немного солнца в холодной воде
Когда-то я читала Франсуазу Саган. мне кажется, это очень женская проза, но вместе с тем она очень глубока и психологична, это то, что мне нравилось в ее творчестве. Одно из любимых - "Немного солнца в холодной воде", о том, как сильная любовь бывает жестокой в своей эгоистичности, желании обладать, всосать в себя объект страсти, и как это опасно на самом деле. Я всегда за то, чтобы дать человеку privacy, частное пространство, воздух, которым можно дышать. Меня пугает, когда мною хотят обладать, как вещью, контролировать каждый шаг, каждый вздох, преследовать обвинениями, вот именно что - всосать меня в себя. Финал в литературном произведении был очень грустным. Девочки, наверное, помнят:
"- Да знаю-знаю, дружище, - прервал его Жан. - Страсть - это страсть. Это лучшее из всего, что могло с тобой случиться. В особенности страсть к такой женщине, как Натали. Казалось, он говорил совершенно искренне.
- И да и нет,-сказал Жиль и наклонился к Жану.
Он по-чувствовал, что способен к психологическому анализу, тонкому, прустовскому анализу. Когда чувствуешь себя умным, предателем себя не чувствуешь. - Видишь ли, когда я с ней познакомился, я был… ну, ты, конечно, помнишь… с меня словно кожу содрали. Бог знает почему, но именно так и было. Она положила меня на пуховую подушечку, согрела, вернула к жизни. Право. Но теперь… Теперь эта подушка давит мне на лицо, душит. Вот оно как. Все, что я любил в ней и что поддерживало меня - ее властность, ее прямолинейность, цельность, - все это обратилось против нее…
- Потому что сам ты вялый и неустойчивый, - ласково сказал Жан.
- Если хочешь, да. Может быть, я последняя сволочь, но, право же, бывают минуты, когда я дорого дал бы за то, чтобы не представать перед ее судом. И быть, как прежде, одиноким.
Ему следовало бы, ради точности, добавить, что он не может и помыслить себе жизни без нее. Но в порыве гордости и самодовольства по поводу своей удачной статьи и всеобщего одобрения, видя явное сочувствие Жана, он избавил себя от этого признания.
- Может быть, тебе следует все это объяснить ей, - сказал Жан и умолк.
Жиль обернулся. В дверях спальни стояла Натали."
"- Да знаю-знаю, дружище, - прервал его Жан. - Страсть - это страсть. Это лучшее из всего, что могло с тобой случиться. В особенности страсть к такой женщине, как Натали. Казалось, он говорил совершенно искренне.
- И да и нет,-сказал Жиль и наклонился к Жану.
Он по-чувствовал, что способен к психологическому анализу, тонкому, прустовскому анализу. Когда чувствуешь себя умным, предателем себя не чувствуешь. - Видишь ли, когда я с ней познакомился, я был… ну, ты, конечно, помнишь… с меня словно кожу содрали. Бог знает почему, но именно так и было. Она положила меня на пуховую подушечку, согрела, вернула к жизни. Право. Но теперь… Теперь эта подушка давит мне на лицо, душит. Вот оно как. Все, что я любил в ней и что поддерживало меня - ее властность, ее прямолинейность, цельность, - все это обратилось против нее…
- Потому что сам ты вялый и неустойчивый, - ласково сказал Жан.
- Если хочешь, да. Может быть, я последняя сволочь, но, право же, бывают минуты, когда я дорого дал бы за то, чтобы не представать перед ее судом. И быть, как прежде, одиноким.
Ему следовало бы, ради точности, добавить, что он не может и помыслить себе жизни без нее. Но в порыве гордости и самодовольства по поводу своей удачной статьи и всеобщего одобрения, видя явное сочувствие Жана, он избавил себя от этого признания.
- Может быть, тебе следует все это объяснить ей, - сказал Жан и умолк.
Жиль обернулся. В дверях спальни стояла Натали."