из давнего
ЭПИЗОД 13. ФОТОАППАРАТ
пародия
Время от времени Штирлицу приходилось делать секретную съёмку местности в самой гуще народных масс.
В такие рискованные, можно смело сказать - критические дни, затесавшись в толпу, Штирлиц даже в самые ненастные, пасмурные дни надевал, как бы на случай внезапного солнечного затмения, тёмные очки, стёкла которых полностью заменяли светофильтры фотоаппарата.
На самом деле это и был фотоаппарат, новейшая разработка видных советских учёных, тайно работавших в гитлеровской «шарашке».
Теперь у Штирлица отпала необходимость пользоваться на людях довольно громоздким малоформатным аппаратом.
Кроме того, не требовалось по указанию из Москвы удалять левый глаз, чтобы на его место вставить микрофотокамеру.
А если учесть, что берлинское начальство от Москвы недалеко ушло и упорно намекало на замену аналогичным фотоустройством правого глаза (что требовалось при командировках за рубеж), то хорош был бы Штирлиц с двумя стеклянными глазами, как будто они после основательного перепоя остекленели, а для Штирлица даже солнечный день кромешной теменью стал бы.
Так что учёные подоспели вовремя: спасли Штирлицу оба глаза и сделали излишним приобретение сразу двух чёрных наглазных повязок.
Используя последние достижения реакционной лженауки кибернетики и прибегнув к помощи продажной девки империализма генетики, учёные поместили механику и оптику (объектив, затвор, плёнку и прочее) в очки, а фотонно-нейронное управление всем этим настроили на глаза Штирлица так, что никто другой не смог бы воспользоваться очками как фотоаппаратом, а только по прямому назначению.
Наводка на резкость осуществлялась роговицей, перемотка плёнки и непосредственно съёмка - сигналами, исходившими от нервных окончаний роговицы в уголках глаз: прямую перемотку делал правый глаз, обратную - левый; затвор спускали оба глаза.
Часто приходилось проявлять большую выдержку, чтобы не мигнуть лишний раз без крайней на то потребности.
Тёмные очки не позволяли посторонним видеть, что вытворяет Штирлиц со своими глазами: то непрерывно подмигивает одним из них, то вдруг моргает обоими.
При необходимости перезарядки плёнки Штирлиц одним движением руки менял очки на запасные, но точно такие же.
И если бы Штирлица взяли с поличным, ничего страшного не произошло бы: несведущий человек, разобрав очки и даже разломав их, не нашёл бы там ничего необычного.
А глядя прямо в честные глаза Штирлица, опытный окулист, будь он хоть трижды гестаповец, не увидел бы в них ничего, кроме бесконечно глубокой преданности своему тайному госбезопасному делу...
...Итак, мы остановились на том, что, благодаря этим очкам, Штирлицу удалось уберечь глаза от выковыривания.
Мало того, эти очки спасли ему и саму жизнь, потому что в первоначальном варианте разработчики, недолго думая, просто-напросто вмонтировали серийный микрофотоаппарат в обычную роговую оправу и хотели на этом поставить точку под предлогом того, что в «шарашке» был аврал со штурмовщиной: конец месяца, четырёхлетний план сами, мол, понимаете, «горел», войдите-де в положение...
Но Штирлица не лыком шили, он знал, что поставленная учёными точка могла обернуться дыркой в затылке, - и велел проверить новинку на знакомом слепом нищем, вечно торчавшим на углу Принц-Альбрехт-штрассе и Бейкер-стрит.
Нищего Штирлиц выбрал не только потому, что тот был натуральным слепым, но ещё и потому, что он то и дело поправлял свои тёмные очки, которые постоянно сползали с глаз на нос.
Кроме того, Штирлиц проверил по картотеке: нищий никогда не был ничьим агентом, более того, вообще не был никаким агентом. А такой человек лучше других подходил для выполнения важной миссии.
* * *
...Операция по замене очков «Брилленвекзель» прошла молниеносно: якобы пьяный спецагент разового использования якобы нечаянно налетел на слепого и якобы сбил с него очки, на самом деле просто стянул их.
