Дух, говоривший Магомету
Продолжая тему сошествия во ад, можно сказать, что освобождение, проведённое Христом, было в чем-то подобно амнистии, объявленной в связи со смертью Сталина. На свободе, среди живых людей вдруг оказалось множество духов, "отпущенных" из мрачнейшего узилища. "Гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли, и, вышедши из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим" (Мф. 27:52-53). В новозаветном тексте говорится о святых, которые воскресли и явились многим. Но если ад был опустошён, то среди вернувшихся на Землю духов могли оказаться и, скажем так, не совсем святые. Или святые, но лишь в том смысле, что они были освящены проповедью Спасителя. Или святые, но с неким отпечатком адской жизни, с замашками и повадками, которые были свойственны им до освобождения. Этакие бармалеи, которые, вдохновившись проповедью Иисуса, решили делать добрые дела. Если же допустить, что среди освобождённых духов были не только человеческие, то и демоны, по-своему принявшие и усвоившие освобождающую проповедь, некогда заточённые, могли, подобно джинну Аладдина, вновь явить миру свою сокрушающую мощь, теперь уже с благими намерениями.
Многим народам известны сказания о демоне (боге, духе), который, не ведая, забыв или не желая знать истинное положение вещей, возомнил себя творцом мира, присвоил себе звание демиурга. Наиболее древний развернутый рассказ о нём находим в буддийской традиции, где говорится о Брахме, который возникает первым вначале очередного мирового цикла и, обусловленный предшествующей кармой, реализует все сокрытые кармические тенденции в сотворении нового космоса. По тем же кармическим причинам Брахма не знает, не помнит или не хочет помнить и знать (что в принципе одно и то же), что он сам порождён и является лишь орудием прошлого. Удивительное сходство в описании этого существа мы видим у гностиков, отождествляющих горе-демиурга с библейским Яхве, называющих его Иалдаваофом и проч. Этот злой творец тоже не ведает, что он сам сотворён и что над ним есть более высокие силы. Он самонадеян и жесток. Любопытно, что мысли о нём так оживляются именно после Христа. В одной из версий Иалдаваоф даже объявляется отцом Иисуса, которого Иисус превзошёл.
Связь гностицизма с исламом представляется вопиюще парадоксальной. С одной стороны, вроде бы полная непохожесть: ислам чужд античным философемам, антимифологичен, видит в Иисусе только человека и т.п. Но с другой, в ислам прокрадывается масса гностических сюжетов, в том числе в связи с воскресением Иисуса. Объяснение посредством исторической случайности (дескать, просто Магомет знакомился с христианством по каким-то гностическим сказаниям) представляется чуждым внутренней законосообразности, которая присуща развитию всякой религии. Ну, почему Магомет выбрал одни сюжеты и отверг другие? Почему он не ощутил какого-то смутного противоречия между своей простой верой и витиеватыми гностическими идеями, подхваченными и расцвеченными потом крайними шиитами?
Ислам являет некое противоречие и для христианского осмысления. Кто был тот, кто продиктовал Магомету Коран? С одной стороны, можно посчитать, что это был сам Сатана, соблазнивший Магомета лжепророчеством, спародировавший истинную религию и породивший таким образом множество бедствий. Но с другой, в Коране есть множество мест, которые не могут не радовать монотеистов, которые осуждают того же Сатану, проповедуют благочестие и проч. Эта светлая сторона нашла своё воплощение и в мусульманской цивилизации; без такой стороны она не продержалась бы и ста лет.
Наконец, есть и внутреннее противоречие. Аллах в Коране постоянно претендует на бóльшую власть, чем нужно даже творцу мира. Так, в Коране говорится, что Аллах творит сами помыслы людей. Но при этом он же их за эти помыслы наказывает или награждает. Налицо фигура довольно взбалмошная, очень напоминающая того самого Бармалея, который хотел одновременно изжарить и утопить свою жертву.
