Из жизни охранителей.
Я когда-то подробно интересовался охранительными дружинами в Петербурге периода первой революции. Написал о них несколько заметок. Сейчас хотел провести параллели с нынешними охранителями, но это оказалось не слишком интересно. Потому просто приведу отрывок из показаний Константина Булаева, данных им в 1911 г, на следствии по делу об убийстве рабочего Мухина.
Булаев был активным дружинником, ранен большевистскими боевиками в начале мая 1906 года и до 1911 года состоял членом СРН (в ЦГИА СПб находятся его билеты за 1910 и 1911 годы). На процессе Герценштейна он дал показания в пользу союзников. Однако, по его словам, сразу после ранения у него наметился конфликт с руководством (он хотел большей защиты). Но только в 1911 году Булаев окончательно порвал с Союзом и дал очень откровенные показания. Возможно, он несколько преувеличивал, к его словам следует относиться осторожно. Но, по крайней мере, часть из них подтверждается другими источниками.
"Все члены боевой дружины имели револьверы, которые выдавались Юскевичем-Красковским [начальник дружины. ЮШ.] с ведома всех членов совета.
В мае или июне месяце 1906 года союзник Морозов, который был начальником боевой дружины в Гавани на Васильевском острове, сделал заявление в совет, что, надо подсчитать революционеров Гавани, которые, по его словам собрались разбить чайную, содержателем которой был союзник Иван Петров. После этого Юскевич-Красковский и Дубровин приказал мне, Зорину, Крыксу, Новикову и Сергею Гусеву отправиться с Морозовым в Гавань и «подсчитать», что нами и было сделано: получив от Юскевича-Красковского по два рубля денег, мы приехали в чайную Петрова, где и засели на страже. Вскоре Петров указал нам некоторых посетителей, по которым мы и открыли стрельбу. Было ранено несколько человек, одному прострелили ногу. Один из союзников был отправлен в участок, откуда через несколько минут его отпустили и отобранный револьвер выдали обратно. В чайной Петрова мы пробыли два дня.
Вскоре Красковский приказал нам поехать за Московскую заставу, к новому Петергофу, где в лесу революционеры устраивали собрания. Собрания эти мы разгоняли выстрелами, направленными в толпу, и часто многих ранили. За это нам Красковский платил каждому от 10 до 15 и более рублей, и кроме того за нас платил за квартиру 10 рублей в месяц.
К этому же времени относится случай, когда меня забрали в участок за то, что я по требованию Германа и Половнева забрал у газетчика газеты и привел его в участок (1-й Нарвский), где помощник пристава отобрал у меня револьвер «Лефоше», газетчика освободил, на меня составил протокол, по коему меня мировой судья 18-го участка приговорил к 4-м дням ареста, которые я не отбывал и был освобожден.
Взамен отобранного «Лефоше», мне Юскевич-Красковский выдал пятизарядный «Бульдог», который я продал, а Юскевичу сказал, что револьвер у меня отняли. Тогда Красковский выдал мне «Смитт-Виссон» - 6-зарядный, с которым я охранял Булацеля, когда он выступал в качестве поверенного Ивана Гусева в камере мирового судьи 15-го участка, Троицкая ул., д. № 30, взыскивавшего с Правления Невского завода вознаграждение за что-то. Вместе со мною охраняли Булацеля: Крыкс, Сер. Гусев, Новиков и другие по приказанию Юскевича-Красковского. По окончании дела всем нам в коридоре камеры Булацель заплатил по 1 рублю за охрану, при чем меня и Крыкса Булацель пригласил к себе в дом, на Николаевскую улицу, № 29.
