После скачек
Героиня этого рассказа подросла, вышла замуж, родила сына Ваню и теперь белую лошадь рисует вместе с ним. А еще она отмечает свой день рождения… С чем ее поздравляю. Желаю, чтобы у мечты никогда не смолкал… звон уздечки.
Неужели копыта стучат по ступеням? Аня посмотрела на будильник: время позднее, пора бы копытам! Подняла с пола фантик от конфеты, сунула в карман. Пихнула под кровать коробку с диафильмами: слишком хрупкие… Вчера наступила на «Курочку Рябу» - сегодня приходится на свет её смотреть, в фильмоскоп не проходит. А под копыта попадёт коробка - все ленты к окну прилаживать, что ли? Вдвоём много так не насмотришь. С лошадью интереснее на экране.
Аня подошла к двери. Кто-то шумно дышал по ту сторону. Она совсем разволновалась и распахнула дверь.
На лестничной клетке отдыхала соседка. В руках - битком набитые сумки. А у ног - портфель и пластиковый мешок с портретом известной певицы.
Аня сказала «здрасьте!» и юркнула в квартиру. Ну и хорошо, что соседка. Рисунок-то ещё не доделан! Аня села за стол и макнула кисточку сначала в красную гуашь, потом в белую.
Рисунок назывался «После скачек». Белая лошадь припала на передние бабки и положила на траву голову. А вокруг неё прямо в воздухе плавают розово-голубые колокола. Чтобы было понятно, какой звон сейчас в лошадиных ушах.
Ещё бы сверху написать: «Добро пожаловать к нам!». Но Аня забыла, как выглядят целых две буквы: Ж и Ы. Ладно, устно скажет…
Неужели копыта стучат по ступеням? Аня прикрепила рисунок к стенке и снова выглянула из квартиры. Нет, послышалось.
Она снова посмотрела на будильник. Отец опаздывает с работы. Это хорошо, что опаздывает. Значит, купил! И они пешком идут через город, усталый мужчина в брезентовой штормовке с эмблемой «Уралгеология» на рукаве и молодая беспечная лошадь. Не в трамвае же им ехать.
«Испугался, папулечка… - подумал Аня, пристраиваясь в кресле. - Давно надо было эту хитрость придумать!».
Хитрость выглядела так: утром Аня не поленилась подняться вместе с отцом. Помогая ему съесть бутерброды, она очень твердо сказала: «Если и сегодня ты не купишь мне лошадь, я уйду из дома и не вернусь».
Всего несколько слов: «не купишь - уйду!», а подействовало. Опаздывает с работы папа, лошадь белую ведёт по городу. Перекрёстки переходит только на зелёный свет, не побежишь же на красный с лошадью.
Аня задремала, и ей начала сниться лошадь перед светофором. По белым бокам скользят жёлтые, зелёные, красные пятна. Как в цирке. Потом щёлкнул замок. Аня проснулась и замерла в кресле. Копыта не стучали, уздечка не звенела. Отец молча раздевался в прихожей.
«Так, папулечка…», - подумала Аня.
Она глянула в окно: там в темноте падал снег. «Может, завтра утром уйти?», - спросила себя Аня. И двинулась на кухню к отцу. Он сидел, задумавшись, а на плите в закопчённом ковшике варились яйца. Аня стала протискиваться между столом и подоконником, чтобы сесть напротив отца, и опрокинула солонку.
- Это к ссоре, - вздохнул отец и стал собирать белые крупинки, но почему-то в спичечную коробку. Аня пожала плечами. Соль она рассыпала нечаянно. И ссориться вовсе не хотела.
- Магазин лошадиный закрыт, да? - спросила Аня. Даже не спросила, а просто подсказала ответ. Но отец подсказкой не воспользовался.
- Не знаю, не ходил…
- Работы по горло было? - Аня сунулась с ещё одной подсказкой. Но он и эту не принял.
- Да нет, не особо… - сказал. Поднялся. Взял ложку начал вылавливать из ковшика яйца. Потом нашёл полиэтиленовый пакет и положил их туда, да ещё коробочку с солью. Пакетик сразу запотел изнутри. Отец крутанул его на весу, и Аня увидела, как горлышко пакета сворачивается в тугую косичку.
- Это тебе в дорогу. Собирайся. Я провожу тебя до трамвая.
"- В какую сторону поедешь-то? - спросил отец".
Аня сжала губы и сдвинула брови. «Ну, папулечка, берегись!». И пошла одеваться. Кроме пакета с яйцами она взяла с собой рисунок «После скачек».
