Русская эмиграция в Японии
Не знаю будет ли это кому-то интересно, но я задумал опубликовать несколько очерков по истории Японии 1920-30-х гг.
Хотелось бы рассказать о мало пока изученных событиях, типа заговоров в армии, терроризме и т.п. Это, разумеется, затронет и политику, и экономику, и социологию, и культуру.
Долго думал с чего начать, но после разговора с С.Б. Станкевичем решил в первую очередь рассказать о русской эмиграции, которой я сейчас, собственно, и занимаюсь в Токио.
Первое российское консульство в Японии было открыто в 1858-1860 гг. в городе Хакодатэ, Хоккайдо. Именно оттуда и начилось распространение Православия среди японцев. Кстати, там до сих пор сохранились 27 могил русских эмигрантов. Позже, уже в 1910-х гг. прибыла туда и маленькая группа старообрядцев.
Однако, основной приток эмигрантов из России начался в 1917-1922 гг. В основном это были колчаковцы, семёновцы и меркуловцы.
Если после Февральской революции русские возвращались из США, через Японию, в Россию, то после поражения белых и установления советской власти на Дальнем Востоке, люди ехали уже именно для того, чтобы остаться в стране Восходящего солнца.
Ранее для въезда в страну русские путешественники должны были предъявить паспорт и 250 йен на человека (столько стоил билет в каюте третьего класса, которым обычно пользовались транзитные пассажиры). Когда же оказалось что уезжать никто особо не рвётся, правила ужесточились.
17 февраля 1920 года японские власти ввели т.н. "Системы предъявления денег", по которой въезд разрешался лишь тем, кто может либо предъявить 1500 йен на человека (минимальный прожиточный уровень тогда), либо представить письмо от поручителя.
Первое было сложно для малоимущих наших соотечественников, второе -- практически невозможно.
Поэтому, хотя суда шли до крайности перегруженные беженцами, некоторые, по подсчётам В. Петрова (см. его статью "Русский Шанхай". Проблемы Дальнего Востока, 1991, номер 4), в 39, 56, а иногда даже в 149 раз, в стране осело всего 2356 человек (соответственно докладу МВД Японии на 1 сентября 1926 г.). Причём в самой Японии проживало 773 из них, остальные -- на подвластных территориях: в Корее, Кантонском регионе, Тайване.
Другие беженцы, посколько работу найти было сложно, а цены росли как грибы после дождя, переехали во Францию, Южную Америку, Китай.
Как писала эмигрантская газета "Дело России" (Номер 3, 31 марта 1920 г.): "дороговизна растёт и нужны большие средства, чтобы здесь даже скромно существовать".
В большой степени сыграла свою роль и ксенофобия японцев. Секретный отчёт "Гаи Хи Оцу номер 767" предписывал обращать особое внимание на лиц еврейской национальности и вообще всех подозрительных, поскольку "они могли сформировать в Японии центр большевистского движения".
В такой обстановке японские власти, а именно лично полковник Андо, принял решение направлять русских беженцев прямиком в корейский порт Вонсан. 1 ноябра 1922 года там пристали суда с 7504 людьми на борту.
Генерал-губернатор Кореи малость растерялся от такого наплыва эмигрантов. Он даже плохо представлял кто это и от чего они бегут.
Как и большинство бестолковых чиновников, он принял единственное решение которое в подобных ситуациях работает безотказно: "не пущать!"
Русским беженцам запретили сходить на сушу, а приказ губернатора гласил: "Мы не принимаем слишком деятельного участия в этом деле, и, скорее всего, высылая этих беженцев за границу, заставим их отправиться домой -- во Владивосток и Забайкалье".
21 ноября 1922 года 1970 русских военных моряков с семьями приняли решение уйти на Филлипины.
Остались:
1). Дальневосточная группа казаков, возглавляемая генерал-лейтенантом Ф. Глебовым;
2). Урало-Егерский отряд под командованием генерала Лебедева.
Т.е. в общей численности 5572 человека, из которых 3085 были военными, а 2487 -- гражданскими.
Увидев что от русских так просто отделаться не получается, им решили всё-таки создать хоть какие-то условия для проживания. В начале декабря 1922 года беженцев переселили с кораблей... в бараки, спешно организованные в портовом складе. Было и условие: всякая помощь прекращается в конце июля 1923 года.
