ЛЖЕНАУКА
После окончания МГУ я несколько лет работала младшим лаборантом в большом лечебном институте Минздрава. Так получилось. Что называется, жизнь заставила. Времена такие были.
В обязанности лаборантов входило брать кровь у больных. Кровь брали из пальца. Сейчас просто страшно вспомнить, в каких чудовищных условиях происходило это взятие крови. Каждый лаборант имел очень примитивное приспособление, вроде металлической пипетки с пружинкой. При нажатии кнопки из пипетки выскакивал вмонтированный в нее небольшой ножичек с острым треугольным лезвием на конце и делал небольшой надрез на пальце. Мне не вспомнить сейчас, что именно было особо дефицитным - пипетка или ножички. Но точно помню, что в течение дня ни то, ни другое не менялось. Каждый лаборант шел в отделение, имея при себе только одну пипетку, обычно на 6-7 больных. Стерилизацию ножичка делали прямо у постели больного, протирая лезвие ваткой, смоченной спиртом. И всё!!
Дальнейшую работу делали те же лаборанты, разумеется, вручную, без малейшего намека на автоматизацию. Принятыми тогда методами определяли содержание различных веществ в крови для диагностики - сахара, холестерина, билирубина и пр. Формулу крови определяли в другой лаборатории. Мытье стеклянной посуды (а другой тогда на было) и доведение ее до так называемой химической чистоты тоже входило в обязанности лаборанта. Это было привычным делом, мыть химическую посуду хорошо научили студентов на «малом практикуме» в университете. В лаборатории было еще несколько врачей, которые занимали более высокое положение - по должности, по престижности и, соответственно, по зарплате. Чем они занимались, уже не помню, но, конечно, не взятием крови и не мытьем посуды.
О «деле врачей» написаны тома. Коснулось это «дело» и нашего института, и в частности - тех людей, с которыми я рядом работала, и некоторых, с кем завязались какие-то дружеские связи.
Всех врачей, как теперь принято говорить, еврейской национальности, выгнали с работы без всякого предупреждения, включая, как мне представлялось, специалистов очень высокой квалификации, узких специалистов по различного вида патологиям. Казалось - незаменимых. После смерти Сталина многие из них вернулись в Институт, а другие так и не вернулись, Кому-то пришлось уехать из Москвы.
Я была вполне готова к тому, что и меня уволят. Но, по-видимому, у меня была слишком ничтожная должность (младший лаборант, ниже - только уборщица), и про меня, серую мышку, просто не вспомнили. Я тихо сидела в лаборатории, как бы непосредственно не участвующей в лечебном процессе, и добросовестно выполняла свои лаборантские обязанности.
А потом, уже не вспомнить в каком году, ко мне подошел один из ведущих врачей и спросил, не хочу ли я взять на себя прочитать курс общей биологии. Я даже не помню, чего было больше - радости или изумления, что мне, совсем девчонке - младшему лаборанту, такое предложили. И, не раздумывая, согласилась.
Дело было в том, что в клинике остро не хватало медсестер. Возможно, и в других больницах и клиниках их тоже не хватало. И институт решил организовать годичные курсы для медсестер, которые после окончания здесь же останутся работать. Биология входила в этот курс для медсестер как обязательный предмет по общегосударственным требованиям.
Всё было организовано очень толково. Нашлось помещение, были получены программы из высших медицинских инстанций, преподавали свои же врачи. Набрали человек 30 учащихся, в основном около 18-20 лет. Были даже педсоветы, на которых обсуждалась всякая повседневность - посещаемость, дисциплина, не помню что еще, но по всем правилам. А если на кого-то сильно жаловались педагоги (мешает, отвлекает, задает неуместные вопросы, прогуливает), то таких вызывали на педсовет, «прорабатывали». Всё по-настоящему. Явка обязательна.
Вопрос дисциплины у меня не стоял. На лекциях было так тихо, что я иногда думала - а может они все спят, а не слушают. Столы стояли в три ряда. Я ведь близорукая, на дальних столах вообще лиц не вижу. Как-то, рассказывая, прошлась между рядами и увидела, как все лица поворачиваются в мою сторону. Успокоилась - значит, слушают, интересно.
Не помню, чтобы приходили какие-нибудь проверяющие. В общем, это была для меня совершенно прекрасная работа. Общая биология - представляете, какой простор, сколько здесь можно было всего понарассказать.
Но была одна очень серьезная для меня сложность. Дело в том, что в 1948 году прошла знаменитая сессия ВАСХНИЛ под руководством товарища Лысенко и при полном одобрении партии и правительства и лично товарища Сталина. Сессия, как танк, прошлись по классической генетике, задев и другие области биологии. Классическая генетика была объявлена лженаукой, полностью отменена и заменена так называемой мичуринской биологией. И «весь советский народ, как один человек» с радостью принял и одобрил такое решение.
До этой сессии я успела окончить три курса биофака, где одним из предметов была эта самая лженаука. Но существуют же объективные законы природы. О них нам не только рассказывали профессора с кафедр университетских аудиторий, но и был «большой практикум», где мы ставили эксперименты с предсказуемым результатом, подтверждающим «отмененные» законы. Мы эту «лженауку», можно сказать, потрогали руками. Так что весь наш курс не имел никаких иллюзий по поводу происходящих событий.