Вдвоём они вышли на улицу. Вся земля была покрыта снегом, и деревья, и крыши домов.
Аня разозлилась. По первому снегу только с белой лошадью и гулять… А он не купил. Работы, видите ли, у него по горло. Магазин лошадиный, видите ли, уже закрыт.
Они вышли из двора.
- Через парк? - спросил отец. Аня молча кивнула головой.
Снег прилипал к подошвам и позади оставались чёрные следы. Аня несколько раз оглядывалась, проверяла. Потом следы стали оставаться белыми, - это снегу больше подвалило.
Впереди появился забор. Аня обогнала отца и прошмыгнула в узкую лазейку между досками. Отцу здесь не пролезть. Пусть идёт к воротам, если хочет.
В парке было темно, как в зашторенной комнате. Ели сплелись своими верхушками и серединками, только стволы ещё порознь стояли. А позади слабо белела щель, через которую Аня только что протиснулась. Аня подумала, что зря она свернула здесь, не дошла до ворот. А может, отец сумеет пробраться через дыру? Она замедлила шаг.
Отец перелез через забор. Он тяжело спрыгнул, стряхнул с себя снег и сказал:
- Конечно, ты могла бы остаться, но словами нельзя разбрасываться. Раз сказала - уйду, значит надо уходить.
Аня зачерпнула ладонью снегу и стала его жевать. Кому какое дело теперь, что она простудится?
Они вышли из парка и побрели по пустынной улице, всё дальше от дома.
- Раз пообещала - надо выполнять, - тихо повторил отец.
- Я же не спорю, - пожала плечами Аня.
На трамвайной остановке тоже было пусто.
- В какую сторону поедешь-то? - спросил отец.
Аня наугад махнула рукой, очистила скамейку от снега и села.
- Можешь идти… - сказала она. - Теперь я сама.
Мимо, страшно завывая, пронеслась милицейская машина. Куда она поехала? Почему так спешит? А трамваи не спешат. Вон один идет, еле тащится. Наверное, снегопад ему помехой. Может, вовсе застрянет?
Аня с отцом смотрели на приближающийся вагончик. Нет, не пробуксовывают колёса. Не скользят по мокрым рельсам.
Аня встала. Отец притянул к себе и, склонившись, поцеловал в холодную щёку.
- Молодчина ты у меня, - сказал он. - Слов на ветер не бросаешь.
Трамвай остановился. Он был совсем пустой, и поэтому раскрылась только одна дверь, та, что перед Аней.
- Брр! Холод собачий! - громко разнёсся женский голос из динамиков внутри трамвая. - Садитесь быстрее, а то сквозняк. Следующая остановка - Левый поворот.
«Может, в другую сторону поехать? - засомневалась Аня. - Почему обязательно в эту?».
Она стояла у трамвая, прижав к заснеженной шубе пакет с яйцами. Капельки на внутренней стороне пакета слегка побелели.
- Эх, жизнь моя, жестянка,
А ну её в болото!.. - вдруг по динамику запела вагоновожатая. И строго спросила: - Едете или нет? Чего я тут дожидаюсь?
Аня неразборчиво махнула пакетом. С шипением закрылась трамвайная дверь, и вагончик дёрнулся, набирая скорость. Из него приглушённо неслось:
- …а мне летать,
А мне летать охота!
Потом всё смолкло.
- Уехал, - без особого сожаления заметила Аня и посмотрела на отца. Он улыбнулся, скатал снежок и забросил его высоко в небо. Сразу же белые хлопья посыпались гуще.
- Можно я снегу поем? - спросила Аня. Не молчать же. И услышала строгий, как всегда, ответ:
- Нет, нельзя. Простудишься.
А больше ничего не услышала и тогда предложила:
- Теперь я тебя буду провожать. Давай, давай… Поворачивай оглобли!
- Не груби, - удивлённо обиделся отец.
- Я и не грублю. У нас все так говорят.
- У кого - у вас?
- У тех, кто думает о верховой езде.
- Верховая езда и оглобли как-то не стыкуются. Это просто грубость с твоей стороны.
Как будто Аня сама этого не понимала. Уж больно тяжко расставаться по-мирному.
- Ты бы послушал, как Эля Монина из нашего класса ругается… - сказала себе под нос Аня. - Ужас! Но зато ей никто ни в чём не отказывает.
- Ах, вот оно что, - отец замер.
- Пойдём. Пойдём… - повторила Аня и, отплёвываясь от снега, зашагала вперёд.
