ИСТОРИЯ ПОДЛИННАЯ И АЛЬТЕРНАТИВНАЯ
К 130-летию Ю.Н. Тынянова
Портрет Юрия Тынянова. Георгий Верейский,1928 год
1В моей голове сыздетства обустроен собственный Гамбург, и первенство среди исторических романистов вместе с ключами от города безраздельно принадлежит Юрию Тынянову.
«Красный граф» спроважен мною в лакейскую.
Чапыгин, С. Бородин, В. Ян - все они обретаются на торгу, каждый в собственной лавке, со своим неплохим товаром.
А вот Пикули-какули и прочие соцреалисты («у-ух, движение народных масс!.. и-эх, смерть царям-вельможам-попам-купцам-эксплуататорам трудового народа!») до того славного города даже не добрались. Не доехало их квадратное колесо до Гамбурга.
2…Ещё ничего не было решено.
Никаких революций. Бог спас. Помиловал Россию.
Вообразим: молодой Юрий Тынянов в выигрыше при старой русской власти: сын богатых евреев, блестяще окончивший гимназию (с медалью), он имеет дозволение проживать в столице. Гершензон и Венгеров хороши с молодым пушкинистом «из наших». Можно писать блестящие сочинения из российской истории, не всё же Мережковскому клеветать на великие тени.
А чернь он не любил, и «взвейтесь да развейтесь!» ему были тошны.
Страх перед Софьей Власьевной тогда не терзал бы его, не довёл до неизлечимой нервной болезни и попытки самоубийства.
Но увы! Тынянов тоже проиграл в ту величайшую катастрофу, когда всё потерял сам русский народ, к чьей истории и религии он относился с холодной насмешкой.
3Гениальный стиль формалиста неизменно восхищает меня: «остранение» и отстранение. Ритм фразы и эквилибристика неожиданных сравнений. Да, главное - ритм, когда длинный период сменяется кинжально-отточенной фразой или одним-единственным необходимым словом. Что же до содержания - о, это типовые «тюрьма народов», «венценосные болваны» и «погиб поэт, невольник чести». Шаблоны, советские шаблоны. Но техника словесного воплощения выше всех похвал.
Вопреки традициям юбилейного славословия, поговорим честно о тыняновских неудачах. Даже в любимой мною и наизусть знаемой «Восковой персоне» линия крестьянской семьи Якова шестипалого пришита грубыми стежками; в реальности восковое подобие Петра не имело механизма и не вставало, помавая рукой. В «Смерти Вазир-Мухтара» исторических неточностей и ненужных длиннот немало. «Пушкин» не удался ему вовсе. Характерно замечание Аркадия Белинкова: «Если бы прав был Тынянов, то «Медный всадник» написан бы не был. Но «Медный всадник» был написан, и историческая концепция поэмы была правильной. Писать о Петре так, как будто бы «Медного всадника» не было, оказалось невозможно. Оставалось вступить с поэмой в спор. Тынянов вступил в спор и потерпел поражение». (Прибавлю: так ведь и «кафли завелись», вопреки тыняновскому утверждению.)
4Задумаемся теперь о двойниках. Сопоставим столь разные фигуры, как Тынянов и Садовской: ирония сходства тяжёлой болезни (оба заключенные в комнатах), разность мировоззрений. Вот кому был дан поистине пушкинский язык - Борису Садовскому. Однако Садовской был русским православным человеком, монархистом, и под его пером русская история имеет метафизическое измерение и выход из кромешной тьмы - лестницу в небо. У Тынянова же длится грустный инфернальный кошмар.
В ту пору жил ещё один развесёлый служитель трагической музы Клио, борзописец Алёшка Толстой. Занятно, что Тынянов страстно, до разлития желчи, завидовал массовому успеху безразмерного толстовского «Петра I» - и это столь же нелепо, как если бы изысканный ювелир позавидовал деревенскому кузнецу. («Тынянов был не ко двору и не ко времени», заметил о нем после его кончины Эренбург.)
В наши дни явился Александр Кузьменков, трагический продолжатель «Кюхли». «Текстами Кузьменкова можно ритуально вызывать Барона Субботу», сострил кто-то из читателей на «Флибусте». Ещё один писатель, который пришёлся современникам не ко двору и не ко времени, вывернул наизнанку «Кюхлю», жестоко глумясь над тыняновским героем и его любезными друзьями. Основной тезис его «Десятой годовщины», написанной в жанре AU (альтернативной истории): «Нет, при декабристах лучше бы не стало, нежели при Николае Павловиче». Кузьменков опрокидывает все мифы интеллигентского «декабристолюбия» и культа Пушкина, противоречит ограниченности устоявшегося взгляда на исторические события, не боясь вызвать ярость ценителей «Пушкина» и «Кюхли». Не без желчи! Однако сам Тынянов утверждал: «Есть документы парадные, и они врут, как люди… Не верьте, дойдите до границы документа, продырявьте его» («Как мы пишем»).
