из давнего
29 ноября 2005 года, вторник
НОВЫЙ ГОД В СКАЗОЧНОМ БОРДЕЛЕ
сказка-пародия
Веселье в Сказочном Борделе было в самом разгаре.
Дед Мерзай и его охочая до развлечений внучка Снег-урка старательно выделывались под ёлкой и прикалывались над развешанными на ней пользованными... ну, скажем так - самодельными надувными игрушками, которые громко лопались от проявленного по отношению к ним удовольствия.
Головной убор Деда Мерзая был навроде того, что у индейского вождя перед битвой с врагом, - только вместо орлиных перьев торчащие кверху заячьи уши парами вкруговую нашиты.
Быстро проникшись атмосферой заведения, Дед Мерзай организовал подъёлочную распродажу подарков из своего объёмистого мешка: раз всё здесь продаётся - значит, и подарки негоже забесплатно отдавать.
На продажу он выставил внучку, - продавщицей в смысле. Гости сразу назвали её Продажной Девкой Снег-уркой.
Покупных подарков из мешка было столь много, что сам собой устроился бал-маскарад:
Волк-Сутенёр напропалую обхаживал Рыжую Стерву, одетую простой Лисой-Туткой;
Мальчик-с-Пальчиком изображал из себя Гиганта-от-пола-до-горшка-ажник-целых-три-вершка - и все блудом;
Девочка-Дерьмовочка, на всю ночь Кротом-Банкиром скупленная, умудрялась за его спиной с Богатеньким Буратином флиртовать: у того шнобель прямо из носа торчал;
Золушек было хоть пруд у Черепахи Тортиллы заместо лягушек пруди, - но не из-за какого-то жалкого Золотого Ключика, сплошным надувательством оказавшегося, а по причине рваной-драной одежды на пышном теле, чтобы как можно больше прелестей наружу выглядывало: победительнице среди раздето-разодетых Золушек достался специальный приз - фиговый листок, чтобы хоть что-то прикрыть, - и звание «Мисс Ева-Борделева» (так как никакой короны не нашлось, победительница, недолго думая, фиговый листок вместо того, чтобы на положенное место, на неприкрытую макушку торчком налепила, неописуемый восторг балу́ющихся вызвав).
Среди мужчин особой популярностью пользовались средневековые одеяния, - но не рыцарские доспехи, а те, которые в обтяжку, из тонкой ткани сшитые, с громадными разноцветными гульфиками, золотой-серебряной нитью расшитые.
Из уважения к старости на бал пригласили ветеранов древнейшей профессии - Бабу-Ягу в природной её натуре и Кощея Бессмертного в чисто скелетном виде.
Баба-Яга, правда, весь вечер в углу на своей ступе просидела - никто к ней так подойти и не решился, а сама с места стронуться боялась: целую коробку пудры на себя извела и весь карандаш губной помады - только шевельнётся, пудра во все стороны облаком, а помада - вот Яга-дура! - красную взяла! - будто кровавыми каплями на пол шмяк! - вот баловники и думали, что старуха дуба даёт: из неё то ли труха, то ли песок, то ли пыль сыплется - и кровью старая истекать начала.
Зато Кощей пользовался у замаскированных девиц определённым успехом: такой живенький, такой бодренький старичок! - с ним что хошь делай - ему всё нипочём, никакая кондрашка его не хватит. Худоват немного - но куда до него иным молодым!
Слухи ходили, что хоть и одно у него яйцо, но оно дороже Золотого Яичка содержательницы борделя Курицы-Рябы, которое она в хрустальной шкатулке в несгораемом от любопытства сейфе хранит, а сейф тот крутой Дуб-охранник день и ночь стережёт...
А у Ивана-Нудака, главаря сутенёр-бригады, к яйцу Кощееву особый интерес случился: когда в фанты играли, выпало Нудаку иголку в стоге сена сыскать. А где в борделе стог сена найдёшь - не то что иголку в нём? Тут прослышал Иван-Нудак, что у Кощея в яйце есть игла. Правда, она вроде с его концом, - но главное, что игла. Вот бы эту иглу раздобыть. А где её взяли - неважно: кто не верит, пускай сам стог ищет, чтобы доказать, что игла не оттуда.
И давай Иван-Нудак к несчастному старцу с неприличными намерениями и грязными намёками приставать - будто нечем ему было более заниматься, как конца Кощеева добиваться.
Ведь и не ведал Нудак, что у Кощея при себе ничего, кроме скелета, и не было: яйцо-то ему даже и положить некуда было - да и опасно для жизни яйцо со своей смертью с собой постоянно таскать.
Эту опасность всё лицо Кощеево весьма наглядно отображало, особенно когда он руки на впалой груди грозно скрещивал.
Одно время подумывал Кощей жизненно важное для поддержания личного бессмертия яйцо при себе держать, но прикинул, где - и места для яйца так и не подобрал: не за пазуху же его класть, которой нет! - а за рёбра закладывать как-то не с руки, да и всё равно в самом низу рёбер дно без покрышки - и через кости таза как сквозь землю яйцо провалится и последние плюсны ног вдребезги разнесёт.
Кощей был уверен, что игла - в яйце, которое в утке, которая в зайце, который в сундуке, который на высоком дубе.
