КРИТИЧЕСКИЙ РЕЧЕКРЯК: этиология и патогенез

Dec 04, 2020 18:02



Александр КУЗЬМЕНКОВ о модных критикессах

Слушайте и не говорите, что не слышали. Итак, краткий курс современной русской литературы. Постпамять - искусство дистанций. Ибо литература отпрыгивает, едва захочешь на нее присесть. Нужна попытка отменить определенный модус чувственного и познаваемого, найти новый срез мыслимого: через ритуальное грязеполивание прийти к заморозке своих комплексов. Проза, несмотря на сильное искушение впасть в некий род кибероптимизма и гипостасис симулятивной гиперреальности, должна быть крипторелигиозна. Императивы текущего момента - автолитературоцентристская оптика и эмерджентное чтение, победительная власть двойной логики и релятивное отношение к содержанию победительной правды. И учтите: человек не может не вжевывать резину в почву опыта, но тут мы покидаем область персоналистских философий и перемещаемся в близкий концепциям современной физики метаконтинуум множественных вселенных…

Вы думаете, это бредит малярия? Нет, это было и есть. И отнюдь не в Одессе, а в российском толстожурнальном пространстве и литературном сегменте рунета: над отрывком трудился авторский коллектив в составе Валерии Пустовой, Арины Бойко, Алисы Ганиевой, Евгении Вежлян, Ольги Баллы и Андрея Пермякова. Из их цитат и скомпилирована супрасинтаксическая заумь, похожая не то на поэтические потуги Гребенщикова, не то на философские потуги Бодрийяра. Помилуй Бог, сколько же псевдонимов у Фимы Собак!..

Было б в мире положенье попроще, можно было бы позвонить 03 и вызвать психиатрическую бригаду. Хотя и доктор Титанушкин с профессором Стравинским в нашем случае не помогут: это не шизофазия, это ее имитация, что гаже всякой патологии.

Можно два слова о личном? Я с детства усвоил постулат физика Александра Китайгородского: реникса обожает являться публике в платье из словесной шелухи. Диагностировать ахинею довольно просто: «Утверждения о мире это либо описание фактов, либо логические выводы следствий из твердо установленных фактов, либо гипотезы, которые в принципе могут быть проверены фактами. Если же утверждение не может быть занесено ни в одну из этих граф, то оно лишено содержания, чепуха (можете выбрать любое, что вам нравится)».

Возражения насчет гуманитарных наук категорически не принимаю. Филология есть наука точная: вот анафора - вот эпифора, вот экспозиция - вот кульминация, вот фабула - вот сюжет. Вам привет от Шкловского: искусство как прием. А по заявкам любителей лирики - Мандельштам: «Красота - не прихоть полубога, / А хищный глазомер простого столяра». Прочее от лукавого.

Затрудняюсь вычислить, когда именно шизофазия с глоссолалией стали литературным комильфо. Кажется, в середине нулевых - точнее сказать не могу: я тогда за литпроцессом не следил. Но попробую реконструировать ситуацию.


Примерно тогда возникла так называемая «рекомендательная критика» - слов нет, дивный эвфемизм для лютого и беспардонного product palacement’а. Корифеем ее был Лев Данилкин, который, по слову Сергея Белякова, генерировал не идеи, а слоганы. Каковых наштамповал не одну сотню: «стомиллионный блокбастер», «золотовалютные резервы русской литературы», «великий национальный роман», «завораживающая, чеканная проза» и прочая, прочая, прочая. Но и на старуху бывает поруха: иногда маститого копирайтера с головой накрывал кризис жанра. Тогда на свет являлось нечто эффектное, но маловразумительное: «Текст-проект, с помощью которого пишущий-смотрящий пытается сам стать Словом».

Инновация приглянулась трудящимся литературно-критического цеха. Не могла не приглянуться. Тому есть как минимум две причины.

Во-первых, не сбрасывайте со счетов эстетическую парадигму постмодерна. Мастерство художника здесь ровным счетом ничего не значит: предметом искусства может быть что угодно, - да хоть разбитый унитаз. Оттого на первый план выходит мастерство интерпретатора. Да много ли у нас талантливых интерпретаторов? - волей-неволей приходится звать на помощь логорею: авось да не заметит публика, подхваченная потоком пустых словес, что ее откровенно дурят, выдавая литературно-критического карася за порося.

Во-вторых, искать на пустом месте глубины мысли и красоты слога - воля ваша, но миссия невыполнима. По крайней мере, традиционными методами: гаспаровский анализ текста здесь равен смертному приговору. Поэтому его без сожаления сдали в утиль: архаика, мол, и вообще моветон. Новое время - новые песни, как сказал классик.

Василий Ширяев: «Читателю ведь мало интересно, как написана книга, как она выстроена и какие общие идеи в ней проводятся... Читателю интересно, что кого-то от этой книги колбасит, как от дури».