Остановилась она только в парке перед лазейкой:
- Тебя подсадить?
- Да уж сам вскарабкаюсь, - пробубнил отец и полез вверх по забору, роняя на дочь клочья снега. Перебросил ноги на другую сторону изгороди и… уселся спиной к Ане. Он сидел, не шевелясь, и Аня вдруг увидела, что не такой уж он большой отсюда, снизу. А если отойти метров на двадцать - и совсем мальчишка. Обидеть - раз плюнуть.
- Эх, ты, - тихо сказал отец, не оборачиваясь. - «Поворачивай оглобли…». Только о себе и думаешь. Кто меня завтра разбудит?
- Ты же сам сказал, что слово надо держать.
- Я сказал, что не надо бросаться ими. Думать, прежде чем говоришь. «Уйду…». А кто завтраком меня накормит, пока мама в командировке?
- Ладно, - как о давно решённом сказала Аня. - Я останусь!
Отец сразу спрыгнул с забора.
- Я вернусь, - повторила Аня, - Только учти: я всё равно буду каждый день приставать к тебе: купи да купи лошадь.
Аня стала прикидывать, куда дома повесить рисунок «После скачек»
Отец пожал плечами. И они пошли домой.
Только перед подъездом немного задержались и, устроившись под соснами, как под пологом палатки, съели яйца, круто их посолив. Правда, без хлеба. Хлеб-то дома оставили.
А потом отец поднял голову к посветлевшему небу, которое перестало крошить снег, и попросил:
- Ну-ка, найди Большую Медведицу…
Ночь была светла, бедновата на звёзды. И Аня сразу отыскала над собой семья ярких точек.
- Вон, - показала она.
- Молодец, - похвалил отец. - Теперь слушай внимательно. У этих звёзд много названий. Древним китайцам они казались хлебной меркой. Такая кастрюля с ручкой. Египтянам - гиппопотамом. А кочеводы-киргизы дали им своё имя - Лошадь На Привязи. Три звезды - это хвост, четыре - чуть пониже - упругое тело коня, а привязью служит Полярная.
Аня ещё круче повернула голову к небу и чуть прищурила глаза, потому что снова посыпал снег. В белом его мельтешении она увидела серебристого жеребёнка, приготовившегося к прыжку.
И Аня стала прикидывать, куда дома повесить рисунок «После скачек», чтобы он просматривался с неба.
Оформление: нейросеть shedevrum.ai + Кандинский 3.0
Неужели копыта стучат по ступеням? Аня посмотрела на будильник: время позднее, пора бы копытам! Подняла с пола фантик от конфеты, сунула в карман. Пихнула под кровать коробку с диафильмами: слишком хрупкие… Вчера наступила на «Курочку Рябу» - сегодня приходится на свет её смотреть, в фильмоскоп не проходит. А под копыта попадёт коробка - все ленты к окну прилаживать, что ли? Вдвоём много так не насмотришь. С лошадью интереснее на экране.
Аня подошла к двери. Кто-то шумно дышал по ту сторону. Она совсем разволновалась и распахнула дверь.
На лестничной клетке отдыхала соседка. В руках - битком набитые сумки. А у ног - портфель и пластиковый мешок с портретом известной певицы.
Аня сказала «здрасьте!» и юркнула в квартиру. Ну и хорошо, что соседка. Рисунок-то ещё не доделан! Аня села за стол и макнула кисточку сначала в красную гуашь, потом в белую.
Рисунок назывался «После скачек». Белая лошадь припала на передние бабки и положила на траву голову. А вокруг неё прямо в воздухе плавают розово-голубые колокола. Чтобы было понятно, какой звон сейчас в лошадиных ушах.
Ещё бы сверху написать: «Добро пожаловать к нам!». Но Аня забыла, как выглядят целых две буквы: Ж и Ы. Ладно, устно скажет…
Неужели копыта стучат по ступеням? Аня прикрепила рисунок к стенке и снова выглянула из квартиры. Нет, послышалось.
Она снова посмотрела на будильник. Отец опаздывает с работы. Это хорошо, что опаздывает. Значит, купил! И они пешком идут через город, усталый мужчина в брезентовой штормовке с эмблемой «Уралгеология» на рукаве и молодая беспечная лошадь. Не в трамвае же им ехать.
«Испугался, папулечка… - подумал Аня, пристраиваясь в кресле. - Давно надо было эту хитрость придумать!».
Хитрость выглядела так: утром Аня не поленилась подняться вместе с отцом. Помогая ему съесть бутерброды, она очень твердо сказала: «Если и сегодня ты не купишь мне лошадь, я уйду из дома и не вернусь».