Подлинная история всегда жила за границами официальных документов. У исторической прозы есть собственная правда и логика. Не знаю, принял бы Тынянов версию Кузьменкова как вариант исторической правды или пришёл бы в негодование…
«Приют снегу давали лишь ветви, - впрочем, не они одни: бронзовый болван Ермолова поседел и примерил эполеты неизвестного полка». Кто из них двоих написал эту замечательную фразу?
(Ядовитейшую антиутопию с декабристами-победителями, за авторством А.А. Кузьменкова, удалось переиздать микроскопическим тиражом в 2023 году, к восьмидесятилетию со дня кончины Тынянова. Желающие приобрести «Десятую годовщину», извольте адресоваться ко мне.)
5И всё же Тынянов был истинный поэт. Чего стоит смерть Петра Великого в «Восковой персоне»:
«И прощай, море, и прощай, печь.
Прощайте, прекрасные палаты, более не ходить по вас!
Прощай, верея, верейка! На тебе не отправляться к Сенату!
Не дожидайся! Команду распустить, жалованье выдать!
Прощайте, кортик с портупеей! Кафтан! Туфли!
Прощай, море! Сердитое!
Паруса тоже, прощайте!
Канаты просмоленные!
Морской ветер, устерсы!
Парусное дело, фабрические дворы, прощайте!
Дело навигацкое и ружейное!
И ты тоже прощай, шерстобитное дело и валяное дело!
И дело мундира!
Еще прощай, рудный розыск, горы, глубокие, с духотой!
В мыльню сходить, испариться!
Малвазии выпить доктора запрещают!
Еще прощай, адмиральский час, австерия, и вольный дом, и неистовые дома, и охотные бабы, и белые ноги, и домашняя забава! Та приятная работа!
Петергофский огород, прощай! Великолуцкие грабины, липы амстердамские!
Прощайте, господа иностранные государства! Лев Свейский, Змей Китайский!
И ты тоже прощай, немалый корабль!
И неизвестно, на кого тебя оставлять!».
17-18 октября 2024 г., Петербург
Портрет Юрия Тынянова. Георгий Верейский,1928 год
1В моей голове сыздетства обустроен собственный Гамбург, и первенство среди исторических романистов вместе с ключами от города безраздельно принадлежит Юрию Тынянову.
«Красный граф» спроважен мною в лакейскую.
Чапыгин, С. Бородин, В. Ян - все они обретаются на торгу, каждый в собственной лавке, со своим неплохим товаром.
А вот Пикули-какули и прочие соцреалисты («у-ух, движение народных масс!.. и-эх, смерть царям-вельможам-попам-купцам-эксплуататорам трудового народа!») до того славного города даже не добрались. Не доехало их квадратное колесо до Гамбурга.
2…Ещё ничего не было решено.
Никаких революций. Бог спас. Помиловал Россию.
Вообразим: молодой Юрий Тынянов в выигрыше при старой русской власти: сын богатых евреев, блестяще окончивший гимназию (с медалью), он имеет дозволение проживать в столице. Гершензон и Венгеров хороши с молодым пушкинистом «из наших». Можно писать блестящие сочинения из российской истории, не всё же Мережковскому клеветать на великие тени.
А чернь он не любил, и «взвейтесь да развейтесь!» ему были тошны.
Страх перед Софьей Власьевной тогда не терзал бы его, не довёл до неизлечимой нервной болезни и попытки самоубийства.
Но увы! Тынянов тоже проиграл в ту величайшую катастрофу, когда всё потерял сам русский народ, к чьей истории и религии он относился с холодной насмешкой.
3Гениальный стиль формалиста неизменно восхищает меня: «остранение» и отстранение. Ритм фразы и эквилибристика неожиданных сравнений. Да, главное - ритм, когда длинный период сменяется кинжально-отточенной фразой или одним-единственным необходимым словом. Что же до содержания - о, это типовые «тюрьма народов», «венценосные болваны» и «погиб поэт, невольник чести». Шаблоны, советские шаблоны. Но техника словесного воплощения выше всех похвал.
