Записки князя Урусова
Читаю сейчас книгу воспоминаний князя С.Д. Урусова (1862-1937).
А написать Сергею Дмитриевичу было о чем. Бессарабский (назначен сразу после известного погрома в 1903 г) и тверской губернатор, затем, до марта 1906, товарищ министра внутренних дел. Независимый кандидат на выборах в I Государственную Думу. Единственный бывший высший сановник, избранный депутатом, да еще в соперничестве с необычайно популярными в то время кадетами. Поистине всероссийскую известность принесла ему одна единственная речь в Думе. В ней он оппонировал министру внутренних дел. Столыпину пришлось отвечать на депутатский запрос о типографии, работавшей в здании министерства и тысячами печатавшей погромные листовки. В принципе Столыпин мог уклониться - типография была закрыта за несколько месяцев до этого, еще при его предшественнике. Инициатором закрытия стал А. Лопухин (будущий разоблачитель Азефа), начальник Департамента полиции и муж сестры Урусова. От него князь знал все подробности этого дела. К несчастью Столыпин решил ответить, но значительно приуменьшил масштабы и характер работы типографии. Не было ясно, почему вообще такое стало возможным. Обо всем этом в ответной речи говорил Урусов.
Закончил он ее знаменитой фразой о вахмистрах и городовых по воспитанию и погромщиках по убеждению. Печать и молва отнесла ее только на счет Д.Ф. Трепова, хотя сам С.Д. Урусов под вахмистром подразумевал великого князя Николая Николаевича.
Урусов был осужден как подписант выборгского воззвания и отошел от активной политической деятельности.
Вообще, судя по мемуарам, Сергей Дмитриевич был чрезвычайно симпатичным человеком, жизнерадостным и ироничным занудой. Это одни из самых интересных воспоминаний, которые я когда-либо читал. Иногда он заводит речь о вещах специальных и, казалось бы, не слишком интересных. Урусов сам это понимает и говорит, что пишет об этом только ради собственного удовольствия. Но ему это интересно - становится интересно и читателю. Везде он добивался успеха. В государственном управлении и политике, в земской деятельности и сельском хозяйстве. В своих имениях он серьезно реорганизовал землепользование и животноводство. Урожайность повысилась почти в 3 раза, надои в 4. Находящиеся на грани разорения хозяйства стали приносить солидный доход. Урусов сам читал много специальной литературы и лично испытывал различные модели новой техники, не гнушаясь ходить за плугом. С юмором и иронией он описывает быт, окружающих, да и собственные промахи.
Записки о его губернаторской и депутатской деятельности была опубликованы еще до революции. Об учебе, хозяйствовании, периоде, когда он был уездным предводителем дворянства, а затем председателем губернской земской управы Урусов написал в 30-х годах в Москве для внучек и друзей. Тут и там встречаются ехидные замечания и сравнения касающиеся политики и повседневной жизни, не симпатизировал Урусов большевикам.
850-ти страничный том снабжен подробными комментариями, биографическим указателем, фотографиями из семейного архива. Пожалуй у издания есть только один недостаток - чуть мелковатый шрифт, что вероятно объясняется желанием поместить все в одном томе.
Вот небольшой отрывок из воспоминаний. В задачи земства входило содержание и строительство дорог. Как председатель управы Урусов принимал участие в инспекциях.
По поводу Московско-Варшавского шоссе не могу не упомянуть, что в нашем губернском земском собрании в числе гласных был 80-летний старик, принимавший когда-то участие в постройке шоссе. Он в молодости взял на себя поставку щебня на несколько смежных участков и рассказал мне о том, как он сдавал этот щебень строителям. Сдача была приурочена к проезду Клейнмихеля. Царский любимец, когда-то сам стоявший навытяжку перед Аракчеевым, стел в открытой коляске совершенно один; на одной из подножек экипажа ехал, стоя и держась одной рукой за козлы, начальник дистанции, на другой - также стоя, подрядчик, поставлявший щебень. По пути на обочинах были расставлены конусообразные восьмушки щебня, проверяемого на выдержку. Приемка была строгая, даже придирчивая. «Но ведь и я не дурак был, - говорил мне Н[ефедьев], - на станции был назначен ночлег, а у меня было подряжено 500 подвод, которые всю ночь перевозили щебень на следующий участок, я вторично его и сдал».
На мое замечание, что поступок этот не во всех отношениях можно счесть похвальным, Н[ефедьев] с горячностью возразил: «А мне, когда я расписывался в получении денег, разве всю сумму выдавали? Не угодно ли было получить две трети. Так в то время все поступали».
Но «время» это не вполне изменилось. Расскажу о том, что я сам в можно сказать, осязал. Содержимое нами шоссе проходило через Юхнов по части Смоленской губернии, врезавшейся в Калужскую. Участок этот находился в заведовании Могилевского округа путей сообщения и состоял под непосредственным надзором инженера С[мирнова], жившего в Юхнове. Наш инженер очень ценил С[мирно]ва за искусство, с которым последний поддерживал шоссе в порядке при крайне экономной рассыпке щебня и тонком щебеночном слое. Мы с Лукомским принимали однажды около Юхнова щебень, поставляемый подрядчиком по цене 27 рублей за кубическую сажень. Дойдя до последней восьмушки, мы увидели пограничный столб и за ним, уже на смоленской территории, такие же восьмушки, поставляемые тем же подрядчиком из того же карьера по цене 84 рубля за кубическую сажень.
