Цветков
чайник
чуть полгода прочь приезжает всадник
мы сидим в избе на овсе и квасе
разбирает вентиль меняет сальник
отбывает дальше по снежной трассе
в остальные слабые пункты схемы
это кровь земли на которой все мы
мы живем не помним с которой даты
на снегу кругом кровяные пятна
иногда на запад толпой солдаты
иногда другие бредут обратно
хорошо оставят с полмиски каши
недопитый штоф вот и хватишь лишку
кто тут враг пойми а какие наши
все лучину жжем да читаем книжку
научили нас кирилл и мефодий
год слагается из двух полугодий
есть места на свете где меньше снега
даже слово у всадников есть погода
там вода как из чайника льется с неба
там светает чаще чем раз в полгода
приходил медведь почесать загривок
арматуру запорную снес как спичку
рыбаки в той книжке ловили рыбок
но пришел чумовой и закрыл кавычку
вот последний с алыми галунами
опростает кружку попросит супа
вечный чайник милость пролей над нами
полуштоф бегом из буфета сука
со стрехи солома и воздух спертый
мы считали всадников он четвертый
сольфеджио
как надо петь проспектам и мостам
шиповнику и придорожной пыли
чтоб все предметы по своим местам
расположились и в дальнейшем были
с объектами такой величины
управиться на свете непогожем
нам нелегко мы петь обречены
мы просто больше ничего не можем
когда у нас ослабнут голоса
на траверсе зимы к ее приходу
пустеющего спектра полоса
пронижет обнаженную природу
когда растают тени и тела
кто опознает в отголоске малом
вселенную какой она была
напетую любительским вокалом
июль в проеме дачного окна
и сердце сильным пульсом как столица
останься здесь хоть иволга одна
секунд на семь пора еще продлится
последняя без эха и молвы
сквозь вакуум мерцающая еле
но это было все что мы могли
когда стояли у окна и пели
краткий курс
по оттискам по отложеньям пыли
определят что мы однажды были
и примутся гадать о нашем свойстве
о внешнем виде внутреннем устройстве
где жабры почему сердца не справа
как вымерли какого были нрава
грех отрицать мы были бы добрее
не столь бы строго стерегли границы
когда б не эти пейсы на еврее
кинжал на горце чуб на украинце
в глазах при встрече вечные вопросы
у нас круглы а у других раскосы
у них стояло а у нас лежало
и нас конечно это раздражало
поэтому мушкеты и пищали
смола со стен и вымпелы повыше
мы так себя отважно защищали
что землю унаследовали мыши
бурундуки и мудрые микробы
что с оттисков теперь снимают пробы
свет истины угас и им неведом
мы пыль для них с ее затертым следом
* * *
поздняя осень и позже не нужно уже
в синих запястьях опять замедление пульса
видно как верхний жилец на своем этаже
лампу зажег и навеки в газету уткнулся
здесь в колесе листопада где белки бегом
шорох машины и нимфа с кувшинчиком в нише
ближе ли свет даже если жилец о другом
нижнему только бы жить по возможности выше
вытянув шею пока парусами края
неба хрипеть с подоконника ворона вроде
вслед перелетным внутри трансцендентное я
гуссерля впрочем и это осталось в европе
в жадном оранжевом рано кончается год
смена сезонов у поллока выкраден метод
если этаж или месяц снаружи не тот
ты не жилец то есть разница в том что не этот
где-нибудь клейстер на рамы в стакан купорос
скоро смотреть как щелкунчики в хвое повисли
здесь открываешь в газете последний прогноз
то есть последний в простом окончательном смысле
неосмотрительно ступишь на хрустнувший наст
быстро иссяк лабиринт ариадниных ниток
ворон с карниза и нимфа в кувшине подаст
нужный напиток
чуть полгода прочь приезжает всадник
мы сидим в избе на овсе и квасе
разбирает вентиль меняет сальник
отбывает дальше по снежной трассе
в остальные слабые пункты схемы
это кровь земли на которой все мы
мы живем не помним с которой даты
на снегу кругом кровяные пятна
иногда на запад толпой солдаты
иногда другие бредут обратно
хорошо оставят с полмиски каши
недопитый штоф вот и хватишь лишку
кто тут враг пойми а какие наши
все лучину жжем да читаем книжку
научили нас кирилл и мефодий
год слагается из двух полугодий
есть места на свете где меньше снега
даже слово у всадников есть погода
там вода как из чайника льется с неба
там светает чаще чем раз в полгода
приходил медведь почесать загривок
арматуру запорную снес как спичку
рыбаки в той книжке ловили рыбок
но пришел чумовой и закрыл кавычку
вот последний с алыми галунами
опростает кружку попросит супа
вечный чайник милость пролей над нами
полуштоф бегом из буфета сука
со стрехи солома и воздух спертый
мы считали всадников он четвертый
сольфеджио
как надо петь проспектам и мостам
шиповнику и придорожной пыли
чтоб все предметы по своим местам
расположились и в дальнейшем были
с объектами такой величины
управиться на свете непогожем
нам нелегко мы петь обречены
мы просто больше ничего не можем
когда у нас ослабнут голоса
на траверсе зимы к ее приходу
пустеющего спектра полоса
пронижет обнаженную природу
когда растают тени и тела
кто опознает в отголоске малом
вселенную какой она была
напетую любительским вокалом
июль в проеме дачного окна
и сердце сильным пульсом как столица
останься здесь хоть иволга одна
секунд на семь пора еще продлится
последняя без эха и молвы
сквозь вакуум мерцающая еле
но это было все что мы могли
когда стояли у окна и пели
краткий курс
по оттискам по отложеньям пыли
определят что мы однажды были
и примутся гадать о нашем свойстве
о внешнем виде внутреннем устройстве
где жабры почему сердца не справа
как вымерли какого были нрава
грех отрицать мы были бы добрее
не столь бы строго стерегли границы
когда б не эти пейсы на еврее
кинжал на горце чуб на украинце
в глазах при встрече вечные вопросы
у нас круглы а у других раскосы
у них стояло а у нас лежало
и нас конечно это раздражало
поэтому мушкеты и пищали
смола со стен и вымпелы повыше
мы так себя отважно защищали
что землю унаследовали мыши
бурундуки и мудрые микробы
что с оттисков теперь снимают пробы
свет истины угас и им неведом
мы пыль для них с ее затертым следом
* * *
поздняя осень и позже не нужно уже
в синих запястьях опять замедление пульса
видно как верхний жилец на своем этаже
лампу зажег и навеки в газету уткнулся
здесь в колесе листопада где белки бегом
шорох машины и нимфа с кувшинчиком в нише
ближе ли свет даже если жилец о другом
нижнему только бы жить по возможности выше
вытянув шею пока парусами края
неба хрипеть с подоконника ворона вроде
вслед перелетным внутри трансцендентное я
гуссерля впрочем и это осталось в европе
в жадном оранжевом рано кончается год
смена сезонов у поллока выкраден метод
если этаж или месяц снаружи не тот
ты не жилец то есть разница в том что не этот
где-нибудь клейстер на рамы в стакан купорос
скоро смотреть как щелкунчики в хвое повисли
здесь открываешь в газете последний прогноз
то есть последний в простом окончательном смысле
неосмотрительно ступишь на хрустнувший наст
быстро иссяк лабиринт ариадниных ниток
ворон с карниза и нимфа в кувшине подаст
нужный напиток