Нетрудно догадаться, к чему ведут все эти размышления. Разрешением перечисленных противоречий является персона того самого древнего демона, который всегда претендовал на роль творца мира, пребывал в аду и был освобождён Христом. Выйдя на свободу, он принялся творить добро, но делать это стал по-своему, как это было присуще его натуре. Так, попытка проповедовать Благую Весть обернулась историей с возникновением ислама, со всеми дальнейшими последствиями и противоречиями. Неслучайно у арабов до ислама Аллахом (он же Хубал, чьим святилищем была Кааба) звали божество, имевшее жену и детей и тоже почитавшееся как творец. Потом Хубал отрёкся от своей семьи и стал монахом. Космический Бармалей стал монахом и проповедником добра.
Многим народам известны сказания о демоне (боге, духе), который, не ведая, забыв или не желая знать истинное положение вещей, возомнил себя творцом мира, присвоил себе звание демиурга. Наиболее древний развернутый рассказ о нём находим в буддийской традиции, где говорится о Брахме, который возникает первым вначале очередного мирового цикла и, обусловленный предшествующей кармой, реализует все сокрытые кармические тенденции в сотворении нового космоса. По тем же кармическим причинам Брахма не знает, не помнит или не хочет помнить и знать (что в принципе одно и то же), что он сам порождён и является лишь орудием прошлого. Удивительное сходство в описании этого существа мы видим у гностиков, отождествляющих горе-демиурга с библейским Яхве, называющих его Иалдаваофом и проч. Этот злой творец тоже не ведает, что он сам сотворён и что над ним есть более высокие силы. Он самонадеян и жесток. Любопытно, что мысли о нём так оживляются именно после Христа. В одной из версий Иалдаваоф даже объявляется отцом Иисуса, которого Иисус превзошёл.
Связь гностицизма с исламом представляется вопиюще парадоксальной. С одной стороны, вроде бы полная непохожесть: ислам чужд античным философемам, антимифологичен, видит в Иисусе только человека и т.п. Но с другой, в ислам прокрадывается масса гностических сюжетов, в том числе в связи с воскресением Иисуса. Объяснение посредством исторической случайности (дескать, просто Магомет знакомился с христианством по каким-то гностическим сказаниям) представляется чуждым внутренней законосообразности, которая присуща развитию всякой религии. Ну, почему Магомет выбрал одни сюжеты и отверг другие? Почему он не ощутил какого-то смутного противоречия между своей простой верой и витиеватыми гностическими идеями, подхваченными и расцвеченными потом крайними шиитами?
Ислам являет некое противоречие и для христианского осмысления. Кто был тот, кто продиктовал Магомету Коран? С одной стороны, можно посчитать, что это был сам Сатана, соблазнивший Магомета лжепророчеством, спародировавший истинную религию и породивший таким образом множество бедствий. Но с другой, в Коране есть множество мест, которые не могут не радовать монотеистов, которые осуждают того же Сатану, проповедуют благочестие и проч. Эта светлая сторона нашла своё воплощение и в мусульманской цивилизации; без такой стороны она не продержалась бы и ста лет.
Наконец, есть и внутреннее противоречие. Аллах в Коране постоянно претендует на бóльшую власть, чем нужно даже творцу мира. Так, в Коране говорится, что Аллах творит сами помыслы людей. Но при этом он же их за эти помыслы наказывает или награждает. Налицо фигура довольно взбалмошная, очень напоминающая того самого Бармалея, который хотел одновременно изжарить и утопить свою жертву.
Нетрудно догадаться, к чему ведут все эти размышления. Разрешением перечисленных противоречий является персона того самого древнего демона, который всегда претендовал на роль творца мира, пребывал в аду и был освобождён Христом. Выйдя на свободу, он принялся творить добро, но делать это стал по-своему, как это было присуще его натуре. Так, попытка проповедовать Благую Весть обернулась историей с возникновением ислама, со всеми дальнейшими последствиями и противоречиями. Неслучайно у арабов до ислама Аллахом (он же Хубал, чьим святилищем была Кааба) звали божество, имевшее жену и детей и тоже почитавшееся как творец. Потом Хубал отрёкся от своей семьи и стал монахом. Космический Бармалей стал монахом и проповедником добра.