце светило. Его все в округе знали, жалели. И собака, которая на всех швырялась, выбегала, хвостом виляла. Доброе слово, оно и кошке приятно... Пытался я еще пару раз на кладбище прийти - видел. И не боялся его никто больше, еду приносили. Я же к могиле жены подойти не решался, понимал, что со мной пес церемониться не будет, а соседей просить - это же смешно. Не ночью же пробираться, как вор какой!
Сколько так продолжалось - не помню, я потерял счет дням и ночам, время остановилось и все вокруг замерло. Очнулся я только тогда, когда в погребе не осталось ни одной бутылки. Еда каким-то образом появлялась, наверное соседи приносили, а вот спиртное... Мне нельзя было возвращаться в реальность: когда я начал трезветь, мне стало настолько невыносимо, что если бы не желание найти что-нибудь душузаливающее, я бы закончил все земные дела в тот же день. Но сначала я должен был выпить! Дом у меня большой, хозяйство тоже, не может быть, чтобы совсем ничего не осталось. Шаг за шагом, метр за метром я перерыл почти все, где могла бы стоять выпивка и ближе к вечеру одна бутылочка (произнесено непонятное и незнакомое мне название) нашлась. До кухни я не дошел, выпил прямо из горлышка все, что было. Выпил и понял - грех, конечно, что говорить, но жизнь эту бесполезную надо заканчивать. Дел никаких, родни тоже, никому не должен, разве что перед собакой извиниться и все, хватит! Жидкость играла в голове, ее крепости было достаточно, чтобы все вокруг плыло и в душе не так горело, но для того, чтобы все закончить ее было явно маловато. И я решил заправиться, да и с собой взять, чтобы помянули те, кто потом прийдет, да и мало ли: если сразу не решусь, хоть на пару дней хватит. Выперся я из дома на ночь глядя и пошел пешком в этот самый кабак, как в старые времена, отошел от дома несколько десятков метров: мело страшно, снег валил хлопьями - за пару метров перед глазами не видно ничего. Ну а чего мне смотреть? Я родился тут, дорогу с закрытыми глазами найду. Пошел дальше и через пару минут ощутил, что мороз пощипывает даже сквозь толстый тулуп и пьяный мозг. О возвращении поначалу даже речи не было. Я вошел в лес и решил пойти не по дороге, а напрямую, оврагами. Тропки все местные знаю, идти немного тяжелее, да, но зато серьезно короче. Свернул и побрел кустами. Где-то через пол-часа понял, что погорячился и надо поворачивать - не дойду. От выпивки не осталось ничего кроме воспоминаний, не грела ни она, ни тяжелый ход, ни одежда.
Решил добрести до ближайшей полянки чтобы понять где я. Сделал шаг, чуть подскользнулся и в этот момент что-то хрустнуло, так, как хрустит в огне сухая ветка. "Наверное на бревно в снегу наступил" - не успел подумать, как понял, что падаю: вместо моей выставленной вперед ноги не оказалось ничего. Рухнул, перекатился, глянул на ногу - она пухла прямо на глазах, стопа свернута куда-то в сторону, о том, чтобы на нее стать даже речи не было. Покрутился лежа и понял, что не бревно это хрустело, нога моя. Заметив снова мой недоуменный взгляд, он добавил: "Порвалось там все, кровь нервы залила и поэтому боль была легкой, по морозу я ее не ощущал - доктора так потом сказали", хлебнул большой глоток из кружки и продолжил:
- Выломал палку, попробовал опереться - куда там, снегу по колено. Пополз, через метров десять понял, что это все. Костер не разжечь, никого не позвать - шансов ноль. Перевернулся на спину, лежу, гляжу в небо и думаю, что вот уже почти сейчас жену свою увижу. Встретимся наконец-то и больше никогда, никогда не расстанемся. Буря закончилась, небо такое яркое, чистое и в нем огромные большие звезды горят. Мороз звенит в ушах и ощущение такое, что тебя режут маленькими ножами сразу везде, тысяча, миллион ножей (странно, я столько раз читал, что когда замерзаешь, просто засыпаешь и все, совсем не больно. Ан нет). Лежу, мысль что все-таки не сам себя греет, благодарю того, кто есть там и это все устроил. А звезды висят прямо надо мной, только протяни руку и...