Работу им предоставили на любой вкус: одни могли заниматься прокладкой канализации, другие -- постройкой железной дороги. К несчастью для наших военных -- ослабленных, с ранениями, да и вообще не привыкнувших к местному климату -- наёмные рабочие из Кореи и Китая делали всё быстрее и гораздо эффективнее.
В конце концов, не выдержав ужасных условий труда и жизни, 700 военных, во главе с генералом Лебедевым, 21 июня 1923 года просто бежали и перешли в Шанхай.
(Так и вижу булгаковского генерала Чарноту: "Подайте, я генерал... Я жрать хочу! Ну подайте же...")
Впрочем, в этом мало удивительного.
В материалах Российского Зарубежного Съезда (1926) читаем:
Из речи П.Б. Струве на Первом Заседании:
«...Наш, здешний образ -- это образ истомленного необычным для него прежде тяжелым физическим трудом офицера. Разве в этом образе офицера, ставшего здесь, на чужбине, рабочим, стоящим у станка или сидящим на козлах автомобиля, -- разве нет в нём подлинного героизма? Наоборот, тут налицо высочайший героизм. (Аплодисменты.)»
После столь "дерзкого" побега с места работы, на русских эмигрантов опять начали оказывать давление и большинство уехало-таки в Маньчжурию.
Пожалуй, интересно будет и рассмотреть национальный состав русских беженцев. Главным образом это были татары, члены "Союза мусульман в Харбине". Он был создан там ещё в 1904 году. Его представитель, Агишев, легко выдавал поручительства своим единоверцам.
Большинство из них первоначально осело в Иокагаме, но позже, после большого землятресения, пересилилась в Кобэ.
Как писали в газете "Русский Голос" (номер 920 от 12 сентября 1923 года): "японскими властями решено всех иностранцев выселить в Кобэ", поскольку "японцы считают этот пункт наиболее удобным для устройства европейцев, в виду возможности дальнейшего их расселения, тем более, что в Кобэ сильна и европейская колония".
Если в других странах русская эмиграция активно изучается и уже достигнуто много успехов в этом направлении, к большому сожалению русская диаспора в Японии пока изучена мало, материалы и документы практически не разобраны.
Этим небольшим очерком хотелось бы привлечь внимание коллег к этой проблеме.
Хотелось бы рассказать о мало пока изученных событиях, типа заговоров в армии, терроризме и т.п. Это, разумеется, затронет и политику, и экономику, и социологию, и культуру.
Долго думал с чего начать, но после разговора с С.Б. Станкевичем решил в первую очередь рассказать о русской эмиграции, которой я сейчас, собственно, и занимаюсь в Токио.
Первое российское консульство в Японии было открыто в 1858-1860 гг. в городе Хакодатэ, Хоккайдо. Именно оттуда и начилось распространение Православия среди японцев. Кстати, там до сих пор сохранились 27 могил русских эмигрантов. Позже, уже в 1910-х гг. прибыла туда и маленькая группа старообрядцев.
Однако, основной приток эмигрантов из России начался в 1917-1922 гг. В основном это были колчаковцы, семёновцы и меркуловцы.
Если после Февральской революции русские возвращались из США, через Японию, в Россию, то после поражения белых и установления советской власти на Дальнем Востоке, люди ехали уже именно для того, чтобы остаться в стране Восходящего солнца.
Ранее для въезда в страну русские путешественники должны были предъявить паспорт и 250 йен на человека (столько стоил билет в каюте третьего класса, которым обычно пользовались транзитные пассажиры). Когда же оказалось что уезжать никто особо не рвётся, правила ужесточились.
17 февраля 1920 года японские власти ввели т.н. "Системы предъявления денег", по которой въезд разрешался лишь тем, кто может либо предъявить 1500 йен на человека (минимальный прожиточный уровень тогда), либо представить письмо от поручителя.
Первое было сложно для малоимущих наших соотечественников, второе -- практически невозможно.
Поэтому, хотя суда шли до крайности перегруженные беженцами, некоторые, по подсчётам В. Петрова (см. его статью "Русский Шанхай". Проблемы Дальнего Востока, 1991, номер 4), в 39, 56, а иногда даже в 149 раз, в стране осело всего 2356 человек (соответственно докладу МВД Японии на 1 сентября 1926 г.). Причём в самой Японии проживало 773 из них, остальные -- на подвластных территориях: в Корее, Кантонском регионе, Тайване.
