В автобусе
(продолжение)
Начало рассказа в предыдущей публикации...
Через одну остановку Дама в шортах вышла. Какое-то время её благородный профиль с пирсингом на носу ещё маячил в дверях.
Рядом со мной села девочка, лет 12-ти, а на место Дамы - её мама, женщина средних лет, с поблёкшей, одутловатой внешностью, и живыми глазами. Женщина развернулась в пол оборота к девочке, и они стали обмениваться какими-то фразами, междометиями, паузами, словами. Женщина держала в руках пластиковую бутылку с водой. «Хочешь?», - спросила она девочку, - «Давай». За водой последовала конфетка. Женщина была, немножко «под шафе», или с лёгкого похмелья, как мне показалось. Глаза её поблёскивали. Возможно, они приехали в город из деревни, или какого-нибудь посёлка на выходные, ведь была суббота. Пусть и прохладная, осенне-июльская, но суббота. Девочка была довольно нарядно одета, исходя из возможностей и вкусовых предпочтений своей мамы… Но, это я понял позже, уже выходя из автобуса. Сидя с ней рядом, я не мог разглядеть её полностью. Для этого, нужно было встать со своего места.
Зато я мог смотреть на других пассажиров, одним из которых был и я сам.
Слева от меня, на одиночном сидении, дремала ещё одна Бабушка. Прямо так, очень обстоятельно, дремала. Видимо, действовала погода. Низкое атмосферное давление… Бабушка, как и терракотовая старушка, тоже была в платке, но однотонном. Лицо её было крупнее, и… как будто, вырезанное из картошки. Из большой такой, крупной картофелины, с неровными бугорками, углублениями и «глазками». Из родинки на подбородке у неё росли длинные волосы, как будто, картофелина зацвела. Я видел её, практически в профиль, и её мне тоже захотелось нарисовать, но Ван Гог, уже когда-то, это сделал. Ещё в свой «коричневый», брабантский период. Стоило только заменить платок, на воображаемый голландский чепчик конца позапрошлого века…
Напротив Бабушки с картофельным лицом сидел пожилой мужчина, скорее всего дачник. Довольно бодрого, хоть и слегка, помятого вида, и тоже полудремлющий. Из под козырька большой, украшенной какими-то надписями и ленточками, бейсболки, выглядывал небритый подбородок и седые усы.
Я, вновь раскрыл книгу, которую всё это время держал в руках, но читать не хотелось, и я закрыл её обратно…
Следующая остановка была «Центральный рынок», - так она называется. Обычно автобусы стоят здесь дольше обычного. Толи пытаются вписаться в график, толи набрать больше народа, чтобы заработать лишнюю сотню рублей. На предыдущей мне бросился в глаза забавный юноша, с белой гарнитурой в ушах, и свисающими из них длинными проводами и большим белым айфоном в пальцах левой руки, которой он, так же как и правой, отчаянно жестикулировал. Юноша был высок. Что-то в его облике было несуразное, я бы даже сказал, карикатурное. Он прошёл мимо распахнутых дверей автобуса и людей, стоявших на остановке…
На этот раз, к этим же самым дверям медленно подходила, переваливаясь с одной стороны, на другую, Бабушка-Старушка (чтобы вы не перепутали её с Терракотовой Старушкой и Бабушкой С Картофельным Лицом, я буду называть её именно так). Опиралась она на две тросточки, или, говоря по-другому, аптечные палки. До самого автобуса, она ещё кое-как дошла, но подняться на «борт корабля» самостоятельно, у неё не получилось. Напротив дверей стоял мужчина, явно из работяг, в лёгкой спортивной, слегка засаленной курточке, с чёрной копной жестких волос на голове, и такими же щёткообразными усами. И тут разыгралась целая драма. В первую очередь на его лице, с чуть выдвинутыми глазами. Видя безуспешные попытки Старушки с палками забросить ногу на автобусную площадку, он вначале дёрнулся в её сторону, но, почему-то, отпрянул назад. Возможно, решил, что Старушке поможет Кондукторша, которая находилась к ней ближе. Но Кондукторша то ли смотрела сквозь Бабушка-Старушку, задумавшись о чём-то своём, и её не видела, толи ждала, когда Мужчина сделает эту работу, в общем, Кондукторша не шелохнулась. И тут мужчина, всё-таки, решился. Подскочил к Старушке, и резким движением (не спускаясь вниз, то есть, не выходя из автобуса) оторвал её от земли вместе с двумя палками и большим голубым пакетом, который, каким-то образом, той удалось удерживать в правой руке. Оторвал и поставил уже на автобусной площадке. В тот момент, кода тело Старушки соприкоснулось с его корпусом, он, поверх её головы, покрытой шерстяным платком, старательно вывернул своё лицо в бок, которое покраснело и выражало высочайшую степень страдальческого неудовольства… Притулив Старушку к углу между дверьми, которые уже закрылись (автобус, наконец-таки, поехал), и боковой панелью, идущей от поручня, мужчина вновь занял своё исходное место. Лицо его выражало целую гамму чувств - и неловкости (как же это я, на виду у всех?), и лёгкой брезгливости, и раздражения, и чего-то ещё такого, что было сложно понять. Может быть, Старушка эта - Божий Одуванчик, напомнила ему тёщу, которая испортила всю его жизнь? Кто знает…
Усы его подрагивали. Бабушка с двумя палками только охнуть успела. Всё это произошло довольно быстро, поэтому самому стать участником процесса (я всегда это делаю, если есть такая возможность, - и Бабушкам помогаю зайти и спуститься, и коляски затаскиваю и вытаскиваю, и сижу в общественном транспорте только тогда, когда есть несколько свободных мест, а не одно) не получилось. Только наблюдателем.
