Чёрная ласка
Немного понаблюдав за тем, как я фотографирую стрекозу, Ярослав мне сказал:
- Я, наверное, попрошу маму, чтобы мне тоже фотоаппарат купила.
Я такое дело одобрил. Набросил на худенькую шею Ярика ремень своей фотокамеры и передал ему в руки тяжелый «Кэнон»:
- Пробуй.
Так началось наше основательное знакомство с компанией пятиклассников, которые посреди недели, в разгар учебного дня, пришли на пруд купаться. Благо погода позволяла.
Пришли они на пруд, картинно дымя вейпом. Вейп, кажется, принадлежал старшему брату Вовы. За полчаса общения я узнал всё про вейп («Две с половиной тысячи стоит!»), про то, что им всем пятерым будет, если вейп потеряется, ну, и прочие мелочи про Ярика и про его друзей. А еще про огромного рака, которого Ярик видел на реке Тобол («У бабушки, в Тобольском. Только не путайте, это не город Тобольск, а поселок Тобольский!»).
- Был бы фотоаппарат - я бы рака сфотографировал. И вам бы показал. А сейчас всё на пальцах, - Ярик из двух ладоней состроил некоего членистоногого.
Я же рассказал, что на «Нашей луже» вчера поймал в кадр чибиса. Шел-шел по берегу, вдоль тростниковых зарослей, и он чуть ли не из-под ног вылетел… И перелетел на другой берег.
- С таким стоном вылетел… На одной ноте: уиииии… Что в переводе значит: «Не снимайте!».
- Почему?
- Не знаю. Может, не доверяет. Может, ракурс его не устроил.
Потом я проговорился, что хочу снова попытать счастья на «Нашей луже».
Глаза Ярика азартно блеснули. И он небрежно спросил меня: «А хотите С НАМИ пойти на «Нашу лужу»?».
- С вами? - удивился я разыгранной комбинации. - Запросто. Только без вейпа. Иначе, Ярик, твоя мама меня больше в школу не пустит! - (она у него учительница).
Ярик согласился без промедления. Вова и Артем немного подумали. Но предложение вместо вейпа поехать на моем велосипеде их убедило.
Вскоре мой велосипед, впервые выведенный из квартиры на степные просторы, выделывал на дороге лихие зигзаги, мерял колесами лужи и, по-моему, кряхтел от радости, что попались ему такие асы вождения. А Ярик шел рядом и расспрашивал меня про птиц и зверей, которые попадались мне в кадр за долгую натуралистскую жизнь.
Изредка я передавал «Кэнон» юному коллеге, и тот, справляясь у меня про назначение кнопок, аккуратно делал экономный кадр (будто снимает на пленку). В этом было столько вкуса, столько визуального внимания к пространству, что я решил: Ярика надо принимать всерьез…
Мы шли уже по берегу пруда. Снега зимой было мало, поэтому пруд не наполнился. А несколько дней неожиданной апрельской жары качали из него последнюю воду. Мне очень хотелось, чтобы нам попался кто-то необычный. Например, такая же пеганка, какую я сфотографировал здесь год назад. Или чирки-трескунки. Или круглоносые плавунчики. Увы, пруд был почти пуст. Только на противоположном берегу, вдалеке, одиноко бегала по чёрной кромке ила светло-серая трясогузка. Ярик попытался поймать её в кадр. И вдруг сдавлено вскрикнул:
- Смотрите, ласка! Черная!..
Я посмотрел туда, куда показывал Ярик. Там, в прогалине поломанной тростниковой стены, на небольшой поляне, весело играло небольшое черное животное. Зверек то вздымал шею, то опускал ее вниз. Будто играл с пойманной мышью. Я лихорадочно вспоминал: точно, ласка? Может, норка? Горностай? Про кого мне недавно рассказывал племянник-охотник? На Урале видел. Про ласку? Про норку? Потом разберемся!
Я спохватился и начал фотографировать зверька. Не зоопарк - убежит ведь.
Ярик теребил ремень камеры. И одновременно показывал кулак ребятам, которые вели велосипед по песку и догоняли нас. Тише!