Всего несколько слов: «не купишь - уйду!», а подействовало. Опаздывает с работы папа, лошадь белую ведёт по городу. Перекрёстки переходит только на зелёный свет, не побежишь же на красный с лошадью.
Аня задремала, и ей начала сниться лошадь перед светофором. По белым бокам скользят жёлтые, зелёные, красные пятна. Как в цирке. Потом щёлкнул замок. Аня проснулась и замерла в кресле. Копыта не стучали, уздечка не звенела. Отец молча раздевался в прихожей.
«Так, папулечка…», - подумала Аня.
Она глянула в окно: там в темноте падал снег. «Может, завтра утром уйти?», - спросила себя Аня. И двинулась на кухню к отцу. Он сидел, задумавшись, а на плите в закопчённом ковшике варились яйца. Аня стала протискиваться между столом и подоконником, чтобы сесть напротив отца, и опрокинула солонку.
- Это к ссоре, - вздохнул отец и стал собирать белые крупинки, но почему-то в спичечную коробку. Аня пожала плечами. Соль она рассыпала нечаянно. И ссориться вовсе не хотела.
- Магазин лошадиный закрыт, да? - спросила Аня. Даже не спросила, а просто подсказала ответ. Но отец подсказкой не воспользовался.
- Не знаю, не ходил…
- Работы по горло было? - Аня сунулась с ещё одной подсказкой. Но он и эту не принял.
- Да нет, не особо… - сказал. Поднялся. Взял ложку начал вылавливать из ковшика яйца. Потом нашёл полиэтиленовый пакет и положил их туда, да ещё коробочку с солью. Пакетик сразу запотел изнутри. Отец крутанул его на весу, и Аня увидела, как горлышко пакета сворачивается в тугую косичку.
- Это тебе в дорогу. Собирайся. Я провожу тебя до трамвая.
"- В какую сторону поедешь-то? - спросил отец".
Аня сжала губы и сдвинула брови. «Ну, папулечка, берегись!». И пошла одеваться. Кроме пакета с яйцами она взяла с собой рисунок «После скачек».
Вдвоём они вышли на улицу. Вся земля была покрыта снегом, и деревья, и крыши домов.
Аня разозлилась. По первому снегу только с белой лошадью и гулять… А он не купил. Работы, видите ли, у него по горло. Магазин лошадиный, видите ли, уже закрыт.
Они вышли из двора.
- Через парк? - спросил отец. Аня молча кивнула головой.
Снег прилипал к подошвам и позади оставались чёрные следы. Аня несколько раз оглядывалась, проверяла. Потом следы стали оставаться белыми, - это снегу больше подвалило.
Впереди появился забор. Аня обогнала отца и прошмыгнула в узкую лазейку между досками. Отцу здесь не пролезть. Пусть идёт к воротам, если хочет.
В парке было темно, как в зашторенной комнате. Ели сплелись своими верхушками и серединками, только стволы ещё порознь стояли. А позади слабо белела щель, через которую Аня только что протиснулась. Аня подумала, что зря она свернула здесь, не дошла до ворот. А может, отец сумеет пробраться через дыру? Она замедлила шаг.
Отец перелез через забор. Он тяжело спрыгнул, стряхнул с себя снег и сказал:
- Конечно, ты могла бы остаться, но словами нельзя разбрасываться. Раз сказала - уйду, значит надо уходить.
Аня зачерпнула ладонью снегу и стала его жевать. Кому какое дело теперь, что она простудится?
Они вышли из парка и побрели по пустынной улице, всё дальше от дома.
- Раз пообещала - надо выполнять, - тихо повторил отец.
- Я же не спорю, - пожала плечами Аня.
На трамвайной остановке тоже было пусто.
- В какую сторону поедешь-то? - спросил отец.
Аня наугад махнула рукой, очистила скамейку от снега и села.
- Можешь идти… - сказала она. - Теперь я сама.
Мимо, страшно завывая, пронеслась милицейская машина. Куда она поехала? Почему так спешит? А трамваи не спешат. Вон один идет, еле тащится. Наверное, снегопад ему помехой. Может, вовсе застрянет?
Аня с отцом смотрели на приближающийся вагончик. Нет, не пробуксовывают колёса. Не скользят по мокрым рельсам.
Аня встала. Отец притянул к себе и, склонившись, поцеловал в холодную щёку.
- Молодчина ты у меня, - сказал он. - Слов на ветер не бросаешь.