Но Кощей не знал, что всё это утка, но совсем другая, закавыченная: не ведал Кощей, как дела на самом деле обстоят - иначе бы сейчас всеми своими костями от страха трясся, потому что яйцо его бессмертия не в надёжном месте спрятано было, а на виду у всех желающих теперь находится - и каждый-любой на него полюбоваться может.
* * *
А дело было так: когда прошедшей весной половодье было, реки от изобилия льда и снега разлились настолько, что всё вокруг в сплошной море-окиян превратилось.
Дед Мерзай в тот момент на лодке по окрестностям плавал и птичек перелётных постреливал, которым наводнение нипочём оказалось.
Плавал, плавал - глядь, а вдали островок из воды чуть видно торчит.
Подплывает Мерзай-Дед поближе, приглядывается - посреди острова коряга какая-то, а в ней ящик громадный застрял, на сундук похожий, - и крышка у ящика приоткрыта, а наружу заячьи уши торчат.
Взыграло тут у Деда всё внутри: дюже охоч он до зайцев был - а тут, как нарочно, потонули все, но вот один, видно, успел спастись и в этот сундук-ящик нырнуть, а ящик-сундук в коряге застрял.
Приналёг Мерзай на вёсла, подплыл вплотную - и тут только разглядел, что коряга - не коряга вовсе, а корни громадного дерева, которое вода потоком подмыла и оно дуба дало, корнями вверх рухнув.
Пригляделся Мерзай получше - а это и в самом деле дуб во всей своей могучей натуре, а ящик - действительно сундук, с дуба при его падении рухнувший, но корнями благополучно подхваченный.
Но вот уши - точно заячьи: в этом орлиный взор не обманул Деда-Мерзая.
Недолго думая, Мерзай хвать зайца за уши - и давай вверх тянуть.
А заяц почему-то очень тяжёлым на подъём оказался - не по росту и размеру ушей: будто свинцом налит.
Тянул Дед, тянул, - ну чище репы тянул!
Вдруг внутри сундука что-то хрястнуло - и зячьи уши вместе с головой у Мерзая в руках остались: за уши тянул - да голову у зайца напрочь оторвал!
Мерзай дёрнул так сильно, что спиной на дно лодки завалился, башкой крепко стукнувшись, но остроты зрения так и не потеряв.
И тут же видит он своим орлиным взором, что из сундука утка вдруг вылетела и в небо серое взмыла: вот-вот из виду скроется.
Мерзай ружжо огнедышащее схватил быстро, вскинул - и, не целясь, курок нажал.
В небе шар солнцеподобно вспыхнул - и утка замертво, но хорошо прожаренной рядом с Дедом шмякнулась.
Мерзай одним опытным движением содрал с утки её обгоревшую одёжку и голодными зубами вцепился в сладкое тельце жертвы.
Куснул посильнее - зубы обо что-то твёрдое стукнули.
Разломил Дед утку - а из неё яйцо золотое изячной работы ему прямо на колени вывалилось.
Едва колени успел свести, чтобы яйцо на дно лодки не упало и не раскололось.
Дед-Мерзай в искусствах докой слыл - и сразу смекнул, что непростое это яйцо, хоть и золотое, - а наверняка фабержачье.
Бросил Дед остатки утки скорее за борт - не до еды теперь! - и ну грести! - в центр города, туда, где Музей на отшибе одиноко стоял.
Вода стала постепенно спадать, море-окиян опять рекой обычной обернулось, которая Мерзая прямо к парадному подъезду Музея-отшельника доставила.
Сдал Мерзай яйцо в Музей за большие деньги: наследственное у меня оно, мол, - но где его на самом деле взял, выдавать не стал.
Музею яйцо так понравилось, что он его сразу в витрину за бронированное стекло людям напогляд выставил и деньги за это изрядные кассировал.
Вот так у Мерзая с Кощеем поневоле боевая ничья получилась: Мерзай не знал, что за яйцо он нашёл, а Кощей не знал, что яйцо его бессмертия теперь совсем в другом месте хранится...
* * *
Бордель-бал тем временем набирал обороты: зал ходуном ходил, шампанское рекой лилось. Беззаботному Кощею оно, за неимением усов, прямо в бывший рот сквозь зубы, в вечной улыбке оскаленные, попадало...
Баба-Яга не выдержала всеобщего хамского отсутствия внимания к её персоне, гневно стукнула ступой, подкатила на ней к Продажной Девке Снегурке, купила для виду какую-то пустяковую безделицу - и давай несчастную внучку-мерзаевку поедом есть, к качеству товара придравшись: вот в прежние, мол, времена я бы тебя за такую дрянь совсем живьём слопала - и не поперхнулась бы ни капельки.
Тут Ягу охватил очередной приступ бешенства, она взвихрилась вместе со ступой, обдала всех тучей пыли и облаком пудры и через трубу погасшего к утру камина вылетела к месту постоянного проживания.
Подлетая к своей избушке на курьих ножках, Яга с ужасом увидела, что та ходуном ходит и от чоха сотрясается, вот-вот с ног свалится: несчастная где-то подхватила профессиональное заболевание - птичий грипп...