Кондукторша предложила Бабушке-Старушке с двумя палками сесть, но та отказалась: «Я только одну остановку, милАя!», и вновь притулилась к углу, с трудом удерживая равновесие, чтобы не упасть. И тут, вместо того, чтобы просто постоять около неё рядом до этой самой следующей остановки, молодая женщина с уставшим, но доброжелательным лицом, спросила: «А удостоверение, у Вас, Бабушка, где?». Старушка беспомощно захлопала ладонями по рукояткам своих тросточек и заулыбалась, оголив двойной ряд золотых зубов, которые засверкали на солнце весёлым, переливчатым блеском.
«А…», догадалась Кондукторша, - «в пакете, наверное», - и стала сканировать его своей пластмассовой штуковиной, из которой потом выехал билет. Большой голубой целлофановый пакет покачивался из стороны в сторону, потому что автобус шёл не спокойно и трясся. На остановке Кондукторша помогла Старушке выйти, и та заковыляла себя дальше. Мужчина посмотрел в её строну ,уже более, примирительно. Бабушка С Картофельным лицом, по прежнему спала. Да и Терракотовая Старушка заснула. По лицу её, по-прежнему, блуждала блаженная улыбка. Женщина-Сова смотрела в окно. Я положил книгу в сумку, и девочка с бутылкой воды встала, чтобы дать мне возможность выйти. Следующая остановка была моей. Автобус остановился. Уже стоя в дверях, я вновь оглянулся в глубину салона, на то место, где ещё минут назад сидел сам, и увидел на косичках у девочки два ослепительно голубых банта. Вернее, нет. Это были цветы. Большие, искусственные, голубые, цветы. Видимо, они, действительно, в этот день, собрались на прогулку…
4-8. 07.2015
Один из набросков к картине "Воскресный автобус". 2014
Начало рассказа в предыдущей публикации...
Через одну остановку Дама в шортах вышла. Какое-то время её благородный профиль с пирсингом на носу ещё маячил в дверях.
Рядом со мной села девочка, лет 12-ти, а на место Дамы - её мама, женщина средних лет, с поблёкшей, одутловатой внешностью, и живыми глазами. Женщина развернулась в пол оборота к девочке, и они стали обмениваться какими-то фразами, междометиями, паузами, словами. Женщина держала в руках пластиковую бутылку с водой. «Хочешь?», - спросила она девочку, - «Давай». За водой последовала конфетка. Женщина была, немножко «под шафе», или с лёгкого похмелья, как мне показалось. Глаза её поблёскивали. Возможно, они приехали в город из деревни, или какого-нибудь посёлка на выходные, ведь была суббота. Пусть и прохладная, осенне-июльская, но суббота. Девочка была довольно нарядно одета, исходя из возможностей и вкусовых предпочтений своей мамы… Но, это я понял позже, уже выходя из автобуса. Сидя с ней рядом, я не мог разглядеть её полностью. Для этого, нужно было встать со своего места.
Зато я мог смотреть на других пассажиров, одним из которых был и я сам.
Слева от меня, на одиночном сидении, дремала ещё одна Бабушка. Прямо так, очень обстоятельно, дремала. Видимо, действовала погода. Низкое атмосферное давление… Бабушка, как и терракотовая старушка, тоже была в платке, но однотонном. Лицо её было крупнее, и… как будто, вырезанное из картошки. Из большой такой, крупной картофелины, с неровными бугорками, углублениями и «глазками». Из родинки на подбородке у неё росли длинные волосы, как будто, картофелина зацвела. Я видел её, практически в профиль, и её мне тоже захотелось нарисовать, но Ван Гог, уже когда-то, это сделал. Ещё в свой «коричневый», брабантский период. Стоило только заменить платок, на воображаемый голландский чепчик конца позапрошлого века…
Напротив Бабушки с картофельным лицом сидел пожилой мужчина, скорее всего дачник. Довольно бодрого, хоть и слегка, помятого вида, и тоже полудремлющий. Из под козырька большой, украшенной какими-то надписями и ленточками, бейсболки, выглядывал небритый подбородок и седые усы.