Трамвай остановился. Он был совсем пустой, и поэтому раскрылась только одна дверь, та, что перед Аней.
- Брр! Холод собачий! - громко разнёсся женский голос из динамиков внутри трамвая. - Садитесь быстрее, а то сквозняк. Следующая остановка - Левый поворот.
«Может, в другую сторону поехать? - засомневалась Аня. - Почему обязательно в эту?».
Она стояла у трамвая, прижав к заснеженной шубе пакет с яйцами. Капельки на внутренней стороне пакета слегка побелели.
- Эх, жизнь моя, жестянка,
А ну её в болото!.. - вдруг по динамику запела вагоновожатая. И строго спросила: - Едете или нет? Чего я тут дожидаюсь?
Аня неразборчиво махнула пакетом. С шипением закрылась трамвайная дверь, и вагончик дёрнулся, набирая скорость. Из него приглушённо неслось:
- …а мне летать,
А мне летать охота!
Потом всё смолкло.
- Уехал, - без особого сожаления заметила Аня и посмотрела на отца. Он улыбнулся, скатал снежок и забросил его высоко в небо. Сразу же белые хлопья посыпались гуще.
- Можно я снегу поем? - спросила Аня. Не молчать же. И услышала строгий, как всегда, ответ:
- Нет, нельзя. Простудишься.
А больше ничего не услышала и тогда предложила:
- Теперь я тебя буду провожать. Давай, давай… Поворачивай оглобли!
- Не груби, - удивлённо обиделся отец.
- Я и не грублю. У нас все так говорят.
- У кого - у вас?
- У тех, кто думает о верховой езде.
- Верховая езда и оглобли как-то не стыкуются. Это просто грубость с твоей стороны.
Как будто Аня сама этого не понимала. Уж больно тяжко расставаться по-мирному.
- Ты бы послушал, как Эля Монина из нашего класса ругается… - сказала себе под нос Аня. - Ужас! Но зато ей никто ни в чём не отказывает.
- Ах, вот оно что, - отец замер.
- Пойдём. Пойдём… - повторила Аня и, отплёвываясь от снега, зашагала вперёд.
Остановилась она только в парке перед лазейкой:
- Тебя подсадить?
- Да уж сам вскарабкаюсь, - пробубнил отец и полез вверх по забору, роняя на дочь клочья снега. Перебросил ноги на другую сторону изгороди и… уселся спиной к Ане. Он сидел, не шевелясь, и Аня вдруг увидела, что не такой уж он большой отсюда, снизу. А если отойти метров на двадцать - и совсем мальчишка. Обидеть - раз плюнуть.
- Эх, ты, - тихо сказал отец, не оборачиваясь. - «Поворачивай оглобли…». Только о себе и думаешь. Кто меня завтра разбудит?
- Ты же сам сказал, что слово надо держать.
- Я сказал, что не надо бросаться ими. Думать, прежде чем говоришь. «Уйду…». А кто завтраком меня накормит, пока мама в командировке?
- Ладно, - как о давно решённом сказала Аня. - Я останусь!
Отец сразу спрыгнул с забора.
- Я вернусь, - повторила Аня, - Только учти: я всё равно буду каждый день приставать к тебе: купи да купи лошадь.
Аня стала прикидывать, куда дома повесить рисунок «После скачек»
Отец пожал плечами. И они пошли домой.
Только перед подъездом немного задержались и, устроившись под соснами, как под пологом палатки, съели яйца, круто их посолив. Правда, без хлеба. Хлеб-то дома оставили.
А потом отец поднял голову к посветлевшему небу, которое перестало крошить снег, и попросил:
- Ну-ка, найди Большую Медведицу…
Ночь была светла, бедновата на звёзды. И Аня сразу отыскала над собой семья ярких точек.
- Вон, - показала она.
- Молодец, - похвалил отец. - Теперь слушай внимательно. У этих звёзд много названий. Древним китайцам они казались хлебной меркой. Такая кастрюля с ручкой. Египтянам - гиппопотамом. А кочеводы-киргизы дали им своё имя - Лошадь На Привязи. Три звезды - это хвост, четыре - чуть пониже - упругое тело коня, а привязью служит Полярная.
Аня ещё круче повернула голову к небу и чуть прищурила глаза, потому что снова посыпал снег. В белом его мельтешении она увидела серебристого жеребёнка, приготовившегося к прыжку.
И Аня стала прикидывать, куда дома повесить рисунок «После скачек», чтобы он просматривался с неба.
Оформление: нейросеть shedevrum.ai + Кандинский 3.0