Вопреки традициям юбилейного славословия, поговорим честно о тыняновских неудачах. Даже в любимой мною и наизусть знаемой «Восковой персоне» линия крестьянской семьи Якова шестипалого пришита грубыми стежками; в реальности восковое подобие Петра не имело механизма и не вставало, помавая рукой. В «Смерти Вазир-Мухтара» исторических неточностей и ненужных длиннот немало. «Пушкин» не удался ему вовсе. Характерно замечание Аркадия Белинкова: «Если бы прав был Тынянов, то «Медный всадник» написан бы не был. Но «Медный всадник» был написан, и историческая концепция поэмы была правильной. Писать о Петре так, как будто бы «Медного всадника» не было, оказалось невозможно. Оставалось вступить с поэмой в спор. Тынянов вступил в спор и потерпел поражение». (Прибавлю: так ведь и «кафли завелись», вопреки тыняновскому утверждению.)
4Задумаемся теперь о двойниках. Сопоставим столь разные фигуры, как Тынянов и Садовской: ирония сходства тяжёлой болезни (оба заключенные в комнатах), разность мировоззрений. Вот кому был дан поистине пушкинский язык - Борису Садовскому. Однако Садовской был русским православным человеком, монархистом, и под его пером русская история имеет метафизическое измерение и выход из кромешной тьмы - лестницу в небо. У Тынянова же длится грустный инфернальный кошмар.
В ту пору жил ещё один развесёлый служитель трагической музы Клио, борзописец Алёшка Толстой. Занятно, что Тынянов страстно, до разлития желчи, завидовал массовому успеху безразмерного толстовского «Петра I» - и это столь же нелепо, как если бы изысканный ювелир позавидовал деревенскому кузнецу. («Тынянов был не ко двору и не ко времени», заметил о нем после его кончины Эренбург.)
В наши дни явился Александр Кузьменков, трагический продолжатель «Кюхли». «Текстами Кузьменкова можно ритуально вызывать Барона Субботу», сострил кто-то из читателей на «Флибусте». Ещё один писатель, который пришёлся современникам не ко двору и не ко времени, вывернул наизнанку «Кюхлю», жестоко глумясь над тыняновским героем и его любезными друзьями. Основной тезис его «Десятой годовщины», написанной в жанре AU (альтернативной истории): «Нет, при декабристах лучше бы не стало, нежели при Николае Павловиче». Кузьменков опрокидывает все мифы интеллигентского «декабристолюбия» и культа Пушкина, противоречит ограниченности устоявшегося взгляда на исторические события, не боясь вызвать ярость ценителей «Пушкина» и «Кюхли». Не без желчи! Однако сам Тынянов утверждал: «Есть документы парадные, и они врут, как люди… Не верьте, дойдите до границы документа, продырявьте его» («Как мы пишем»).
Подлинная история всегда жила за границами официальных документов. У исторической прозы есть собственная правда и логика. Не знаю, принял бы Тынянов версию Кузьменкова как вариант исторической правды или пришёл бы в негодование…
«Приют снегу давали лишь ветви, - впрочем, не они одни: бронзовый болван Ермолова поседел и примерил эполеты неизвестного полка». Кто из них двоих написал эту замечательную фразу?
(Ядовитейшую антиутопию с декабристами-победителями, за авторством А.А. Кузьменкова, удалось переиздать микроскопическим тиражом в 2023 году, к восьмидесятилетию со дня кончины Тынянова. Желающие приобрести «Десятую годовщину», извольте адресоваться ко мне.)
5И всё же Тынянов был истинный поэт. Чего стоит смерть Петра Великого в «Восковой персоне»:
«И прощай, море, и прощай, печь.
Прощайте, прекрасные палаты, более не ходить по вас!
Прощай, верея, верейка! На тебе не отправляться к Сенату!
Не дожидайся! Команду распустить, жалованье выдать!
Прощайте, кортик с портупеей! Кафтан! Туфли!
Прощай, море! Сердитое!
Паруса тоже, прощайте!
Канаты просмоленные!
Морской ветер, устерсы!
Парусное дело, фабрические дворы, прощайте!
Дело навигацкое и ружейное!
И ты тоже прощай, шерстобитное дело и валяное дело!
И дело мундира!
Еще прощай, рудный розыск, горы, глубокие, с духотой!
В мыльню сходить, испариться!
Малвазии выпить доктора запрещают!
Еще прощай, адмиральский час, австерия, и вольный дом, и неистовые дома, и охотные бабы, и белые ноги, и домашняя забава! Та приятная работа!
Петергофский огород, прощай! Великолуцкие грабины, липы амстердамские!
Прощайте, господа иностранные государства! Лев Свейский, Змей Китайский!
И ты тоже прощай, немалый корабль!
И неизвестно, на кого тебя оставлять!».
17-18 октября 2024 г., Петербург