Читая курс общей биологии, я никак не могла обойти эту господствующую теорию Лысенко. Сталин умер, но результаты его деятельности выкорчевывались еще много лет, иной раз с большими потерями. И, как мы теперь понимаем, не до самых корней. А говорить студентам то, что занимало много страниц в тогдашних учебниках, я не могла. Это было против всей моей сущности. И я всё думала, как же мне выйти из этого положения. До сих пор помню.
Вместо «идей» Лысенко стала рассказывать о том, как вообще развивается наука. Если накапливается много фактов, которые трудно объяснить в рамках существующей теории, то можно предположить, что это - неверная теория, и она ведет нас в тупик. Тогда создается рабочая гипотеза, в которую укладываются все известные на сегодня факторы. Если вновь полученные, дополнительные факты, подтверждают эту гипотезу, то она может перерасти в новую теорию. До тех пор, пока новые открытия в эту теорию укладываются. Если же накапливаются другие факты, не объясняющиеся существующей теорией, то, по-видимому, надо создать какую-то другую рабочую гипотезу, чтобы докопаться до истины. «Вот и сегодня - говорила я - общепринятая теория…» ну и т.д.
Вот приблизительно это я им всё рассказывала, хорошо продумав и подготовившись. Конечно, более цветисто, с примерами не только из области биологии. Слушали, как мне показалось, с большим интересом.
Но потом был экзамен. Организатор курсов потребовал у всех педагогов экзаменационные вопросы, которые надо было согласовать с инстанциями. Это был ужас. По тем временам, абсолютно невозможно было обойти господствующую теорию и главного теоретика товарища Лысенко.
Подсказал мне мой муж. У него уже был некоторый преподавательский опыт, и он придумал прекрасный выход из положения.
Тогда экзамены как проходили? На столе веером раскладывались «билеты» (застряло в какой-то извилине, что их должно было быть 36). В каждом билете по три вопроса. Студент тянет билет и отвечает на те вопросы, которые попались. За столом сидит преподаватель и члены «приемной комиссии», обычно два-три человека. Для объективной оценки знаний учащихся. Идея была в том, чтобы составить билеты согласно требованиям и отдать на проверку. А перед началом экзамена, до прихода приемной комиссии, все нежелательные билеты просто вытащить из общей пачки. Изъять. Что я и сделала. Ну кто их будет пересчитывать?
И никому из студентов вопросов по мичуринской биологии не попалось. Всё прошло благополучно.
В обязанности лаборантов входило брать кровь у больных. Кровь брали из пальца. Сейчас просто страшно вспомнить, в каких чудовищных условиях происходило это взятие крови. Каждый лаборант имел очень примитивное приспособление, вроде металлической пипетки с пружинкой. При нажатии кнопки из пипетки выскакивал вмонтированный в нее небольшой ножичек с острым треугольным лезвием на конце и делал небольшой надрез на пальце. Мне не вспомнить сейчас, что именно было особо дефицитным - пипетка или ножички. Но точно помню, что в течение дня ни то, ни другое не менялось. Каждый лаборант шел в отделение, имея при себе только одну пипетку, обычно на 6-7 больных. Стерилизацию ножичка делали прямо у постели больного, протирая лезвие ваткой, смоченной спиртом. И всё!!
Дальнейшую работу делали те же лаборанты, разумеется, вручную, без малейшего намека на автоматизацию. Принятыми тогда методами определяли содержание различных веществ в крови для диагностики - сахара, холестерина, билирубина и пр. Формулу крови определяли в другой лаборатории. Мытье стеклянной посуды (а другой тогда на было) и доведение ее до так называемой химической чистоты тоже входило в обязанности лаборанта. Это было привычным делом, мыть химическую посуду хорошо научили студентов на «малом практикуме» в университете. В лаборатории было еще несколько врачей, которые занимали более высокое положение - по должности, по престижности и, соответственно, по зарплате. Чем они занимались, уже не помню, но, конечно, не взятием крови и не мытьем посуды.
О «деле врачей» написаны тома. Коснулось это «дело» и нашего института, и в частности - тех людей, с которыми я рядом работала, и некоторых, с кем завязались какие-то дружеские связи.
Всех врачей, как теперь принято говорить, еврейской национальности, выгнали с работы без всякого предупреждения, включая, как мне представлялось, специалистов очень высокой квалификации, узких специалистов по различного вида патологиям. Казалось - незаменимых. После смерти Сталина многие из них вернулись в Институт, а другие так и не вернулись, Кому-то пришлось уехать из Москвы.
Я была вполне готова к тому, что и меня уволят. Но, по-видимому, у меня была слишком ничтожная должность (младший лаборант, ниже - только уборщица), и про меня, серую мышку, просто не вспомнили. Я тихо сидела в лаборатории, как бы непосредственно не участвующей в лечебном процессе, и добросовестно выполняла свои лаборантские обязанности.