Две яркие желтые звезды отделились от неба и покатились ко мне. "Вот значит оно как происходит!" - думаю. А звезды все ближе и ближе, вполне осязаемые такие, движутся скачками и в тишине ночной, звенящей хрустит что-то вполне реально, как прыжки зверя какого-то. Я не верю во всю эту мистику и силы там всякие, но тут до того жутко стало, что я даже холод замечать перестал. Вся жизнь моя в ленточку пеструю сложилась и перед глазами в секунду пронеслась. Пронеслась и вдруг уперлась в страшную мысль: а кто это сказал, что я с женой там встречусь? Она ведь солнышко ясное, добрая и хорошая, ее любили все. Даже тут, в чужом и далеком краю она для всех родной стала, а я? Здесь родился, вырос и живу чужой всем. Что я сделал в жизни такого, что меня в конце такой подарок ожидает? Чем заслужил? Я понял, что мне надо выжить, выжить любой ценой и прожить остаток так, чтобы я сам был доволен. А тогда уже все-равно, рай, ад, черти какие. Выжить и заслужить!
Два глаза остановились в паре метров от меня. Это был здоровый матерый волчище с абсолютно желтыми глазами. Он стоял и смотрел на меня в упор, а из его ноздрей и пасти рывками вырывался пар. Схватил было палку, но она длинная, я в снегу глубоком лежу - ни размахнуться, ни ткнуть. Отбросил ее, к чему продлевать все. И вдруг волк буркнул так, закрытой пастью, так знакомо: "Вуф".
- Лакки! Это ты? Поквитаться пришел? Ну что ж, имеешь право, теперь твой черед. Прости меня, об одном прошу - сделай все быстро. Сквозь холод шевелиться было тяжело, но у меня все-таки получилось расстегнуть тулуп сверху - иначе до горла долго добираться. Зверь молча ждал, когда я закончу, а потом двинулся на меня. Я закрыл глаза...
Собака остановилась на расстоянии чуть большем, чем вытянутая рука, отошла и стала заходить за спину. "Ну что, все правильно, это ж был мой единственный шанс схватить ее руками и попытаться побороть, если бы я этого хотел. Этот пес знает, насколько я хитер и опасен, а в заходе со спины у меня вариантов никаких. Но я не хочу драться, пусть будет так, как будет.
Длинный клык впился в ворот тулупа. Я было подумал, что пес промахнулся в темноте - тулуп тоже пахнет зверьем, а опыта у него людей жрать никакого, но нет - пасть плотно перехватила ворот и зверь, упираясь всеми лапами, стал тащить меня в ту сторону, откуда появился сам. "Да это же он спасти меня хочет" - я вцепился руками в ошейник и принялся помогать ему изо-всех сил, стараясь в момент рывка дернуть посильнее. Снова закололи холодные ножи и пришла тупая боль из ноги, ощущение такое, будето заживо медленно жарят на сковороде, но я ничего не замечал.
Мы проползли так метров десять, отдохнули чуток, потом еще одна попытка - метра три и я сдался - нет шансов. Я вешу раза в три больше собаки, снега по колено, я уже почти не могу шевелиться, да и пес из сил выбился. Поглядел на Лакки - он отъелся за это время, раздался, окреп. Понятно почему я его сразу не узнал, он совсем не был похож на того худого пса, которого я совсем еще недавно пытался покалечить. А может быть это ночь, свет Луны и то, что я смотрел на него снизу - кто знает?
Капли растаявшего снега блестели в звездном свете, бока собаки тяжело ходили, он лежал рядом.
- Спасибо, - говорю, - ты сделал все что мог. Возвращайся, нет смысла погибать вдвоем. - Казалось я разговариваю со стоящим рядом кустом - только бока собачьи ходят и все.
- Там овцы, иди к ним, приведи людей - Зверь поднял морду, но потом вспомнил, наверное, чем заканчивалось приглашение к овцам и снова не пошевелился. Я залез в карман, чуть не потеряв сознание от этих простых движений, вытащил ключ от дома на веревке и одел псу на шею: "Беги давай, теперь ты там хозяин!". Собака вскочила, резким рывком шеи сбросила ключ в снег, уцепилась зубами и стала дергать, раз, другой...
В этот раз мы не продвинулись ни на миллиметр, у меня сил помогать не было вообще, да и пес устал. Это было все. Погладил пса по мокрой морде, первый раз за всю его жизнь: "Беги домой, живи. Это мое время уходить". Плотно закрыл глаза, боль превратилась в большой шар, слилась со всех сторон, перед глазами поплыл туман и...
Нет, это было не все, оказывается, могло быть еще больнее - мне в голову вбивали гвоздь. Или сверлили мозг! Или накручивали его на палку. Я вздрогнул, открыл глаза - Лакки сидел рядом и выл, страшно, утробно, дико и оглушающе. Этот звук первобытного собачьего воя сверлил мой мозг и давил так, что я не смог уйти, хотя совершенно точно знаю - был у самой черты, даже на черте.
