Томас Маколей и его "Критические опыты"
Замечательный английский историк, поэт, юрист и государственный деятель Томас Маколей (Thomas Babington Macaulay, 1800-1859) прославился своими блестящими речами в Парламенте, своей «Историей Англии» и своими историко-биографическими очерками. Маколей обладал изумительной памятью. Он мог запоминать целые страницы текста из сотен томов различных авторов, и для этого ему достаточно было только раз прочесть их. Человек средних способностей, конечно, не мог бы удержать в своей памяти и сотой доли того, что мог запомнить Маколей…
Его знаменитые очерки, опубликованные ранее в журнале Edinburgh Review, были изданы в трёх томах в 1843-м году. Edinburgh Review (1802-1929) был дорогим журналом - 6 шиллингов (2 руб. 10 коп. серебром) за номер, но и платили там хорошо. Маколей получал по £90 за каждую статью (высококвалифицированный английский рабочий зарабатывал в то время не больше 100 фунтов стерлингов в год).
Эти очерки ("опыты"), - пишет Ипполит Тэн, - хороши тем, что их можно читать в любом порядке, прочитывая внимательно только то, что вам особенно интересно, и быстро пробегая глазами или даже пропуская рассказы о людях и событиях, которые не представляют для вас большого интереса.
Биографии Маколея - это скорее оценка, чем портреты. Маколей - это либерал в самом широком и прекрасном смысле этого слова. Он требует, чтобы все граждане были равны перед законом, он горячо выступает против какой-то одной официальной, государственной религии. Маколей любит свободу, потому что политическая свобода - это единственная гарантия имущества, счастья и жизни частных лиц; потому что она составляет силу и славу Англии и предохраняет эту страну от кровавых революций.
Эти работы знаменитого историка и литератора опубликованы на русском языке в его 16-томном собрании сочинений (М. : Nobel Press, 2020). Это собрание сочинений доступно также online на сайте библиотеки Колумбийского университета в США (Columbia University): https://catalog.hathitrust.org/Record/008398371 Последний (16-й) том включает в себя портреты многих политиков, литераторов и пр., упоминаемых Маколеем в его сочинениях. См. также: Маколей. "Англия и Европа : избранные эссе". СПб. : Алетейя, 2001.
Я сделал из этих очерков очень много выписок. Вот некоторые из них:
Установившееся в Европе равновесие умственного и нравственного влияния между народами гораздо важнее, чем равновесие политическое. Таким образом цивилизованному миру удалось избегнуть однообразия характера, пагубного для всякого развития. Конкуренция произвела деятельность там, где монополия произвела бы застой. Вместо того, чтобы видеть общество и человеческую натуру только с одной точки зрения, мыслители приучаются видеть их с тысячи различных точек зрения. Наблюдая обычаи окружающих наций, изучая их литературу, мыслитель имеет возможность исправить те заблуждения, в которые впадали даже самые острые умы, которые по частному судили об общем, по виду судили о роде. Мыслитель научается отличать местное от общего, временное от вечного. Он начинает понимать разницу между исключением и правилом, открывает действие причин, нарушающих порядок, отделяет общие принципы (всегда и везде приложимые) от случайных обстоятельств, с которыми они сливаются во всяком государстве.
Современные историки, упражняясь в научных прениях, самым печальных образом пренебрегают искусством рассказа, искусством привлечь сочувствие и представить живые картины воображению читателя. Огромная популярность биографических сочинений доказывает, что писатель может, не нарушая истины, произвести этот эффект. Лучшие из этих биографий заслуживают серьёзного внимания историка.
Что мы хотим сказать, говоря, что одно минувшее событие замечательно, а другое не замечательно? Ни одно минувшее событие само по себе не имеет существенного значения! Знание его важно только потому, что помогает нам составить верные заключения относительно будущего. История, не содействующая этой цели, бесполезна.