Там Булацель предложил мне убить Петрункевича, объяснив, что «если мы будем убивать таких лиц, то нам будет жить хорошо», Добавив, что «если у нас в России будет республика, то я первый приму мученическую смерть». Я согласился и спросил адрес Петрункевича, Ивана Ивановича [ошибка: Ивана Ильича - Ю.Ш.]. Крыкс вмешался и заявил, что он знает адрес Петрункевича и просил Павла Федоровича Булацеля уступить ему это дело, на что конечно согласился и дал ему тут же 2 или 3 рубля на извозчика поехать к Дубровину. Мне же Булацель предложил убить графа Витте. За это я должен был получить 500 рублей и в задаток этой суммы при Крыксе Булацель дал мне 5 рублей. Условленный гонорар в 500 рублей я получил бы лишь по окончании предприятия. Я высказал опасение, что меня могут арестовать и отдать под суд. Булацель успокоил меня тем, что если меня арестуют, то не надо говорить, что я союзник и что если бы меня осудили, то он, Булацель, вместе с высокопоставленными лицами выхлопочет у государя помилование, как это было с осужденными за погромы. В крайнем же случае мне было обещано Булацелем принять все меры к устройству побега, после которого я, по его мнению, получил бы паспорт и зажил бы припеваючи. И я согласился.
Я стал ходить на Мариинскую площадь и один раз зашел внутрь дворца, где спросил у сторожа, здесь ли граф Витте, сторож спросил зачем мне нужен граф, на что я ему ответил, что хочу подать прошение. Графа тогда не было во дворце и перестал ходить туда. Булацель часто напоминал мне и требовал, чтобы я сделал принятое на себя поручение и точно указывал мне дни часы, когда графа всего удобнее убить или когда он подъезжает ко дворцу или на Каменноостровском проспекте, где он постоянно проживает
В июне 1906 года в доме Дубровина, где помещается союз и живет начальник боевой дружины, Юскевич-Красковский, нам: мне - Булаеву, Ларичкину, Половневу, Якову Крыкс, Зорину Юскевич-Красковский приказал всем собраться и категорически потребовал от нас, чтобы мы «сняли» нисколько не медля директора завода инженера Гиппиуса. Выдал нам 35 руб. денег, маски, мне дал студенческую фуражку, Зорину бороду, котелок и усы. Крыксу - пиджак. На другой день до 11 часов утра я и Крыкс вдвоем направились в завод и против дома директора стали его поджидать. Он скоро появился и я хотел выстрелить в него, но неожиданно Крыкс схватил меня за ту руку, в которой был револьвер, и сказал, что убивать не надо, так как они еще и еще будут нам давать денег, и в то же время в нас из какой-то мастерской произвели выстрел и мы бросились бежать.
После этого неудачного предприятия Крыксу заявили, чтобы он покинул союз и никогда в него не являлся и его исключили."
ЦГИА СПб Фонд 520 оп. 1 д. 296 Л. 44-46.
Булаев был активным дружинником, ранен большевистскими боевиками в начале мая 1906 года и до 1911 года состоял членом СРН (в ЦГИА СПб находятся его билеты за 1910 и 1911 годы). На процессе Герценштейна он дал показания в пользу союзников. Однако, по его словам, сразу после ранения у него наметился конфликт с руководством (он хотел большей защиты). Но только в 1911 году Булаев окончательно порвал с Союзом и дал очень откровенные показания. Возможно, он несколько преувеличивал, к его словам следует относиться осторожно. Но, по крайней мере, часть из них подтверждается другими источниками.
"Все члены боевой дружины имели револьверы, которые выдавались Юскевичем-Красковским [начальник дружины. ЮШ.] с ведома всех членов совета.
В мае или июне месяце 1906 года союзник Морозов, который был начальником боевой дружины в Гавани на Васильевском острове, сделал заявление в совет, что, надо подсчитать революционеров Гавани, которые, по его словам собрались разбить чайную, содержателем которой был союзник Иван Петров. После этого Юскевич-Красковский и Дубровин приказал мне, Зорину, Крыксу, Новикову и Сергею Гусеву отправиться с Морозовым в Гавань и «подсчитать», что нами и было сделано: получив от Юскевича-Красковского по два рубля денег, мы приехали в чайную Петрова, где и засели на страже. Вскоре Петров указал нам некоторых посетителей, по которым мы и открыли стрельбу. Было ранено несколько человек, одному прострелили ногу. Один из союзников был отправлен в участок, откуда через несколько минут его отпустили и отобранный револьвер выдали обратно. В чайной Петрова мы пробыли два дня.
Вскоре Красковский приказал нам поехать за Московскую заставу, к новому Петергофу, где в лесу революционеры устраивали собрания. Собрания эти мы разгоняли выстрелами, направленными в толпу, и часто многих ранили. За это нам Красковский платил каждому от 10 до 15 и более рублей, и кроме того за нас платил за квартиру 10 рублей в месяц.