Другие беженцы, посколько работу найти было сложно, а цены росли как грибы после дождя, переехали во Францию, Южную Америку, Китай.
Как писала эмигрантская газета "Дело России" (Номер 3, 31 марта 1920 г.): "дороговизна растёт и нужны большие средства, чтобы здесь даже скромно существовать".
В большой степени сыграла свою роль и ксенофобия японцев. Секретный отчёт "Гаи Хи Оцу номер 767" предписывал обращать особое внимание на лиц еврейской национальности и вообще всех подозрительных, поскольку "они могли сформировать в Японии центр большевистского движения".
В такой обстановке японские власти, а именно лично полковник Андо, принял решение направлять русских беженцев прямиком в корейский порт Вонсан. 1 ноябра 1922 года там пристали суда с 7504 людьми на борту.
Генерал-губернатор Кореи малость растерялся от такого наплыва эмигрантов. Он даже плохо представлял кто это и от чего они бегут.
Как и большинство бестолковых чиновников, он принял единственное решение которое в подобных ситуациях работает безотказно: "не пущать!"
Русским беженцам запретили сходить на сушу, а приказ губернатора гласил: "Мы не принимаем слишком деятельного участия в этом деле, и, скорее всего, высылая этих беженцев за границу, заставим их отправиться домой -- во Владивосток и Забайкалье".
21 ноября 1922 года 1970 русских военных моряков с семьями приняли решение уйти на Филлипины.
Остались:
1). Дальневосточная группа казаков, возглавляемая генерал-лейтенантом Ф. Глебовым;
2). Урало-Егерский отряд под командованием генерала Лебедева.
Т.е. в общей численности 5572 человека, из которых 3085 были военными, а 2487 -- гражданскими.
Увидев что от русских так просто отделаться не получается, им решили всё-таки создать хоть какие-то условия для проживания. В начале декабря 1922 года беженцев переселили с кораблей... в бараки, спешно организованные в портовом складе. Было и условие: всякая помощь прекращается в конце июля 1923 года.
Работу им предоставили на любой вкус: одни могли заниматься прокладкой канализации, другие -- постройкой железной дороги. К несчастью для наших военных -- ослабленных, с ранениями, да и вообще не привыкнувших к местному климату -- наёмные рабочие из Кореи и Китая делали всё быстрее и гораздо эффективнее.
В конце концов, не выдержав ужасных условий труда и жизни, 700 военных, во главе с генералом Лебедевым, 21 июня 1923 года просто бежали и перешли в Шанхай.
(Так и вижу булгаковского генерала Чарноту: "Подайте, я генерал... Я жрать хочу! Ну подайте же...")
Впрочем, в этом мало удивительного.
В материалах Российского Зарубежного Съезда (1926) читаем:
Из речи П.Б. Струве на Первом Заседании:
«...Наш, здешний образ -- это образ истомленного необычным для него прежде тяжелым физическим трудом офицера. Разве в этом образе офицера, ставшего здесь, на чужбине, рабочим, стоящим у станка или сидящим на козлах автомобиля, -- разве нет в нём подлинного героизма? Наоборот, тут налицо высочайший героизм. (Аплодисменты.)»
После столь "дерзкого" побега с места работы, на русских эмигрантов опять начали оказывать давление и большинство уехало-таки в Маньчжурию.
Пожалуй, интересно будет и рассмотреть национальный состав русских беженцев. Главным образом это были татары, члены "Союза мусульман в Харбине". Он был создан там ещё в 1904 году. Его представитель, Агишев, легко выдавал поручительства своим единоверцам.
Большинство из них первоначально осело в Иокагаме, но позже, после большого землятресения, пересилилась в Кобэ.
Как писали в газете "Русский Голос" (номер 920 от 12 сентября 1923 года): "японскими властями решено всех иностранцев выселить в Кобэ", поскольку "японцы считают этот пункт наиболее удобным для устройства европейцев, в виду возможности дальнейшего их расселения, тем более, что в Кобэ сильна и европейская колония".
Если в других странах русская эмиграция активно изучается и уже достигнуто много успехов в этом направлении, к большому сожалению русская диаспора в Японии пока изучена мало, материалы и документы практически не разобраны.
Этим небольшим очерком хотелось бы привлечь внимание коллег к этой проблеме.