Человек, Художник, Отец.
Человека, о котором я сегодня расскажу, я знаю с детства и не знаю до сих пор. Но только по одной причине - душа его настолько богата и многогранна, что постичь ее невозможно, как ни старайся.
Зовут его Владимир Чередниченко. Он большой Художник и мой отец.
[Обязательно прочитайте и посмотрите!]
Что бы хотя бы немного понять его силу духа, нужно окунуться в историю его жизни.
Он родился в Кубинке, в 1940 году. Его отец, мой дед, был офицером - танкистом. Поэтому, когда началась война, они с мамой одними из первых были эвакуированы на Урал, в Курган. Эвакуация, порой, была ничуть не легче жизни на оккупированных территориях: полуголодное существование, косые взгляды на приехавших чужаков, когда и местным есть нечего, аскетизм во всем, много народу, ютящиеся по крохотным комнаткам. От фашиста спаслись, но тут новая напасть - маленький мальчик, только познавший радость твердо стоять на своих двоих, бежать куда глядят глаза так, что бы ветер свистел в ушах, заболевает страшной болезнью. Туберкулез костей значил только одно - на долгие годы быть прикованным к постели, стать лежачим. И никаких гарантий, что человек опять будет ходить.
Володю определили в туберкулезный санаторий под Курганом, красивое место в сосновом лесу. Компания из пары десятков таких же лежачих мальчишек и молодые медсестры и доктора на долгие 10 лет стали единственным окружением мальчика. Мама уехала в Ленинград, потом на Украину, восстанавливать растерзанную войной страну. А Володя начал рисовать. А чем еще заняться ребятам, когда уроки уже сделаны, все книжки прочитаны?
Летом мальчишек вывозили на кроватях на веранды и они наслаждались видом сосен, пением птиц, бабочками и жуками. Владимир рисовал все, что видел. Зимой он рисовал своих друзей и медсестер, сюжеты из книг, которые он читал. Любовь к природе осталась с ним на всю жизнь.
Потом он заново учился ходить. И счастье, что через какое-то время стало возможно отбросить костыли. Но стать таким, каким его задумала природа уже было не суждено: болезнь искорежила молодое тело, поставила на высокий ортопедический ботинок, заставила хромать и бороться с болью. Мне кажется, что он всю жизнь преодолевает эту боль, и физическую и душевную.
В 50-е отец закончил Ленинградское Художественное училище и распределился в Саров. Он был счастлив, потому, что это был не Дальний Восток, куда попали многие его однокурсники и потому, что природа Сарова (тогда Арзамаса-16) напоминала привычный Курган. Он стал школьным учителем и надо отметить, что дети очень любили его. Бывшие ученики до сих пор приходят на его выставки, пишут добрые отзывы, подходят и благодарят его.
Ну дальше все как у всех: женился, родился сначала брат, потом я. Он перевелся в Институт Экспериментальной Физики художником, поступил во Львовский Полиграфический Институт. Его поступление - отдельная веха в истории нашей семьи. Таких институтов тогда было всего два в СССР: Московский полиграфический и Львовский. В Москву поступить было не реально по многим причинам, основной - здоровье, его банально не пропустили. И он пошел по более долгому пути, учебе на заочном отделении во Львове. А там новая напасть, в паспорте пятая графа. Выбирая национальность, отец записался по своей маме - русский. Поступал несколько раз, упорно ездил, выслушивал насмешки и продолжал добиваться своего. И в 1977 году поступил! Мы с братом каждую его сессию ждали приезда любимого папы с кучей подарков и сладостей.
Я очень хочу отдельно сказать как много внимания отец уделяет нам, своим детям. Это человек, который сыграл решающую роль в моем воспитании и становлении как личности. Именно он привил мне любовь к Природе, любовь к жизни. Благодаря ему для меня главным в жизни является Доброта как высшая ценность существования.
Все мое детство прошло на природе, в любое свободное время мы с ним собирались и шли в лес. Да, это очень важный момент, о котором надо сказать. В 60-х отец встал на лыжи! Он научился бегать и очень неплохо. А еще увлекся рыбалкой и увлекается ей до сих пор. И мне привил эту любовь. С тех пор так и повелось, до начала 2000-х летом утренняя пробежка и зарядка, зимой - лыжи. В отпуск мы ездили в Беларусь и на рыбалки, на любимую Мокшу.
Сейчас папа уже не пишет картин, ему 75 лет и он практически ослеп. Вот такая ирония судьбы, которая то щадила его, то смеялась. Посмеялась она и сейчас, художник, для которого глаза - главный инструмент, потерял зрение. Но, не смотря на это, скоро лето и будет выезд на рыбалку, и папа опять сядет в лодку, в которой чувствует себя увереннее, чем на берегу и поплывет ловить щук и судаков.
Ну и, конечно, покажу его работы, а как иначе?
