Светлана Василенко о женской прозе
"Пять лет назад я закончила Литературный институт, закончила с отличием, мой институтский рассказ "За сайгаками" был напечатан в "Литературной учёбе" и сразу принес мне известность и даже славу в литературных кругах, критики назвали его лучшим рассказом года - казалось, литературная и профессиональная будущность мне обезпечена. Но после института я столкнулась с довольно стойким и мощным сопротивлением. Меня не брали на работу в редакции журналов... В результате с отличным дипломом, который давал мне право поступить в аспирантуру, но куда меня не взяли из тех же соображений, что я молодая женщина и могу вдруг родить, я оказалась на самом низу социальной лестницы: я устроилась на такую экстравагантную работу, как заливать зимой катки во дворах для детей. В страшные морозы я стояла со шлангом в руках, откуда била струя, и сочиняла очередной рассказ. Но это не главное. Мы были фанатиками литературы, фанатиками прозы, для многих из нашего поколения писательский труд - свят, он похож на почти религиозное служение Слову. Но тут меня поджидали неожиданности. Редакции, куда я относила свои рассказы, мне стали отказывать. Редакторы-мужчины говорили мне: "Это бабья проза! Пойми, мы не можем печатать все эти ваши бабьи сопли-вопли!" Или: "Ты пишешь о женщинах. Но ваши чисто женские проблемы никому не интересны"...
Все эти слова говорили мне не чужие люди, а мои же бывшие однокурсники, с которыми мы только что учились в Литинституте на одном семинаре прозы, и они писали похуже, были троечниками, и всегда очень высоко отзывались на этих же семинарах о моей прозе, но получив властное место в редакции, говорили уже не свои слова, а слова общепринятые: "Женщина не может написать полноценную художественную вещь. Это доказала мировая история литературы. Все имена женщин, оставшихся в истории литературы, - исключения. Исключения и Цветаева, и Ахматова"".
(Из предисловия к первому выпуску альманаха "Я научила женщин говорить...")
Все эти слова говорили мне не чужие люди, а мои же бывшие однокурсники, с которыми мы только что учились в Литинституте на одном семинаре прозы, и они писали похуже, были троечниками, и всегда очень высоко отзывались на этих же семинарах о моей прозе, но получив властное место в редакции, говорили уже не свои слова, а слова общепринятые: "Женщина не может написать полноценную художественную вещь. Это доказала мировая история литературы. Все имена женщин, оставшихся в истории литературы, - исключения. Исключения и Цветаева, и Ахматова"".
(Из предисловия к первому выпуску альманаха "Я научила женщин говорить...")