- Ну что ты, собака, все хорошо, я сейчас просто закрою глаза, чуть отдохну - снова шар боли, снова показалась пелена и...дикий вой казалось брал меня за шею и пинком бросал откуда-то из небытия на землю, в холод и боль, да так сильно, что я приходил в себя после каждого возвращения несколько минут. Собрав все, что у меня из сил осталось, полез в карман - там лежало что-то съедобное. Дам собаке, думаю, пока жевать будет, уйду - нет сил эту боль терпеть. Протянул - он даже глазом не повел...
Не знаю, сколько так продолжалось, казалось эти качели с того света на этот никогда не остановятся. Однако звук собачьего воя постепенно становился все мягче и мягче, наверное мозг к нему привык или сил оставалось все меньше. В последний раз сверло ввинтилось в голову, но это было вполне себе терпимо. "Можно не вернуться!" - только подумал я с облегчением, как вдруг в руке что-то кольнуло. К такой боли я готов не был, поэтому меня снова швырнуло на землю, в снег и боль. Открыл глаза - Лакки укусил меня за руку, да так, что я ощутил этот укус сквозь всю остальную боль, ощутил и снова вернулся. И вдруг боковым зрением я увидел тени людей, сначала силуэты, потом вполне различимые тени. Из последних сил, уже выключаясь, я заорал: "Не трогайте зверя, это не волк, это моя собака!" и псу: "Не вой, лай, просто полай!!!" Не знаю, кричал ли я это вслух или просто воспаленный почти отключившийся мозг отпечатывал в моем внутреннем пространстве из немого шевеления губ то, что я хотел выкрикнуть наружу. Раздалось несколько хлопков, похожих на выстрел, меня подняли какие-то руки и шар боли разорвался в голове. Я отключился и больше ничего не помнил.
Сколько прошло времени не знаю, очнулся в больнице - теплая палата, яркий свет. Видать долго я там валялся без сознания, но как очнулся - первая мысль была не о том, отрезали ли мне чего-нибудь, а "что с собакой?" Вызвал сестру, узнал что больница эта довольно далеко от моего дома, ну и понятно - знакомых нет, спросить что там и как не у кого. Одному жить хорошо, когда совсем никого, а вот когда есть кто-то рядом, тут уж чем больше народа вокруг, тем лучше. Нога заживала медленно, я гнал ее мыслями и мечтал, как вернусь домой, заберу пса со двора и жить он будет рядом с моей кроватью. У меня второй раз в жизни появилось родное существо и я больше не один в этом мире! Как только я стал уверенно перемещаться на костылях, сразу уехал к себе. Соседи с другого хутора следили за хозяйством, я напал на них с расспросами. Обычно со мной общаются так себе, вообще не общаются, а тут с участие даже. Семья с соседнего хутора услышала ночью дикий вой, мужчины вооружились и пошли в лес - у них только ягнята родились и они перепугались, что это по их душу. Пошли по звуку, вышли на поляну, увидели как волк человека терзает, отогнали зверя выстрелами и вызвали тех, кого у нас сейчас называют спасателями.
- Мы поняли, что жертва - это был ты - продолжил рассказ сосед. Жена его со мной не разговаривала, убиралась в хлеву. - Слух пошел что это Лакки тебя выследил и неожиданно напал, чтобы отомстить за все. Когда зверь думал, что уже жертву загрыз, затрубил радостно и громко, стали подходить крестьяне с ружьями, ты их почуял, стал шевелиться, но жажда мести у пса оказалась сильнее инстинкта самосохранения и зверь снова кинулся на тебя. Прости, мы не знали чем это может закончиться, просто ты так над ним издевался, мы не могли его не приютить и не кормить тогда...
- Что с собакой? Где Лакки сейчас? - С ужасом перебил я его
- Когда известия до нас дошли, пришли мы к тебе, прибрали, скотину накормили, зашли на обратном пути на кладбище. Он лежал рядом с могилой твоей жены. Все вокруг было в крови, попали ему из ружья тогда, похоже в шею. Приполз он туда, там и издох. Но ты не волнуйся, мы убрали там все, почистили, а собаку подальше зарыли.
"Я тебя на него оставляю" мелькнули в голове теперь такие понятные слова, я завыл второй раз в жизни, наверное так, как Лакки тогда в лесу и выключился. Очнулся в кровати, соседи перепуганные рядом, врач. Ну и сразу, мало ли чего со мной стать может, рассказал как дело было. Память - вещь серьезная, нельзя чтобы плохо о нем думали. А ведь кроме меня больше некому...
Рассказал историю эту, попросил соседа место показать, где пес лежит. Пошли туда всей деревней, еше нашли - замело все, земля железная. Подняли собаку - три дырки в нем, одна пуля лапу перебила. Как он дополз до жены моей - не знаю, я вот шевелиться не смог. Значит он сильнее меня, любил ее сильнее, так? - И сам себе ответил - Раз дополз, значит так!