Он, переняв у меня фотоаппарат, присел, выстраивая кадр. И опять очень экономно сделал один щелчок. Ласка замерла.
- Как ты ее заметил! - шёпотом похвалил я Ярика, одновременно гадая, почему зверёк не убегает. В любом случае у нас с Яриком на двоих было уже пять-шесть кадров животного на воле. В естественном ладшафте. Красивого! Непринужденного! Благородного по окрасу! Беспечно проявившего на наших глазах свою натуру: чем же он всё же играет там, задавленной мышкой?
Ребята с велосипедом были уже близко. Ярик снов показал им кулак и приложил палец к губам. Поэтому, когда они подошли совсем близко к нашей с Яриком фотоэкспедиции, то свой вопрос задали очень-очень тихо.
- Фотографируете? - шепотом спросил Вовка.
- Мусорный пакет фотографируете? - спросил Артем.
- Зачем? - спросил Егор.
- На фига вам мусорный пакет? - спросил самый маленький Альберт.
И тут благородная черная ласка вдруг исчезла! Превратилась в пакет! Действительно, в мусорный.
- Это оказывается пакет, - растерялся Ярик. И заметно смутился перед друзьями. Засмущался и я. Не знаю, как это произошло, но живой, игривый зверек вдруг действительно превратился в пакет, втоптанный в грязь. Его горловину приподнимал и опускал к земле сквозняк от пруда. Как мы могли обмануться?
- Это ракурс, направление взгляда, - сказал я Ярику и остальным ребятам. - Ракурс часто такие фокусы выделывает. Я тоже был в полной уверенности, что там играет на берегу ласка. У нас с Яриком был такой ракурс, что мы не рассмотрели пакета. Мы видели не пакет, а ласку. Это часто бывает. Я столько раз жар-птиц на деревьях видел. А щелкнешь затвором - ворона срывается с ветки. А сколько раз гонялся по ковылям за дикобразом. Бежишь-бежишь в сумерках. Только бы светосилы хватило, думаешь. А потом дикобраз выбегает из-за ковыльных кочек на открытое пространство и - бац! Перед тобой - перекати-поле. Обыкновенный сухой шар травы.
- Да, это взгляд виноват, - согласились со мной ребята. - Мы смотрели вон оттуда, а вы с Яриком отсюда. Вот и перепутали.
- Ракурс! - хмыкнул Вовка, потеребив губами незнакомое слово. - Ракурс! Как маленькие попались!
…Здесь пора бы какую-нибудь эффектную концовку, оборачивающую наш с Яриком нелепый промах в неоспоримое достижение. Но такой концовки нет. Порванный пакет так и валяется на другом берегу. И когда возвращаешься, когда идешь по берегу и смотришь вокруг, сам себе удивляешься: как ЭТО можно было принять за зверька? Новые и новые ракурсы на тростник с мусорным пакетом чередой разворачиваются перед нами. Их миллионы, миллиарды, этих ракурсов, - и не один близко не похож на тот, что так остро пережили мы с Яриком.
«Постой, постой, - говоришь себе. - Как же так? Миллионы точек в пространстве предстали перед нами, когда мы с Яриком искали что-то интересное. Миллионы точек окружающего мира предложили себя в качестве объекта включения в визуальные рамки, в качестве источника сопереживания. Миллионы уголков плохо наполненного водой пруда раскрыли пустоту своего визуального содержания. И вдруг открылся единственный - из миллиарда! - случай. Открылся и откликнулся не пустоцветом, а чем-то очень значимым. И для меня. И для Ярика. Разве не чудо, что мы его нашли, не пропустили, этот миг, этот объект? И какая разница, чем он был. Главное, он объединил нас таким острым, мгновенным чувством находки, открытия, сотворчества.
Мы с Яриком смотрим друг на друга. Ярик берет камень и пускает блинчики по глади воды. Строчка солнечных полумесяцев разворачивается на воде и исчезает.
- Шесть, семь, восемь, девять… - Вовка по привычке считает блинчики.
А Ярик говорит:
- Может интересно получиться, если вот так, снизу… Чтобы разбрызганное солнце в кадр.
