На память душегрейка
Вернулась сейчас из Дома писателя. Опишу вечер завтра, когда обработаю фото. Устала, нет сил.
Михаил Николаевич Кураев (спасибо ему!) сказал сегодня удивительные слова, которые согрели моё безотрадное сердце:
"Когда я прочел роман Юлии Старцевой в журнале "День и Ночь", я понял, что нам явился БОЛЬШОЙ ПИСАТЕЛЬ. Потому что ерунда все эти разговоры о "женской прозе" или "мужской прозе", поверхностное порхание над бытом и собирание мелочных примет - это пустяковое занятие свойственно литераторам; но вот явился человек, большой писатель, который видит со страшной зоркостью глубину жизни".
(Это он о моём раннем романе "Время нереально" говорил; писала его в свои 25-27 лет; третья, заключительная часть уже двадцать лет лежит в черновиках, недоработанная.)
Да, ценно, когда хвалит мэтр - он или Астафьев, или вот ещё миссурийский профессор, переводчик Набокова... А Роман Солнцев, кстати вспомнилось, в прозе ни ч... не понимал.
Понимаю, что слова Кураева скорее возбудят злобу ко мне, а не симпатию собратьев-литераторов; но всё равно - меня они греют в этом холодном марте, неверном месяце марте...
Михаил Николаевич Кураев (спасибо ему!) сказал сегодня удивительные слова, которые согрели моё безотрадное сердце:
"Когда я прочел роман Юлии Старцевой в журнале "День и Ночь", я понял, что нам явился БОЛЬШОЙ ПИСАТЕЛЬ. Потому что ерунда все эти разговоры о "женской прозе" или "мужской прозе", поверхностное порхание над бытом и собирание мелочных примет - это пустяковое занятие свойственно литераторам; но вот явился человек, большой писатель, который видит со страшной зоркостью глубину жизни".
(Это он о моём раннем романе "Время нереально" говорил; писала его в свои 25-27 лет; третья, заключительная часть уже двадцать лет лежит в черновиках, недоработанная.)
Да, ценно, когда хвалит мэтр - он или Астафьев, или вот ещё миссурийский профессор, переводчик Набокова... А Роман Солнцев, кстати вспомнилось, в прозе ни ч... не понимал.
Понимаю, что слова Кураева скорее возбудят злобу ко мне, а не симпатию собратьев-литераторов; но всё равно - меня они греют в этом холодном марте, неверном месяце марте...