Нищий возмутился: смотреть, мол, надо, - и тут же, обнаружив отсутствие очков как на глазах, так и на носу, хотел было возопить, что его ограбили, но разовый агент уже насаживал ему на нос новые очки, неотличимые от старых (стандартные, ничего не поделаешь!) и первым же чартерным рейсом бомбардировщика отправлялся обратно в Москву.
А нищий не заметил подмены, хотя очки сидели теперь как влитые и больше не сползали на нос.
Но так как нищий не заметил подмены, он рефлекторно продолжал поправлять очки...
Как правильно рассчитал Штирлиц, это в конце концов бросилось в глаза сновавшим туда-сюда гестаповцам, которые подумали, что в очки вмонтирована фотокамера, потащили бедного нищего в свои подвалы и там, разумеется, обнаружили в очках фотоаппарат, для приведения которого в действие надо было под видом поправления очков нажимать кнопки по краям оправы.
...Нищего пытали непрерывным светом сверхмощной лампы, отчего зрячий быстро бы ослеп, но слепой только блаженно щурился: ему было приятно тепло.
Нищего можно было бы и не пытать - он и так бы выложил всё, что знал, этим добрым людям, которые завели его в тёплое помещение погреться.
Довольно расплываясь в улыбке под нахлынувшим на него теплом, нищий всё-таки пожаловался, что перед тем, как его привели сюда, на него налетел пьяный и сшиб очки, но сразу же вернул их на место.
Гестаповцы, смекнув и без Штирлица, в чём дело, кинулись за разовым агентом: увы, того и след простыл, растворился в синем небе вслед за чартером бомбардировщика...
Нищего продолжали пытать.
Он оказался не только совершенно слепым, но и абсолютно глухим: когда над его ушами для проверки слуха стреляли из парабеллума, нищий ни разу даже ухом не повёл, хотя пули прямо мимо летали.
Правда, при очередном выстреле несчастный всё-таки дернулся и хлопнул себя рукой по уху, выкрикнув:
- Оса проклятая!.. Укусила!.. Откуда у вас осы?!.
Гестаповцы по капельке крови на ухе поняли, что одна из пуль зацепила его, но тем не менее поинтересовались, почему именно оса, а не, допустим, пчела или муха.
Нищий ответил, что разницу между мухами и осами ему ещё дядя объяснил, давно, когда обучал профессии нищего.
Про пчёл же ему от дяди известно, что они подобно осам жалят, но водятся только за городом, а он, мол, за городом никогда не бывал, всю свою слепую жизнь наглухо в Берлине провёл, а дядя был, мол, очень честный человек, придерживался весьма строгих правил, его кругом все уважали, даже заставлять никого не пришлось, а потом сильно заболел, захирел, занемог - и помер вдруг ни с того ни с сего...
Гестаповцы не прерывали болтовню этого дурня только потому, что хотели выяснить, не является ли нищий английским агентом.
Русским он не мог быть по самой простой причине: русские не настолько богаты, чтобы постоянно держать нищего на углу, проще внедрить агента непосредственно в гестапо, где его бесплатно обмундируют и на денежное довольствие поставят, которое в настоящих рейхсмарках выдавать будут.
Американцы же, наоборот, купили бы особняк по соседству с углом, напротив здания гестапо, с полным резидентским набором английского джентльмена, что равнозначно не слишком джентльменскому набору американского резидента...
Нищий, однако, говорил на таком ужасном берлинском диалекте и не допустил при этом ни малейшего ляпа в виде литературного выражения, - тем более не употребил ни одного английского слова и уж, конечно, ни разу не матюгнулся.
В конце концов у слушателей в чёрных мундирах сомнений больше не осталось: данный субъект никогда не выезжал за пределы родного города, был постоянным его жителем.
Единственное, что ещё удалось вытянуть из нищего, это то, что слеп он от рождения, а глухим стал сравнительно недавно, сильно простудившись на работе и получив сразу на оба уха жуткое воспаление, но родной берлинский диалект, мол, звучит у него в ушах музыкой до сих пор и ни на какие коврижки он его не променяет...
Тут гестаповцы вынуждены были решительно оборвать болтуна и поставить его на место.