И я соглашаюсь: ракурс что надо!
- Я, наверное, попрошу маму, чтобы мне тоже фотоаппарат купила.
Я такое дело одобрил. Набросил на худенькую шею Ярика ремень своей фотокамеры и передал ему в руки тяжелый «Кэнон»:
- Пробуй.
Так началось наше основательное знакомство с компанией пятиклассников, которые посреди недели, в разгар учебного дня, пришли на пруд купаться. Благо погода позволяла.
Пришли они на пруд, картинно дымя вейпом. Вейп, кажется, принадлежал старшему брату Вовы. За полчаса общения я узнал всё про вейп («Две с половиной тысячи стоит!»), про то, что им всем пятерым будет, если вейп потеряется, ну, и прочие мелочи про Ярика и про его друзей. А еще про огромного рака, которого Ярик видел на реке Тобол («У бабушки, в Тобольском. Только не путайте, это не город Тобольск, а поселок Тобольский!»).
- Был бы фотоаппарат - я бы рака сфотографировал. И вам бы показал. А сейчас всё на пальцах, - Ярик из двух ладоней состроил некоего членистоногого.
Я же рассказал, что на «Нашей луже» вчера поймал в кадр чибиса. Шел-шел по берегу, вдоль тростниковых зарослей, и он чуть ли не из-под ног вылетел… И перелетел на другой берег.
- С таким стоном вылетел… На одной ноте: уиииии… Что в переводе значит: «Не снимайте!».
- Почему?
- Не знаю. Может, не доверяет. Может, ракурс его не устроил.
Потом я проговорился, что хочу снова попытать счастья на «Нашей луже».
Глаза Ярика азартно блеснули. И он небрежно спросил меня: «А хотите С НАМИ пойти на «Нашу лужу»?».
- С вами? - удивился я разыгранной комбинации. - Запросто. Только без вейпа. Иначе, Ярик, твоя мама меня больше в школу не пустит! - (она у него учительница).
Ярик согласился без промедления. Вова и Артем немного подумали. Но предложение вместо вейпа поехать на моем велосипеде их убедило.
Вскоре мой велосипед, впервые выведенный из квартиры на степные просторы, выделывал на дороге лихие зигзаги, мерял колесами лужи и, по-моему, кряхтел от радости, что попались ему такие асы вождения. А Ярик шел рядом и расспрашивал меня про птиц и зверей, которые попадались мне в кадр за долгую натуралистскую жизнь.
Изредка я передавал «Кэнон» юному коллеге, и тот, справляясь у меня про назначение кнопок, аккуратно делал экономный кадр (будто снимает на пленку). В этом было столько вкуса, столько визуального внимания к пространству, что я решил: Ярика надо принимать всерьез…
Мы шли уже по берегу пруда. Снега зимой было мало, поэтому пруд не наполнился. А несколько дней неожиданной апрельской жары качали из него последнюю воду. Мне очень хотелось, чтобы нам попался кто-то необычный. Например, такая же пеганка, какую я сфотографировал здесь год назад. Или чирки-трескунки. Или круглоносые плавунчики. Увы, пруд был почти пуст. Только на противоположном берегу, вдалеке, одиноко бегала по чёрной кромке ила светло-серая трясогузка. Ярик попытался поймать её в кадр. И вдруг сдавлено вскрикнул:
- Смотрите, ласка! Черная!..
Я посмотрел туда, куда показывал Ярик. Там, в прогалине поломанной тростниковой стены, на небольшой поляне, весело играло небольшое черное животное. Зверек то вздымал шею, то опускал ее вниз. Будто играл с пойманной мышью. Я лихорадочно вспоминал: точно, ласка? Может, норка? Горностай? Про кого мне недавно рассказывал племянник-охотник? На Урале видел. Про ласку? Про норку? Потом разберемся!
Я спохватился и начал фотографировать зверька. Не зоопарк - убежит ведь.
Ярик теребил ремень камеры. И одновременно показывал кулак ребятам, которые вели велосипед по песку и догоняли нас. Тише!