Папа, живи долго! Я очень хочу говорить с тобой, слушать тебя, быть рядом. Я очень тебя люблю.
Зовут его Владимир Чередниченко. Он большой Художник и мой отец.
[Обязательно прочитайте и посмотрите!]
Что бы хотя бы немного понять его силу духа, нужно окунуться в историю его жизни.
Он родился в Кубинке, в 1940 году. Его отец, мой дед, был офицером - танкистом. Поэтому, когда началась война, они с мамой одними из первых были эвакуированы на Урал, в Курган. Эвакуация, порой, была ничуть не легче жизни на оккупированных территориях: полуголодное существование, косые взгляды на приехавших чужаков, когда и местным есть нечего, аскетизм во всем, много народу, ютящиеся по крохотным комнаткам. От фашиста спаслись, но тут новая напасть - маленький мальчик, только познавший радость твердо стоять на своих двоих, бежать куда глядят глаза так, что бы ветер свистел в ушах, заболевает страшной болезнью. Туберкулез костей значил только одно - на долгие годы быть прикованным к постели, стать лежачим. И никаких гарантий, что человек опять будет ходить.
Володю определили в туберкулезный санаторий под Курганом, красивое место в сосновом лесу. Компания из пары десятков таких же лежачих мальчишек и молодые медсестры и доктора на долгие 10 лет стали единственным окружением мальчика. Мама уехала в Ленинград, потом на Украину, восстанавливать растерзанную войной страну. А Володя начал рисовать. А чем еще заняться ребятам, когда уроки уже сделаны, все книжки прочитаны?
Летом мальчишек вывозили на кроватях на веранды и они наслаждались видом сосен, пением птиц, бабочками и жуками. Владимир рисовал все, что видел. Зимой он рисовал своих друзей и медсестер, сюжеты из книг, которые он читал. Любовь к природе осталась с ним на всю жизнь.
Потом он заново учился ходить. И счастье, что через какое-то время стало возможно отбросить костыли. Но стать таким, каким его задумала природа уже было не суждено: болезнь искорежила молодое тело, поставила на высокий ортопедический ботинок, заставила хромать и бороться с болью. Мне кажется, что он всю жизнь преодолевает эту боль, и физическую и душевную.
В 50-е отец закончил Ленинградское Художественное училище и распределился в Саров. Он был счастлив, потому, что это был не Дальний Восток, куда попали многие его однокурсники и потому, что природа Сарова (тогда Арзамаса-16) напоминала привычный Курган. Он стал школьным учителем и надо отметить, что дети очень любили его. Бывшие ученики до сих пор приходят на его выставки, пишут добрые отзывы, подходят и благодарят его.
Ну дальше все как у всех: женился, родился сначала брат, потом я. Он перевелся в Институт Экспериментальной Физики художником, поступил во Львовский Полиграфический Институт. Его поступление - отдельная веха в истории нашей семьи. Таких институтов тогда было всего два в СССР: Московский полиграфический и Львовский. В Москву поступить было не реально по многим причинам, основной - здоровье, его банально не пропустили. И он пошел по более долгому пути, учебе на заочном отделении во Львове. А там новая напасть, в паспорте пятая графа. Выбирая национальность, отец записался по своей маме - русский. Поступал несколько раз, упорно ездил, выслушивал насмешки и продолжал добиваться своего. И в 1977 году поступил! Мы с братом каждую его сессию ждали приезда любимого папы с кучей подарков и сладостей.
Я очень хочу отдельно сказать как много внимания отец уделяет нам, своим детям. Это человек, который сыграл решающую роль в моем воспитании и становлении как личности. Именно он привил мне любовь к Природе, любовь к жизни. Благодаря ему для меня главным в жизни является Доброта как высшая ценность существования.
Все мое детство прошло на природе, в любое свободное время мы с ним собирались и шли в лес. Да, это очень важный момент, о котором надо сказать. В 60-х отец встал на лыжи! Он научился бегать и очень неплохо. А еще увлекся рыбалкой и увлекается ей до сих пор. И мне привил эту любовь. С тех пор так и повелось, до начала 2000-х летом утренняя пробежка и зарядка, зимой - лыжи. В отпуск мы ездили в Беларусь и на рыбалки, на любимую Мокшу.
Сейчас папа уже не пишет картин, ему 75 лет и он практически ослеп. Вот такая ирония судьбы, которая то щадила его, то смеялась. Посмеялась она и сейчас, художник, для которого глаза - главный инструмент, потерял зрение. Но, не смотря на это, скоро лето и будет выезд на рыбалку, и папа опять сядет в лодку, в которой чувствует себя увереннее, чем на берегу и поплывет ловить щук и судаков.
Ну и, конечно, покажу его работы, а как иначе?
Папа, живи долго! Я очень хочу говорить с тобой, слушать тебя, быть рядом. Я очень тебя люблю.