Философская клиника
Эпиктет назвал свою школу в Никополе ятреоном - лечебницей для души. Выражение ΨΥΧΗΣ ΙΑΤΡΕΙΟΝ, согласно Диодору Сицилийскому, который ссылается на Гекатея Абдерского, восходит к надписи на входе в библиотеку погребального комплекса Рамзеса II.
Понятно, что в христианскую эпоху не могло быть иного целителя души, кроме Христа, и, как утверждали некоторые серьёзные люди, то же для тела: "Следующий Христу, не может следовать Гиппократу" [Бернар Клервосский]. Когда же эта эпоха закончилась, идею философской клиники сразу вспомнили.
«Идея философской клиники» (1922) Константина Сотонина была, пожалуй, первой. Целью исцеления автор считал достижение некоторого строго индивидуального, а не навязанного кем-либо блага. Ради этого можно было употреблять любые вещества и даже накладывать на себя руки.
После войны за дело взялись французы, которые, с одной стороны, ставили задачу ориентации в мире без ориентиров, а с другой - пытались соединить психоанализ с философией Хайдеггера. Мысли Эпикета вспомнили Делёз, Фуко и особенно Пьер Адо, который стремился вернуть современной философии античную связь с образом жизни.
Затем поднялась волна философского консультирования, и многие консультанты стали называть свои кабинеты философскими клиниками - Марк Соте [Marc Sautet], Герд Ахенбах [Gerd Achenbach], Аарон Шустер [Aaron Schuster], Барбара Штрохшайн [Barbara Strohschein] и др. Так что теперь это относительно распространённое явление.
Философская клиника в идеале является крайней формой предоставления исцеляемому активной роли в своём исцелении. Уже послевоенная гуманистическая психотерапия заменила пациента на клиента. В философской клинике разделение на целителя и исцеляемого вовсе должно быть преодолено. Здесь философ и его товарищи должны вместе искать новые нематериальные лекарства - новые вдохновляющие жизненные цели. Они должны быть первопроходцами, действующими на самом острие экзистенциального поиска. И даже если ничего не будет найдено, само участие в такой деятельности, само прикосновение к этой области должно быть животворно.
Понятно, что в христианскую эпоху не могло быть иного целителя души, кроме Христа, и, как утверждали некоторые серьёзные люди, то же для тела: "Следующий Христу, не может следовать Гиппократу" [Бернар Клервосский]. Когда же эта эпоха закончилась, идею философской клиники сразу вспомнили.
«Идея философской клиники» (1922) Константина Сотонина была, пожалуй, первой. Целью исцеления автор считал достижение некоторого строго индивидуального, а не навязанного кем-либо блага. Ради этого можно было употреблять любые вещества и даже накладывать на себя руки.
После войны за дело взялись французы, которые, с одной стороны, ставили задачу ориентации в мире без ориентиров, а с другой - пытались соединить психоанализ с философией Хайдеггера. Мысли Эпикета вспомнили Делёз, Фуко и особенно Пьер Адо, который стремился вернуть современной философии античную связь с образом жизни.
Затем поднялась волна философского консультирования, и многие консультанты стали называть свои кабинеты философскими клиниками - Марк Соте [Marc Sautet], Герд Ахенбах [Gerd Achenbach], Аарон Шустер [Aaron Schuster], Барбара Штрохшайн [Barbara Strohschein] и др. Так что теперь это относительно распространённое явление.
Философская клиника в идеале является крайней формой предоставления исцеляемому активной роли в своём исцелении. Уже послевоенная гуманистическая психотерапия заменила пациента на клиента. В философской клинике разделение на целителя и исцеляемого вовсе должно быть преодолено. Здесь философ и его товарищи должны вместе искать новые нематериальные лекарства - новые вдохновляющие жизненные цели. Они должны быть первопроходцами, действующими на самом острие экзистенциального поиска. И даже если ничего не будет найдено, само участие в такой деятельности, само прикосновение к этой области должно быть животворно.