Про маленькую поэтессу с огромным бантом
...Читала стихи Ирина Одоевцева, читала с предельным жеманством, с удивительно выделанным, фальшивым, сюсюкающим голосом «невинной девочки». Какой-то король или королева, разумеется, с пажами и феями как-то там, тоже с сюсюком, «проказят».
Рис. автора, В. А. Милашевского
За окном уже сумерки. Кончились белые ночи. Холодное, льдисто-зелёное небо. Начиналась осень. Литейный пустынен. Изредка проходят матросы, солдаты, рабочие в кепках. В самой походке какая-то сосредоточенность, угрюмость, усталость и злость. Резко и гулко раздаются шаги.
- Добрый король! Добрый король! - сюсюкала рыжая поэтесса с чёрным бантом «девочки» в волосах. Жанна Авриль с плаката Тулуз-Лотрека.
У неё роман с непогрешимым метром стиха, с самим Гумилёвым. Он ведь всех выводит «в люди».
- Ну, конечно, требует за это плату,- шепнул я «новичку», другу, прибывшему из святой провинции, чтобы сразу ввести его в курс событий...
Долго мы не сидели... Осип Мандельштам всё время по-петушиному задирал голову и выстраивал улыбку, якобы радостную и сладкую. Приторная деланность!
Однако подойти к нам не решался, зная мою нелюбовь к нему и весьма «уверенную в себе» фигуру моего друга.
Олечку надо было проводить на Знаменскую. На обратном пути - «мужской разговор».
- Ну, как вам нравится Ирина Одоевцева, как женщина и как объект возможного наслаждения?.. Минуя её стихи о блудливых королевах?..
- Вы знаете, я не люблю рыжих... Дело не в колорите, этим цветом может любоваться живописец... а, главным образом, за жёсткость их проволочных волос. Нет! Блондинки всех оттенков, шатенки и дворянки-брюнетки в этом смысле куда более привлекательны... А «там» их волосы уже прямо напоминают фронтовые проволочные заграждения. Я на всю жизнь получил в отношении их какое-то опасливое чувство. Но в моей ранней молодости, когда я подготовлялся в Академию художеств в мастерской Гольдблата, я увлёкся молодой художницей с пышными рыжими волосами. Я даже называл её «Режан», в честь великой артистки, которую изобразил сам Бёрдсли. Я был молод, страстен и нетерпелив! Был момент после вечернего чая с булкой и чайной колбасой, когда я, разъярённый изысканными яствами, кинулся на художницу (кстати сказать, прекрасную колористку). Я взял её, как пират или как Корсар!.. Но, увы, я так поранил до кровавой ссадины некие нежные части своего тарана, что, идя поздно ночью домой, останавливался у фонарей и разглядывал рану. Да! Романы с рыжими женщинами я больше не вёл! Хватит и одного раза! Кроме того, если уж говорить, как «конессер» (так назывались офицеры, закупающие лошадей для кавалерийских полков), так вот, если встать на эту точку зрения, то - фигура у неё без сладких выпуклостей впереди и сзади, слишком длинная и узкая спина, маскированная пышной экстравагантной кофтой... А главное, главное, что я совсем не переношу, это - веснушки! Если у девочки на щеках и на переносице - это пикантно, как признак весны, то у взрослой женщины они невыносимы!.. Они напоминают пигментацию какой-то жабы или ящерицы. Они засыпают своей гадливой сыпью плечи, руки до самых пальцев, проникают ниже шеи на грудь... Таких женщин можно рекомендовать сильно интеллигентным мужчинам в больших роговых очках, стёкла в палец толщиной!.. О! Они сослепу всё скушают!..
- Однако ваш анализ не без тонкой изощрённости! Вы - Лукулл по этой части. Гумилёв же, будучи очень некрасивым человеком, пожирает всё, без капризов, лишь бы рыбка шла в руки!.. Рыбки, жаждущие славы! Да, эта блесна работает без отказа, куда мощнее и гипнотичнее, чем деньги!
Мы прошли два квартала молча.
- Кстати, милейший Эрик Фёдорович Голлербах, который знает всё о василеостровских немцах, старинных семействах, описанных ещё Гоголем и Лесковым, да и Михаил Алексеевич в своём чудесном рассказе «Тихий Страж» тоже коснулся их, знает её семью. Скромное семейство под фамилией Шульц, Шнейдер или Беккер. Правда, отец её хватил повыше, чем эти скромные, трудящиеся фамилии, имел не то пивную, не то гостиницу для приезжающих с женской прислугой. Рыженькую девочку звали, конечно, либо Анхен, либо Лизхен, и она успешно окончила гимназию.
- Ну, а «Ирина Одоевцева»?.. Что же, это довольно эффектно. Чуть-чуть не княжна Одоевская.
Поэт, князь Одоевский, декабрист, друг Пушкина, он подарил России фразу: «Из искры разгорится пламя»...