Продолжение http://yura-sh.livejournal.com/53207.html
А написать Сергею Дмитриевичу было о чем. Бессарабский (назначен сразу после известного погрома в 1903 г) и тверской губернатор, затем, до марта 1906, товарищ министра внутренних дел. Независимый кандидат на выборах в I Государственную Думу. Единственный бывший высший сановник, избранный депутатом, да еще в соперничестве с необычайно популярными в то время кадетами. Поистине всероссийскую известность принесла ему одна единственная речь в Думе. В ней он оппонировал министру внутренних дел. Столыпину пришлось отвечать на депутатский запрос о типографии, работавшей в здании министерства и тысячами печатавшей погромные листовки. В принципе Столыпин мог уклониться - типография была закрыта за несколько месяцев до этого, еще при его предшественнике. Инициатором закрытия стал А. Лопухин (будущий разоблачитель Азефа), начальник Департамента полиции и муж сестры Урусова. От него князь знал все подробности этого дела. К несчастью Столыпин решил ответить, но значительно приуменьшил масштабы и характер работы типографии. Не было ясно, почему вообще такое стало возможным. Обо всем этом в ответной речи говорил Урусов.
Закончил он ее знаменитой фразой о вахмистрах и городовых по воспитанию и погромщиках по убеждению. Печать и молва отнесла ее только на счет Д.Ф. Трепова, хотя сам С.Д. Урусов под вахмистром подразумевал великого князя Николая Николаевича.
Урусов был осужден как подписант выборгского воззвания и отошел от активной политической деятельности.
Вообще, судя по мемуарам, Сергей Дмитриевич был чрезвычайно симпатичным человеком, жизнерадостным и ироничным занудой. Это одни из самых интересных воспоминаний, которые я когда-либо читал. Иногда он заводит речь о вещах специальных и, казалось бы, не слишком интересных. Урусов сам это понимает и говорит, что пишет об этом только ради собственного удовольствия. Но ему это интересно - становится интересно и читателю. Везде он добивался успеха. В государственном управлении и политике, в земской деятельности и сельском хозяйстве. В своих имениях он серьезно реорганизовал землепользование и животноводство. Урожайность повысилась почти в 3 раза, надои в 4. Находящиеся на грани разорения хозяйства стали приносить солидный доход. Урусов сам читал много специальной литературы и лично испытывал различные модели новой техники, не гнушаясь ходить за плугом. С юмором и иронией он описывает быт, окружающих, да и собственные промахи.
Записки о его губернаторской и депутатской деятельности была опубликованы еще до революции. Об учебе, хозяйствовании, периоде, когда он был уездным предводителем дворянства, а затем председателем губернской земской управы Урусов написал в 30-х годах в Москве для внучек и друзей. Тут и там встречаются ехидные замечания и сравнения касающиеся политики и повседневной жизни, не симпатизировал Урусов большевикам.
850-ти страничный том снабжен подробными комментариями, биографическим указателем, фотографиями из семейного архива. Пожалуй у издания есть только один недостаток - чуть мелковатый шрифт, что вероятно объясняется желанием поместить все в одном томе.
Вот небольшой отрывок из воспоминаний. В задачи земства входило содержание и строительство дорог. Как председатель управы Урусов принимал участие в инспекциях.
По поводу Московско-Варшавского шоссе не могу не упомянуть, что в нашем губернском земском собрании в числе гласных был 80-летний старик, принимавший когда-то участие в постройке шоссе. Он в молодости взял на себя поставку щебня на несколько смежных участков и рассказал мне о том, как он сдавал этот щебень строителям. Сдача была приурочена к проезду Клейнмихеля. Царский любимец, когда-то сам стоявший навытяжку перед Аракчеевым, стел в открытой коляске совершенно один; на одной из подножек экипажа ехал, стоя и держась одной рукой за козлы, начальник дистанции, на другой - также стоя, подрядчик, поставлявший щебень. По пути на обочинах были расставлены конусообразные восьмушки щебня, проверяемого на выдержку. Приемка была строгая, даже придирчивая. «Но ведь и я не дурак был, - говорил мне Н[ефедьев], - на станции был назначен ночлег, а у меня было подряжено 500 подвод, которые всю ночь перевозили щебень на следующий участок, я вторично его и сдал».
На мое замечание, что поступок этот не во всех отношениях можно счесть похвальным, Н[ефедьев] с горячностью возразил: «А мне, когда я расписывался в получении денег, разве всю сумму выдавали? Не угодно ли было получить две трети. Так в то время все поступали».
Но «время» это не вполне изменилось. Расскажу о том, что я сам в можно сказать, осязал. Содержимое нами шоссе проходило через Юхнов по части Смоленской губернии, врезавшейся в Калужскую. Участок этот находился в заведовании Могилевского округа путей сообщения и состоял под непосредственным надзором инженера С[мирнова], жившего в Юхнове. Наш инженер очень ценил С[мирно]ва за искусство, с которым последний поддерживал шоссе в порядке при крайне экономной рассыпке щебня и тонком щебеночном слое. Мы с Лукомским принимали однажды около Юхнова щебень, поставляемый подрядчиком по цене 27 рублей за кубическую сажень. Дойдя до последней восьмушки, мы увидели пограничный столб и за ним, уже на смоленской территории, такие же восьмушки, поставляемые тем же подрядчиком из того же карьера по цене 84 рубля за кубическую сажень.
Продолжение http://yura-sh.livejournal.com/53207.html