Он, переняв у меня фотоаппарат, присел, выстраивая кадр. И опять очень экономно сделал один щелчок. Ласка замерла.
- Как ты ее заметил! - шёпотом похвалил я Ярика, одновременно гадая, почему зверёк не убегает. В любом случае у нас с Яриком на двоих было уже пять-шесть кадров животного на воле. В естественном ладшафте. Красивого! Непринужденного! Благородного по окрасу! Беспечно проявившего на наших глазах свою натуру: чем же он всё же играет там, задавленной мышкой?
Ребята с велосипедом были уже близко. Ярик снов показал им кулак и приложил палец к губам. Поэтому, когда они подошли совсем близко к нашей с Яриком фотоэкспедиции, то свой вопрос задали очень-очень тихо.
- Фотографируете? - шепотом спросил Вовка.
- Мусорный пакет фотографируете? - спросил Артем.
- Зачем? - спросил Егор.
- На фига вам мусорный пакет? - спросил самый маленький Альберт.
И тут благородная черная ласка вдруг исчезла! Превратилась в пакет! Действительно, в мусорный.
- Это оказывается пакет, - растерялся Ярик. И заметно смутился перед друзьями. Засмущался и я. Не знаю, как это произошло, но живой, игривый зверек вдруг действительно превратился в пакет, втоптанный в грязь. Его горловину приподнимал и опускал к земле сквозняк от пруда. Как мы могли обмануться?
- Это ракурс, направление взгляда, - сказал я Ярику и остальным ребятам. - Ракурс часто такие фокусы выделывает. Я тоже был в полной уверенности, что там играет на берегу ласка. У нас с Яриком был такой ракурс, что мы не рассмотрели пакета. Мы видели не пакет, а ласку. Это часто бывает. Я столько раз жар-птиц на деревьях видел. А щелкнешь затвором - ворона срывается с ветки. А сколько раз гонялся по ковылям за дикобразом. Бежишь-бежишь в сумерках. Только бы светосилы хватило, думаешь. А потом дикобраз выбегает из-за ковыльных кочек на открытое пространство и - бац! Перед тобой - перекати-поле. Обыкновенный сухой шар травы.
- Да, это взгляд виноват, - согласились со мной ребята. - Мы смотрели вон оттуда, а вы с Яриком отсюда. Вот и перепутали.
- Ракурс! - хмыкнул Вовка, потеребив губами незнакомое слово. - Ракурс! Как маленькие попались!
…Здесь пора бы какую-нибудь эффектную концовку, оборачивающую наш с Яриком нелепый промах в неоспоримое достижение. Но такой концовки нет. Порванный пакет так и валяется на другом берегу. И когда возвращаешься, когда идешь по берегу и смотришь вокруг, сам себе удивляешься: как ЭТО можно было принять за зверька? Новые и новые ракурсы на тростник с мусорным пакетом чередой разворачиваются перед нами. Их миллионы, миллиарды, этих ракурсов, - и не один близко не похож на тот, что так остро пережили мы с Яриком.
«Постой, постой, - говоришь себе. - Как же так? Миллионы точек в пространстве предстали перед нами, когда мы с Яриком искали что-то интересное. Миллионы точек окружающего мира предложили себя в качестве объекта включения в визуальные рамки, в качестве источника сопереживания. Миллионы уголков плохо наполненного водой пруда раскрыли пустоту своего визуального содержания. И вдруг открылся единственный - из миллиарда! - случай. Открылся и откликнулся не пустоцветом, а чем-то очень значимым. И для меня. И для Ярика. Разве не чудо, что мы его нашли, не пропустили, этот миг, этот объект? И какая разница, чем он был. Главное, он объединил нас таким острым, мгновенным чувством находки, открытия, сотворчества.
Мы с Яриком смотрим друг на друга. Ярик берет камень и пускает блинчики по глади воды. Строчка солнечных полумесяцев разворачивается на воде и исчезает.
- Шесть, семь, восемь, девять… - Вовка по привычке считает блинчики.
А Ярик говорит:
- Может интересно получиться, если вот так, снизу… Чтобы разбрызганное солнце в кадр.
И я соглашаюсь: ракурс что надо!