Отрывок из памяти...
Утро перешло в день. Где-то в полях танцевал лёгкий, прохладный ветерок, но не в его силах было отогнать июльскую жару, и, набирая в небесах прохладу, ветер терял её, касаясь земли.
На пологом холме, по правую сторону леса, незаметно выглядывали дома. По большей части дома были деревенскими, но с каждым годом, их теснили дачные строения. Деревенский мир покоя и беспечности, умирая, терял свои обычаи и тайны. Дачный мир подталкивал его к пропасти. Срываясь в неё, деревенская жизнь цеплялась за край слабыми руками, но неистовый противник с жестокостью наступал на тонкие пальцы стальным башмаком и, падая, старый свет, исчезал навсегда. Новые времена и люди требовали земли. Новые поколения не понимали, да и не хотели понять размеренной, спокойной жизни. Слишком независимы и своенравны были амбиции двадцать первого века, и молодость, забывая обо всём, сносила и уничтожала всё, что лежало под сильными ногами цивилизации, не оглядываясь назад, строила свой собственный нужный и прекрасный, по её мнению, рай. Асфальтированная дорога обвивала деревню кольцом, и была подобна петле, с каждым годом всё сильнее и сильнее затягивающейся на шее уходящего времени.
Но не всё было так печально. Многие жители скотных дворов явно не чувствовали натиска и перемен. Гуси небольшими стайками продолжали ковылять по дороге с гордо поднятыми головами и, как только неосторожный городской ребёнок подбегал погладить их, они тут же гогоча расправляли крылья, наклоняли длинные шеи и во что бы то ни стало старались прогнать незатейливого чужака. Их бег маленькими перепончатыми лапками во многом уступал детской прыти, и убегающий ребёнок в дальнейшем, если выпадал такой шанс, непременно норовил бросить в наглых и глупых, по его мнению, птиц яблоком.
Остальные животные также прогоняли городских чужаков с независимым видом, тем самым давая понять, что не чувствуют никакого теснения, и вообще не видят на своём пути конкуренции.
Деревня была небольшая. В самом центре её располагался магазинчик, в котором продавалось всё: начиная от продуктов питания заканчивая промтоварами. Недалеко от него стояли лавочки, на которых сидели старушки. Благодаря тому, что магазин был развёрнут фасадом к лавочкам, сидевшие на них могли видеть всех, кто входит и выходит из него. Что было, несомненно, важным для однообразной но бурной деревенской жизни. Но разговоры затихают, а лавочки пустеют. Нестерпимая жара и зной делают своё дело, заставляя людей уходить в тень садов.
Неожиданно из-за поворота дороги к магазину подъехала всадница. Молодая женщина, на вид лет двадцати восьми, одетая в тёмное, летнее платье, с длинным ажурным подолом, восседала на лошади вороной масти, с длинными стройными ногами, изящной тонкой шеей и с грацией, которой позавидовала бы балерина. И в человеке и в животном чувствовалась порода. Хотя оба выглядели несколько странно, почти сливаясь друг с другом, смотрелись они вполне гармонично. Но что-то в этой картине меня настораживало. Что-то было не так, что-то неуловимо интригующее. Слишком непривычно было видеть в этих забытых богом краях породистых лошадей, как, впрочем, и людей. Глядя на них, я не находила ответы на возникавшие в моём сознании вопросы.
На деревенских жителей они произвели бы неизгладимое впечатление. Ведь всё, что являлось здесь нездешним, являлось всегда подозрительным, а то, что являлось всегда подозрительным, являлось таинственным непонятным и пугающим.
Но на солнце в тот момент не нашло затмения, небеса не обрушились на землю, и явно ничто не сообщало о признаках, знаменующих о грядущем конце света. Спешившись, наездница, оставив лошадь на привязи у входа, зашла внутрь.