Валерия Пустовая: «Убедить читать критик может только своим личным примером - эмоциональным вовлечением в чтение. Это одна из причин кризиса основательного, филологически аргументированного критического высказывания. Оно сегодня неэффективно, не работает на убеждение».

Репин, по легенде, просил визитеров-абстракционистов нарисовать лошадь, - и если гости не выдерживали экзамен, гнал их ссаными тряпками на мороз, справедливо полагая, что абстракционизм идет от дилетантства. Коллеги, разнообразия ради позвольте себе хоть одно филологически аргументированное высказывание, - а потом жуйте на здоровье резину пополам с почвой и эмоционально вовлекайте.

Извините, отвлекся. Высокие технологии оказались малозатратны:  текст теперь можно вообще в руки не брать - метаконтинуум с гипостасисом годятся на все случаи жизни, потому что ровно ничего не значат. Потому платье из словесной шелухи стало лучшим нарядом для несуществующих достоинств. Самые добросовестные из критиков пытались возвести в их ранг либо общепринятые вещи, либо откровенные провалы.

Александр Скидан: «Ильянен нижет слова посредством их колеблющихся признаков, созвучий, флексий», - простите неуча, а чем, кроме флексий, сиречь окончаний, могут быть связаны слова в предложении?

Елена Макеенко: «Одна из прелестей этого текста <«Петровы в гриппе» - А.К.> в том, что даже заспойлерить его практически невозможно», - перевод на русский звучит убийственно: прелесть текста в отсутствии фабулы.

Но остальные и тем себя не утруждают - тоннами выдают на-гора словесный шлак. Раскопки бесполезны: под его толщей обнаруживается одна-единственная мысль - отчитаться перед издательским PR-отделом. Сейчас буду цитировать - долго и со вкусом: Фоксу одному вышака брать скучно, пусть и читателям тошно станет.

Ольга Балла (первый лауреат премии «Неистовый Виссарион», если что): «Скоропись-дикопись, конспект самого себя, едва, если вообще, вычленяемого из текучей реальности. Честно-предлитературное, сырое, напряженное, бродящее, почти предсловесное состояние слова, зародыш всех будущих его возможностей».

Игорь Гулин: «В накрепко установленных волей Бога и автора координатах рождается вихрь. Он расшатывает стройные структуры мира, книги и тела, втягивает их в водоворот четвертого измерения. Так поэзия рождает парадоксальную геометрию спасения».

Валерия Пустовая: «Это не магический реализм, а реальность магии. Это жанр-действо. Это проза базовых ритмов и сущностных рифм, когда явления повседневной жизни притягиваются друг к другу, как женское к мужскому».

Евгения Вежлян: «Характер этой историчности оказывается нерефлексируемым фундаментом всей конструкции, транспонирующей собственно “прошлое” в “историю”. И в той мере, в какой этот фундамент оказывается незыблем, “история” как таковая, будучи выведенной за скобки, в такого типа истерическом повествовании есть лишь форма упаковки событий, а не содержание разговора». «Истерическое повествование» - явная опечатка, но смысл не страдает, поскольку отсутствует.

У меня вопрос: коллеги, вы сами-то свои речекряки понимаете? Хотя это вряд ли. Взять хоть ганиевский «гипостасис симулятивной гиперреальности». Гипостасис есть овеществленная идея - как можно овеществить симуляцию? И как можно симулировать реальность? Или уже цитированный перл: «автолитературоцентристская оптика» - Вежлян, прости: не знаю, как перевести…

Скорого конца не ждите. Ветераны уже успели соблазнить малых сих и воспитать новое поколение критиков, свято уверенных, что полная шняга и глубокомыслие суть синонимы. Господа, разрешите представить вам Ольгу Девш. Подборка издранного - цитатник на зависть председателю Мао:

«”Жить непроливайкой”. Тезис одиночества. Накапливать туда, где бездонно и потому страшно»; «торит путь по вертикали, проваливаясь в разверзнутый вглубь горизонт»; «дотошная фиксация рефлексии долгожданного, ментально холерического материнства»; «стоп-кран не выдержал, и Лера <Пустовая - А.К.> начала изливать того, кто сидит в ее глубоком пруду»; «критик-мать метафорировала, собирая в единое сакральное бытование физиологию и метафизику, восхищение и страх».

Впору перефразировать Данилкина: вся эта дикопись - тексты-проекты, при помощи которых читающий-смотрящий превращается в законченного дебила. Тактика известная: на дурака не нужен нож: ему с три короба наврешь, и делай с ним что хошь. Читаете очередной опус Пустовой или Баллы? Как говорил великий Арутюн Акопян, следите за руками.

ОТСЮДА.

"Что убо речеши? le cauchemar!", проклятые графоманы, филология, наше ничего

Previous post Next post
Up