- Однако она ведь не «Одоевская», а «Одоевцева».
- Эта немка выдумала себе фамилию более русскую, чем имя древнего князя!
В.А. Милашевский, «Нелли»
Рис. автора, В. А. Милашевского
За окном уже сумерки. Кончились белые ночи. Холодное, льдисто-зелёное небо. Начиналась осень. Литейный пустынен. Изредка проходят матросы, солдаты, рабочие в кепках. В самой походке какая-то сосредоточенность, угрюмость, усталость и злость. Резко и гулко раздаются шаги.
- Добрый король! Добрый король! - сюсюкала рыжая поэтесса с чёрным бантом «девочки» в волосах. Жанна Авриль с плаката Тулуз-Лотрека.
У неё роман с непогрешимым метром стиха, с самим Гумилёвым. Он ведь всех выводит «в люди».
- Ну, конечно, требует за это плату,- шепнул я «новичку», другу, прибывшему из святой провинции, чтобы сразу ввести его в курс событий...
Долго мы не сидели... Осип Мандельштам всё время по-петушиному задирал голову и выстраивал улыбку, якобы радостную и сладкую. Приторная деланность!
Однако подойти к нам не решался, зная мою нелюбовь к нему и весьма «уверенную в себе» фигуру моего друга.
Олечку надо было проводить на Знаменскую. На обратном пути - «мужской разговор».
- Ну, как вам нравится Ирина Одоевцева, как женщина и как объект возможного наслаждения?.. Минуя её стихи о блудливых королевах?..
- Вы знаете, я не люблю рыжих... Дело не в колорите, этим цветом может любоваться живописец... а, главным образом, за жёсткость их проволочных волос. Нет! Блондинки всех оттенков, шатенки и дворянки-брюнетки в этом смысле куда более привлекательны... А «там» их волосы уже прямо напоминают фронтовые проволочные заграждения. Я на всю жизнь получил в отношении их какое-то опасливое чувство. Но в моей ранней молодости, когда я подготовлялся в Академию художеств в мастерской Гольдблата, я увлёкся молодой художницей с пышными рыжими волосами. Я даже называл её «Режан», в честь великой артистки, которую изобразил сам Бёрдсли. Я был молод, страстен и нетерпелив! Был момент после вечернего чая с булкой и чайной колбасой, когда я, разъярённый изысканными яствами, кинулся на художницу (кстати сказать, прекрасную колористку). Я взял её, как пират или как Корсар!.. Но, увы, я так поранил до кровавой ссадины некие нежные части своего тарана, что, идя поздно ночью домой, останавливался у фонарей и разглядывал рану. Да! Романы с рыжими женщинами я больше не вёл! Хватит и одного раза! Кроме того, если уж говорить, как «конессер» (так назывались офицеры, закупающие лошадей для кавалерийских полков), так вот, если встать на эту точку зрения, то - фигура у неё без сладких выпуклостей впереди и сзади, слишком длинная и узкая спина, маскированная пышной экстравагантной кофтой... А главное, главное, что я совсем не переношу, это - веснушки! Если у девочки на щеках и на переносице - это пикантно, как признак весны, то у взрослой женщины они невыносимы!.. Они напоминают пигментацию какой-то жабы или ящерицы. Они засыпают своей гадливой сыпью плечи, руки до самых пальцев, проникают ниже шеи на грудь... Таких женщин можно рекомендовать сильно интеллигентным мужчинам в больших роговых очках, стёкла в палец толщиной!.. О! Они сослепу всё скушают!..
- Однако ваш анализ не без тонкой изощрённости! Вы - Лукулл по этой части. Гумилёв же, будучи очень некрасивым человеком, пожирает всё, без капризов, лишь бы рыбка шла в руки!.. Рыбки, жаждущие славы! Да, эта блесна работает без отказа, куда мощнее и гипнотичнее, чем деньги!
Мы прошли два квартала молча.
- Кстати, милейший Эрик Фёдорович Голлербах, который знает всё о василеостровских немцах, старинных семействах, описанных ещё Гоголем и Лесковым, да и Михаил Алексеевич в своём чудесном рассказе «Тихий Страж» тоже коснулся их, знает её семью. Скромное семейство под фамилией Шульц, Шнейдер или Беккер. Правда, отец её хватил повыше, чем эти скромные, трудящиеся фамилии, имел не то пивную, не то гостиницу для приезжающих с женской прислугой. Рыженькую девочку звали, конечно, либо Анхен, либо Лизхен, и она успешно окончила гимназию.
- Ну, а «Ирина Одоевцева»?.. Что же, это довольно эффектно. Чуть-чуть не княжна Одоевская.
Поэт, князь Одоевский, декабрист, друг Пушкина, он подарил России фразу: «Из искры разгорится пламя»...
- Однако она ведь не «Одоевская», а «Одоевцева».
- Эта немка выдумала себе фамилию более русскую, чем имя древнего князя!
В.А. Милашевский, «Нелли»