Мне очень близка эта мысль. Я уже не раз говорил и писал о том, что любая наука занимается обобщением частностей. Общие законы - вот предмет любой науки. Наука начинается там, где обнаруживаются не зависящие от нашей воли закономерности, где начинается предсказание. Как опытный химик может предсказать физико-химические свойства нового вещества, которое он синтезирует, так и опытный историк должен уметь предсказывать будущие последствия тех или иных исторических событий. Боюсь, вот, только, что в случае с исторической наукой и предсказания эти будут определяться либо "государственной необходимостью", либо политическими убеждениями историка...
История, в которой верно передан каждый отдельный случай, может быть в целом неверной.
Обстоятельства, имевшие наибольшее влияние на счастье человечества: переход общества от бедности к богатству, изменения в нравах и в нравственности, переход от невежества к знанию, от жестокости к гуманности - вот те, большей частью, бесшумные революции, которые историки редко называют важными событиями. Эти события не совершаются с помощью войск и не предписываются указами сената, они не освящаются договорами, не заносятся в архивы, но знания о них передаются из поколения в поколение в сотнях тысячах школ и в миллионах семейств.
Впечатление, производимое историческим чтением, во многих отношениях сходно с впечатлениями от заграничных поездок: другие города, другие моды и т. д.
По мере того, как просвещение продвигается вперёд, поэзия почти неминуемо приходит в упадок. В просвещённом обществе люди будут судить и сравнивать, но не будут творить.
Первые деятели на поприще опытных наук находятся в весьма невыгодном положении: их ученики, при гораздо слабейших умственных способностях, быстро превосходят их в положительных знаниях. Способный человек, прилежно занимавшийся несколько лет математикой, может сегодня узнать больше, чем знал великий Ньютон после 50 лет исследований и размышлений…
Мы оплакиваем насилия, сопровождавшие революцию. Но неистовство этого насилия было пропорционально свирепости и невежеству народа, а свирепость и невежество народа были пропорциональны притеснению и унижению, под гнётом которых проводил он свою жизнь.
Стоп! Так можно оправдать любого убийцу-разбойника на том основании, например, что у него было трудное детство…
Против зол, порождаемых новоприобретённой свободой, есть только одно средство, и это средство - свобода. Узник, освобождённый из темницы, поначалу не может распознавать цвета и лица. Но это не значит, что надо его отправить назад в темницу. Необходимо приучить его к солнечным лучам.
Многие политики нашего времени считают, что ни один народ не должен быть свободным, пока он не достигнет умения пользоваться своей свободой. Это напоминает мне человека, который боится войти в воду, пока не научится плавать…
Вошло в моду говорить, что успехи цивилизации благоприятствуют свободе. Но из этого правила есть исключения. Когда бедный и грубый народ, живущий под ограниченным монархическим правлением, достигает вдруг значительного увеличения своего богатства, ему предстоит вероятность вскоре подпасть под абсолютную власть.
Революция в Англии уничтожила исполнителей законов, но не законы как таковые. Революция во Франции уничтожила и законы, и их исполнителей.
Во всех волнениях человеческого ума, направленных к великим переворотам, бывает момент во время которого умеренная уступка может всё исправить, примирить и сохранить.
Замечено, что различие вкусов порождает между людьми большее озлобление, чем несогласие в мнениях по поводу научных предметов.
С самых ранних времён англичане пользовались гораздо большею свободой, нежели какой-либо соседний народ. Каким образом случилось, что страна, побеждённая и порабощённая пришельцами, попавшая в руки тирании, страна, законы которой были написаны на чужом языке, могла сделаться местом гражданской свободы и предметом удивления и зависти окружающих государств, - это составляет одну из самых тёмных загадок исторической философии.
Сегодня Сити состоит из контор, посещаемых приказчиками в течение для и пустующих ночью. Но тогда (в XVII веке) в Сити не только трудились, но и жили 300 тысяч лондонцев, и район Сити, со своим особым военным и гражданским устройством, был твердыней общественной свободы.
Выдающиеся французские писатели отличались точностью и сжатостью стиля. Философия Бэкона и Бентама не была популярна в Англии до тех пор, пока она не пришла туда из-за границы в точном и сжатом французском переводе.