Но перед тем как нищего поставили на старое место, он пригласил добрых господ чаще навещать бедного слепого, который может рассказать господам разные занимательные истории, происходящие, по его ощущениям, вокруг известного всем угла.
А ощущения, как подсказывал нищему многолетний опыт, никогда не обманывали его, особенно обоняние и осязание, что он тут же и продемонстрировал, сообщив об одном из присутствовавших такие подробности, которые тот даже от самого себя тщательно скрывал.
Гестаповцы были потрясены услышанным и обещали подопечному чаще навещать его.
В этот момент в подвал на минутку забежал Штирлиц (он вообще любил заглянуть в подвальчик, но не просто так, а именно в момент пристрастного допроса, особенно если кого по его наводке брали), чтобы попросить у коллег анальгину от вконец замучившей штандартенфюрера зубной боли.
Нищий, почуяв Штирлица, завопил:
- Фу, русским духом потянуло!
Гестаповцы поняли это по-своему и заржали жеребцами:
- Ну а каким же ещё! - Штирлиц в последнее время на русских связистках специализируется, насквозь их запахом пропитался, наверное!..
Штирлицу пришлось перестроиться на ходу и подыграть соратникам: вместо анальгина попросить резиновые перчатки.
Один из гестаповцев осклабился и с гнусной ухмылкой вытащил из кармана упаковку презервативов для госбезопасного секса с намерением предложить её Штирлицу, но штандартенфюрер так посмотрел на шутника, что тот сразу понял: за внеслужебную связь с неарийской женщиной можно под расстрел угодить, Штирлиц это легко устроит, ему не впервой.
Сделав вид, что просто хотел пересчитать специзделия, гестаповец снова упрятал их в карман, а Штирлиц сделал вид, что ничего не заметил, - и вышел вон без резиновых перчаток: в подвале были только те, кто предпочитал работать либо голыми руками, либо вовсе без перчаток, а если и надевал какие, то только после работы и только кожаные...
Гестаповец, который соблазнял Штирлица презервативами, выскочил за дверь вслед за штандартенфюрером и на ходу стал поспешно объяснять ему, что презервативы вместо крайне дефицитных резиновых перчаток на пальцы запросто натягиваются.
Штирлица шутка так рассмешила, что он слегка раздвинул губы в улыбке и одобрительно похлопал коллегу по плечу: не волнуйся, мол, ничего я с тобой не сделаю.
Гестаповец облегчённо вздохнул: от этого типа всего ведь ожидать можно, он и очень дорогим виски для особого приёма по затылку так врезать способен, что и бутылка вдребезги, и затылок. Свидетелей факта не было, но знающие люди во всех подробностях рассказывали...
Нищего не только выпустили вслед за Штирлицем, но и совершенно точно поставили на прежнее место.
Очки на нём были, конечно, другие. Такие же, стандартные, но другие, третьи по счёту.
Теперь гестаповцы могли днём спать спокойно, имея у себя на углу столь надёжные глаза и уши...
Вскоре вокруг нищего стали роиться агенты разных стран и разведок, налетевшие на беднягу с предложениями сотрудничества, как осы на сладенькое.
Он посылал их за разрешением в соседнее здание, где недавно побывал сам (там у него, мол, теперь своя «крыша» появилась), но они больше никогда не выходили оттуда, даже через чёрный вход...
...Закончив проверку, Штирлиц «настучал» Центру.
Центр «стукнул» своему человеку в Берлине.
Человек стукнул по столу, на котором «шарашкины» спецы стучали костяшками домино, и объявил:
- Перерыв закончен, срочное дело есть.
Плановая рейховая халтура была немедленно отодвинута в сторону, и учёные, собрав передовую научно-техническую мысль, в рекордные сроки, не дожидаясь очередного юбилея Советской власти в Германии, создали концептуально иные очки.
И успели не только создать их, но и сделать несколько экземпляров, которые тут же через посредников ушли в глубокие карманы Штирлица...
24 августа, 14-17 сентября, 16 октября 2002 года
подредактировано 16 октября 2024 года
© Ник Йур, 2010