К этому же времени относится случай, когда меня забрали в участок за то, что я по требованию Германа и Половнева забрал у газетчика газеты и привел его в участок (1-й Нарвский), где помощник пристава отобрал у меня револьвер «Лефоше», газетчика освободил, на меня составил протокол, по коему меня мировой судья 18-го участка приговорил к 4-м дням ареста, которые я не отбывал и был освобожден.
Взамен отобранного «Лефоше», мне Юскевич-Красковский выдал пятизарядный «Бульдог», который я продал, а Юскевичу сказал, что револьвер у меня отняли. Тогда Красковский выдал мне «Смитт-Виссон» - 6-зарядный, с которым я охранял Булацеля, когда он выступал в качестве поверенного Ивана Гусева в камере мирового судьи 15-го участка, Троицкая ул., д. № 30, взыскивавшего с Правления Невского завода вознаграждение за что-то. Вместе со мною охраняли Булацеля: Крыкс, Сер. Гусев, Новиков и другие по приказанию Юскевича-Красковского. По окончании дела всем нам в коридоре камеры Булацель заплатил по 1 рублю за охрану, при чем меня и Крыкса Булацель пригласил к себе в дом, на Николаевскую улицу, № 29.
Там Булацель предложил мне убить Петрункевича, объяснив, что «если мы будем убивать таких лиц, то нам будет жить хорошо», Добавив, что «если у нас в России будет республика, то я первый приму мученическую смерть». Я согласился и спросил адрес Петрункевича, Ивана Ивановича [ошибка: Ивана Ильича - Ю.Ш.]. Крыкс вмешался и заявил, что он знает адрес Петрункевича и просил Павла Федоровича Булацеля уступить ему это дело, на что конечно согласился и дал ему тут же 2 или 3 рубля на извозчика поехать к Дубровину. Мне же Булацель предложил убить графа Витте. За это я должен был получить 500 рублей и в задаток этой суммы при Крыксе Булацель дал мне 5 рублей. Условленный гонорар в 500 рублей я получил бы лишь по окончании предприятия. Я высказал опасение, что меня могут арестовать и отдать под суд. Булацель успокоил меня тем, что если меня арестуют, то не надо говорить, что я союзник и что если бы меня осудили, то он, Булацель, вместе с высокопоставленными лицами выхлопочет у государя помилование, как это было с осужденными за погромы. В крайнем же случае мне было обещано Булацелем принять все меры к устройству побега, после которого я, по его мнению, получил бы паспорт и зажил бы припеваючи. И я согласился.
Я стал ходить на Мариинскую площадь и один раз зашел внутрь дворца, где спросил у сторожа, здесь ли граф Витте, сторож спросил зачем мне нужен граф, на что я ему ответил, что хочу подать прошение. Графа тогда не было во дворце и перестал ходить туда. Булацель часто напоминал мне и требовал, чтобы я сделал принятое на себя поручение и точно указывал мне дни часы, когда графа всего удобнее убить или когда он подъезжает ко дворцу или на Каменноостровском проспекте, где он постоянно проживает
В июне 1906 года в доме Дубровина, где помещается союз и живет начальник боевой дружины, Юскевич-Красковский, нам: мне - Булаеву, Ларичкину, Половневу, Якову Крыкс, Зорину Юскевич-Красковский приказал всем собраться и категорически потребовал от нас, чтобы мы «сняли» нисколько не медля директора завода инженера Гиппиуса. Выдал нам 35 руб. денег, маски, мне дал студенческую фуражку, Зорину бороду, котелок и усы. Крыксу - пиджак. На другой день до 11 часов утра я и Крыкс вдвоем направились в завод и против дома директора стали его поджидать. Он скоро появился и я хотел выстрелить в него, но неожиданно Крыкс схватил меня за ту руку, в которой был револьвер, и сказал, что убивать не надо, так как они еще и еще будут нам давать денег, и в то же время в нас из какой-то мастерской произвели выстрел и мы бросились бежать.
После этого неудачного предприятия Крыксу заявили, чтобы он покинул союз и никогда в него не являлся и его исключили."
ЦГИА СПб Фонд 520 оп. 1 д. 296 Л. 44-46.