Я, вновь раскрыл книгу, которую всё это время держал в руках, но читать не хотелось, и я закрыл её обратно…
Следующая остановка была «Центральный рынок», - так она называется. Обычно автобусы стоят здесь дольше обычного. Толи пытаются вписаться в график, толи набрать больше народа, чтобы заработать лишнюю сотню рублей. На предыдущей мне бросился в глаза забавный юноша, с белой гарнитурой в ушах, и свисающими из них длинными проводами и большим белым айфоном в пальцах левой руки, которой он, так же как и правой, отчаянно жестикулировал. Юноша был высок. Что-то в его облике было несуразное, я бы даже сказал, карикатурное. Он прошёл мимо распахнутых дверей автобуса и людей, стоявших на остановке…
На этот раз, к этим же самым дверям медленно подходила, переваливаясь с одной стороны, на другую, Бабушка-Старушка (чтобы вы не перепутали её с Терракотовой Старушкой и Бабушкой С Картофельным Лицом, я буду называть её именно так). Опиралась она на две тросточки, или, говоря по-другому, аптечные палки. До самого автобуса, она ещё кое-как дошла, но подняться на «борт корабля» самостоятельно, у неё не получилось. Напротив дверей стоял мужчина, явно из работяг, в лёгкой спортивной, слегка засаленной курточке, с чёрной копной жестких волос на голове, и такими же щёткообразными усами. И тут разыгралась целая драма. В первую очередь на его лице, с чуть выдвинутыми глазами. Видя безуспешные попытки Старушки с палками забросить ногу на автобусную площадку, он вначале дёрнулся в её сторону, но, почему-то, отпрянул назад. Возможно, решил, что Старушке поможет Кондукторша, которая находилась к ней ближе. Но Кондукторша то ли смотрела сквозь Бабушка-Старушку, задумавшись о чём-то своём, и её не видела, толи ждала, когда Мужчина сделает эту работу, в общем, Кондукторша не шелохнулась. И тут мужчина, всё-таки, решился. Подскочил к Старушке, и резким движением (не спускаясь вниз, то есть, не выходя из автобуса) оторвал её от земли вместе с двумя палками и большим голубым пакетом, который, каким-то образом, той удалось удерживать в правой руке. Оторвал и поставил уже на автобусной площадке. В тот момент, кода тело Старушки соприкоснулось с его корпусом, он, поверх её головы, покрытой шерстяным платком, старательно вывернул своё лицо в бок, которое покраснело и выражало высочайшую степень страдальческого неудовольства… Притулив Старушку к углу между дверьми, которые уже закрылись (автобус, наконец-таки, поехал), и боковой панелью, идущей от поручня, мужчина вновь занял своё исходное место. Лицо его выражало целую гамму чувств - и неловкости (как же это я, на виду у всех?), и лёгкой брезгливости, и раздражения, и чего-то ещё такого, что было сложно понять. Может быть, Старушка эта - Божий Одуванчик, напомнила ему тёщу, которая испортила всю его жизнь? Кто знает…
Усы его подрагивали. Бабушка с двумя палками только охнуть успела. Всё это произошло довольно быстро, поэтому самому стать участником процесса (я всегда это делаю, если есть такая возможность, - и Бабушкам помогаю зайти и спуститься, и коляски затаскиваю и вытаскиваю, и сижу в общественном транспорте только тогда, когда есть несколько свободных мест, а не одно) не получилось. Только наблюдателем.
Кондукторша предложила Бабушке-Старушке с двумя палками сесть, но та отказалась: «Я только одну остановку, милАя!», и вновь притулилась к углу, с трудом удерживая равновесие, чтобы не упасть. И тут, вместо того, чтобы просто постоять около неё рядом до этой самой следующей остановки, молодая женщина с уставшим, но доброжелательным лицом, спросила: «А удостоверение, у Вас, Бабушка, где?». Старушка беспомощно захлопала ладонями по рукояткам своих тросточек и заулыбалась, оголив двойной ряд золотых зубов, которые засверкали на солнце весёлым, переливчатым блеском.
«А…», догадалась Кондукторша, - «в пакете, наверное», - и стала сканировать его своей пластмассовой штуковиной, из которой потом выехал билет. Большой голубой целлофановый пакет покачивался из стороны в сторону, потому что автобус шёл не спокойно и трясся. На остановке Кондукторша помогла Старушке выйти, и та заковыляла себя дальше. Мужчина посмотрел в её строну ,уже более, примирительно. Бабушка С Картофельным лицом, по прежнему спала. Да и Терракотовая Старушка заснула. По лицу её, по-прежнему, блуждала блаженная улыбка. Женщина-Сова смотрела в окно. Я положил книгу в сумку, и девочка с бутылкой воды встала, чтобы дать мне возможность выйти. Следующая остановка была моей. Автобус остановился. Уже стоя в дверях, я вновь оглянулся в глубину салона, на то место, где ещё минут назад сидел сам, и увидел на косичках у девочки два ослепительно голубых банта. Вернее, нет. Это были цветы. Большие, искусственные, голубые, цветы. Видимо, они, действительно, в этот день, собрались на прогулку…
4-8. 07.2015
Один из набросков к картине "Воскресный автобус". 2014