Ломка, без сомнения, есть общенародное дело. Но высшая слава государственного человека состоит в строительстве.
Герой и политик исчезают в пустом и слабом тиране, ничтожном в войне, ничтожном в правлении, ничтожном во всём, кроме искусства притворяться великим.
Во главе Французской революции стояли люди денег и люди литературы - оскорблённая гордость богатства и оскорблённая гордость ума.
Биографы, переводчики и издатели очень часто подвержены "профессиональной" болезни - болезни благоговения…
Мы должны смотреть на минувшее в свете нового знания. Мы должны указывать на ошибки замечательных людей прежних поколений. Но те же соображения, которые побуждают нас смотреть с пылкой надеждой на будущность, препятствуют нам смотреть с презрением на прошедшее.
В отличие от французских философов-просветителей, наши предки защищали права англичан, а не всех людей на земле.
Древняя философия принесла людям мало пользы, Но любое размышление всё же лучше, чем привычка к бездумному раболепию, - говорит Маколей. Даже возможность выбирать тиранов лучше такого раболепия.
"Искра свободы произошла от столкновения с противоположным рабством", - заметил как-то Гиббон.
Из того, что цели правления материальны, а не духовны, вовсе не следует что материальное счастье человека важнее его духовного счастья. Вопрос в том, в какой степени материальные интересы общества способствуют развитию его духовных интересов.
Правительство, подобно всякому другому изобретению человеческой мудрости, может всего лучше соответствовать своей главной цели, когда при его устройстве имелась в виду единственно эта цель. Мы считаем главной задачей правительства защиту личности и собственности граждан. Отсюда, однако, не следует, что правительства никогда не должны преследовать никакой иной цели, кроме главной.
В картинной галерее или в лаборатории учёного люди встречаются на нейтральной почве и могут что-то хвалить или осуждать без всякого отношения к разделяющим их распрям. В литературном обществе это невозможно, потому что литература всегда была и всегда будет неразрывно связана с политикой и философией.
Здравый смысл народа, который редко делает грубые ошибки, всегда будет отличать преступления, внушённые усердием к общественному благу, от преступлений, порождённых эгоистической алчностью.
Если бы Лютер родился в 10-м столетии, то он не совершил бы Реформации. С другой стороны, если бы Лютер вовсе не родился, раскол церкви в XVI веке всё равно случился бы. Общество имеет своих великих и своих маленьких людей. Истина открывается великими умами намного раньше, чем она становится очевидною для массы.
Благодаря чувству восхищения, порождаемому созерцанием великих событий, люди создают себе объект для поклонения даже там, где они его не находят. Люди падают ниц перед идолом, которого сами же себе создают…
В тот момент, когда становится заметным мастерство художника, чары искусства рушатся. Отсюда происходят все нелепости, в которые впадали и величайшие писатели, когда они пытались дать общие правила для искусства.
Я не знаю, что хуже для общества: отеческое ли правительство, вмешивающееся во все подробности жизни, или беспечное, вялое правительство, закрывающее глаза на злоупотребления в надежде, что "равновесие определится само собою". Самая трудная проблема в политике - найти среднюю линию между двумя этими вредными крайностями. В старое время правители грешили излишней заботливостью. Законодатель объяснял людям, как обрабатывать поля, как воспитывать детей, сколько блюд подавать за обедом, сколько платить за сукно для платья… Замечательные политические философы XVIII столетия доказали безумство такого законодательства. Но тут же обнаружилась наклонность к противоположной ошибке…
Мне кажется совершенно ясным, что тот, кто имеет право казнить, имеет право и воспитывать.
Против каждого фунта, который вы сэкономите на образовании, вы издержите пять фунтов на тюрьмы и исправительные учреждения.
Маколей тогда и предположить не мог, что через 100-150 лет миллиарды долларов, вкладываемые в образование, не помогут освободить общество от преступников и террористов…
Великий пожар в Лондоне (1666) часто считается благодеянием, потому что он уничтожил в городе чуму быстрее и лучше, чем все доктора и полиция… (!)