Дядька обхватил голову руками и замолчал, вскинулся резко и продолжил теми же рубленными словами:
- Я похоронил его рядом с женой, на нашем кладбище, на том месте, где должен был лежать я. Ничего, оградку раздвинул, там и мне места хватит. Потом, когда срок подойдет все будем рядом: моя жена, мой пес, ну и я. Что? Скажешь грех это? Осуждаешь?
- Нет! Грех - это оставить пса без памяти и без могилы.
- Во-во!
Булка продолжала дрыхнуть и сопеть, Дарька проснулся, зевнул во всю свою крокодилью пасть и забрался к дядьке на ручки, начав вылизывать ему лицо - там остались еще запахи пива и орешков. Я попытался сбросить собаку, но мужик меня остановил и провел пару раз рукой по спине взомлевшего котощенка.
- Может собаку возьмете? Все ж легче будет?
- Этого? - Мужик взял Дарика за ошейник и резко посмотрел на меня! Голос его стал железным - Сколько денег?
- Да сейчас! Про этого забудь, своих никому! - Я ответил не менее жестко и мужик расслабился, взгляд его потеплел:
- Я думал, ты под это дело решил денег набить, собаку мне спихнуть. Все в порядке, не обижайся. Не надо мне никого, у меня уже есть одна жена и одна собака. С ними живу, с ними и уйду.
Дядька коротко взглянул в окно:
- Вот и еще один год прошел с той ночи. Сегодня еще плюс один год как я родился. - Резко вылил в себя остатки пива, громко стукнул пустой уже кружкой о стол, куда увереннее потрепал Дарика, улыбнулся спящей Булке, кивнул мне и поднялся:
- Это люди, они разные бывают, не поймешь откуда, а собаки - они все от Бога и сами святые! Береги их!
Стукнула входная дверь и дядька растворился в темноте. Я сидел молча, не шевелясь. Дарик, поднявшийся над столом вместе с рассказчиком, решил не возвращаться на пол с пустыми руками зубами и мгновенным движением слямзил успевший уже три раза остыть большой телячий стейк. В этой пасти могла поместиться вся тарелка, но у глупого щенули еще не было опыта, поэтому жевать он начал еще в полете. Непризадумался, уж больно вкусно пахло, чуть приоткрыл пасть мясо выскочило и... нет, на пол конечно оно не упало. Вмиг проснувшаяся Булка взлетела, извернулась в воздухе (Кобра, блин. Она ж спала и храпела на весь зал) и схватила кусок мяса прямо в воздухе. Не знаю, кто бы успел отреагировать, если бы она таким же темпом пошла в человека. Дарик, он той же породы что и Булка, опыта у него еще нет, но уж медлительностью он никак не страдает. В маленькой девичьей пасти весь кусок мяса не уместился, Дарик прямо в воздухе вцепился в него, мясо треснуло на две половинки и в миг от него не осталось даже запаха. Мудрая Булка облизнулась и тут же убралась под стол, предварительно спрятавшись за ножку, так, что если вдруг я надумаю ее пнуть, то попаду не в наглую зубастую башку, а прямо в деревянную стойку. Глупый щенок уставился на меня с недоуменным и требовательным видом: "Не понял. Было по виду оно было гораздо больше", потрогал меня лапой и не дождавшись ответа, медленно улегся рядом в ноги.
Из избушки после моего собеседника не выходил никто - наверное завсегдатаи решили переждать дикую бурю и ветер не отправляясь в дорогу, а сидя в тепле, у камина. Им некуда было спешить, они были дома в компании хороших и приятных знакомых, никуда не торопились и не собирались. Оцепенение от рассказа медленно проходило, я посмотрел на часы и поднялся, попрощался с усталой официанткой и направился к выходу. Через несколько минут холодный морозный воздух ударил мне в лицо. От бури не осталось и следа, а на девственно - чистом заснеженном крыльце были следы только мои, Булки и Дарика, как будто несколько минут назад из ресторанчика совсем никто не выходил. А был ли кто-то? Может это все мне приснилось? Я не человека слушал, а просто задремал в тепле?
Поежившись от холода я взглянул на небо: яркое, чистое, с огромными большими звездами. Такое небо бывает наверное только в горах и на море - звезды висят прямо над головой, низко-низко. Взгляд остановился на двух ярких жетлых звездочках, так похожих на глаза собаки. Они не приближались, но светились ровным, далеким и теплым светом: казалось пес чуть склонил голову набок и с интересном наблюдает, что будет дальше: пойдем гулять или дадут поесть? А рядом еще два глаза. И еще. Тысячи, миллионы ушедших от нас, но всегда таких родных собачьих глаз. Кажется только протяни руку и...
Декабрь 2007