А потом, уже не вспомнить в каком году, ко мне подошел один из ведущих врачей и спросил, не хочу ли я взять на себя прочитать курс общей биологии. Я даже не помню, чего было больше - радости или изумления, что мне, совсем девчонке - младшему лаборанту, такое предложили. И, не раздумывая, согласилась.
Дело было в том, что в клинике остро не хватало медсестер. Возможно, и в других больницах и клиниках их тоже не хватало. И институт решил организовать годичные курсы для медсестер, которые после окончания здесь же останутся работать. Биология входила в этот курс для медсестер как обязательный предмет по общегосударственным требованиям.
Всё было организовано очень толково. Нашлось помещение, были получены программы из высших медицинских инстанций, преподавали свои же врачи. Набрали человек 30 учащихся, в основном около 18-20 лет. Были даже педсоветы, на которых обсуждалась всякая повседневность - посещаемость, дисциплина, не помню что еще, но по всем правилам. А если на кого-то сильно жаловались педагоги (мешает, отвлекает, задает неуместные вопросы, прогуливает), то таких вызывали на педсовет, «прорабатывали». Всё по-настоящему. Явка обязательна.
Вопрос дисциплины у меня не стоял. На лекциях было так тихо, что я иногда думала - а может они все спят, а не слушают. Столы стояли в три ряда. Я ведь близорукая, на дальних столах вообще лиц не вижу. Как-то, рассказывая, прошлась между рядами и увидела, как все лица поворачиваются в мою сторону. Успокоилась - значит, слушают, интересно.
Не помню, чтобы приходили какие-нибудь проверяющие. В общем, это была для меня совершенно прекрасная работа. Общая биология - представляете, какой простор, сколько здесь можно было всего понарассказать.
Но была одна очень серьезная для меня сложность. Дело в том, что в 1948 году прошла знаменитая сессия ВАСХНИЛ под руководством товарища Лысенко и при полном одобрении партии и правительства и лично товарища Сталина. Сессия, как танк, прошлись по классической генетике, задев и другие области биологии. Классическая генетика была объявлена лженаукой, полностью отменена и заменена так называемой мичуринской биологией. И «весь советский народ, как один человек» с радостью принял и одобрил такое решение.
До этой сессии я успела окончить три курса биофака, где одним из предметов была эта самая лженаука. Но существуют же объективные законы природы. О них нам не только рассказывали профессора с кафедр университетских аудиторий, но и был «большой практикум», где мы ставили эксперименты с предсказуемым результатом, подтверждающим «отмененные» законы. Мы эту «лженауку», можно сказать, потрогали руками. Так что весь наш курс не имел никаких иллюзий по поводу происходящих событий.
Читая курс общей биологии, я никак не могла обойти эту господствующую теорию Лысенко. Сталин умер, но результаты его деятельности выкорчевывались еще много лет, иной раз с большими потерями. И, как мы теперь понимаем, не до самых корней. А говорить студентам то, что занимало много страниц в тогдашних учебниках, я не могла. Это было против всей моей сущности. И я всё думала, как же мне выйти из этого положения. До сих пор помню.
Вместо «идей» Лысенко стала рассказывать о том, как вообще развивается наука. Если накапливается много фактов, которые трудно объяснить в рамках существующей теории, то можно предположить, что это - неверная теория, и она ведет нас в тупик. Тогда создается рабочая гипотеза, в которую укладываются все известные на сегодня факторы. Если вновь полученные, дополнительные факты, подтверждают эту гипотезу, то она может перерасти в новую теорию. До тех пор, пока новые открытия в эту теорию укладываются. Если же накапливаются другие факты, не объясняющиеся существующей теорией, то, по-видимому, надо создать какую-то другую рабочую гипотезу, чтобы докопаться до истины. «Вот и сегодня - говорила я - общепринятая теория…» ну и т.д.
Вот приблизительно это я им всё рассказывала, хорошо продумав и подготовившись. Конечно, более цветисто, с примерами не только из области биологии. Слушали, как мне показалось, с большим интересом.
Но потом был экзамен. Организатор курсов потребовал у всех педагогов экзаменационные вопросы, которые надо было согласовать с инстанциями. Это был ужас. По тем временам, абсолютно невозможно было обойти господствующую теорию и главного теоретика товарища Лысенко.
Подсказал мне мой муж. У него уже был некоторый преподавательский опыт, и он придумал прекрасный выход из положения.
Тогда экзамены как проходили? На столе веером раскладывались «билеты» (застряло в какой-то извилине, что их должно было быть 36). В каждом билете по три вопроса. Студент тянет билет и отвечает на те вопросы, которые попались. За столом сидит преподаватель и члены «приемной комиссии», обычно два-три человека. Для объективной оценки знаний учащихся. Идея была в том, чтобы составить билеты согласно требованиям и отдать на проверку. А перед началом экзамена, до прихода приемной комиссии, все нежелательные билеты просто вытащить из общей пачки. Изъять. Что я и сделала. Ну кто их будет пересчитывать?
И никому из студентов вопросов по мичуринской биологии не попалось. Всё прошло благополучно.