Фисько Ольге Федоровне
Уронишь в ладони лоб. Учитель, ты так наивен!
Ты веришь, что мы урок учили, к тебе идя.
Доска - наш позорный столб, и мы приходим пустыми.
Но - слышишь - звенит звонок в первый день сентября.
В родной школе мне удалось побывать, что называется, по обе стороны… И… я хочу рассказать о моем… Нет, не так… Я хочу рассказать о НЕЙ - о моем учителе, об Ольге Федоровне. И начну, пожалуй, с конца, впрочем, я обычно сильно скачу по тексту.
После школы я поступила на филфак, и через четыре года закономерно вышла на практику. Родная школа приняла меня с распростертыми объятьями. Мой первый шестой класс! Математику в нем вела моя классная руководительница, моя Ольга Федоровна. Мне крупно повезло в ВУЗе с педагогами, методику преподавания Дора Ивановна Фитковская давала так, что не видеть после этого, как построен урок у любого педагога, мог только слепо-глухо-немой. К Ольге Федоровне на урок, наблюдать за моими шестиклассниками, я шла как на праздник. И это было прекрасно! За ее работой я следила, как за руками фокусника. Структура, рациональность каждого действия, целесообразность каждого метода… Она семь лет изо дня в день проделывала это и с нами. И мы не чувствовали системы, да и не должны были. Никто ведь, будучи учеником, о таких вещах не задумывается. Сейчас я видела - урок, как симфония, где учитель - это и дирижёр, и композитор. Я наслаждалась, я бы сама хотела уметь так… Тогда я поняла, насколько нам в пятом классе когда-то повезло. Пока учишься - этого не понимаешь. Должно пройти время, чтоб человек по достоинству оценил труд своего учителя…
Она взяла нас после третьего класса. Четвёртого в нашем наборе не предполагалось. Мы были такими - первые.
Неоднократно она говорила нам, что, мягко говоря, не довольна тем, что ей досталось от заслуженного педагога (Марии Михайловны Ногиной). Мы были 5 «Г». Она так и говорила:
- Да… вы - полное «Г».
Парадокс был в том, что при наборе мы должны были быть одним из самых сильных классов. Я, например, к первому классу умела читать, считать, и писать печатными буквами. В пятом большая часть класса едва читала по слогам. С математикой у нас тоже были проблемы. Налицо была педагогическая запущенность. Но мы сейчас не об этом… Совсем…
Ольга Федоровна была математиком. На первый взгляд можно было сказать, что она черствый, нечуткий человек. Она редко нас хвалила, чаще ругала, впрочем, тоже сдержано и довольно сухо. Никакого крика. Ей это было не надо. Она легко давала нам понять, что с ней лучше не шутить. От этого класс, конечно, никак не мог ответить ей любовью и нежностью. А вот уважением, как ни странно, мог. На свой манер, конечно.
В классе она нас ругала, в учительской стояла за нас горой. И было это далеко непросто: про нас говорили:
- У вас самые лучшие девочки, но у вас самые худшие мальчики.
И это, конечно, было правдой. Но правдой было и то, что наши девочки мальчиков никогда не сдавали, потому влететь за проделки последних мог весь класс без разбора. А Ольге Федоровне потом прилетало.
Лучше ее характер был виден родителям. Мама мне рассказывала немного о том, что было на собраниях. Ей было с чем сравнить работу моего классного руководителя. Мама доверяла Ольге Федоровне, ее суждениям о нас.
Мне кажется, у нее не было плохих учеников. Она очень индивидуально подходила к нам, знала предел возможностей каждого… И никогда не требовала меньше этого предела. Знаю, что она к каждому уроку готовилась отдельно, не работала по старым схемам, как некоторые другие педагоги (видела такое), всегда ориентировалась на то, как усвоен материал каждым конкретным классом (у нее же училась одна из наших параллелей), и под каждый писала свой урок. В моем классе - я это однажды поняла, еще будучи учеником - верхней границей была я. Сначала она спрашивала троечников, если они не поняли тему - хорошистов, если те молчали - отличников. Если молчали отличники - она спрашивала меня. Если я тоже молчала, тема давалась второй раз в полном объеме. Не поняла я только однажды. Если я могла ответить, то шла к доске и доказывала или решала. Пока я этим занималась, отличники и хорошисты наконец начинали понимать, троечники подтягивались постепенно.
С Ольгой Федоровной у меня были специфические отношения (впрочем, у меня со всеми такие). У меня не было перед ней страха, и я ее не обманывала. Она в свою очередь не стремилась меня уравнять с остальными, заставить думать «так, как надо». Если я решала задачу не тем методом, который мы проходили, шла через другие формулы, она смотрела на результат. Ни разу она не сказала мне, что я должна решать так, как мы сейчас проходим. Напротив, если мое решение было проще, но при этом верно, она ставила это мне в заслугу… Я понимала, что она уважает мою свободу мысли, не запихивает меня в рамки.
Однажды она поставила мне 2 за самостоятельную. Самостоятельная была про плоскости и вектора. Я знала, что все построила верно. После урока я подошла к ней со своей работой и попросила объяснить мне, почему у меня такая оценка. Она взглянула на мой листик, спросила:
- Где у тебя плоскость?
- Вот.
- А точка?
- Вот.
- А вектор?
- Вот он.
Ольга Федоровна зачеркнула двойку и поставила пять, сказав только:
- Очень грязный чертеж, ничего было не понять.
Это было правдой, но она не снизила за это оценки… А я знала педагога, который бы снизил…
Еще один случай…
Я хронически с первого по одиннадцатый класс не делала никакую домашнюю работу. Она, конечно, знала об этом, но ее отношение ко мне это не ухудшало.
Как-то она вызвала меня к доске доказать теорему. Я теорему дома не то, что не учила, даже не читала, как она звучит. Потому, когда она меня вызвала, я, прямо поднимаясь из-за парты, быстро прочитала ее и пошла доказывать. Доказала на пять, о чем не Ольга Федоровна и сказала, но спросила:
- Домашняя работа есть?
Я не стала врать, я уважала своего педагога, потому честно ответила:
- Нет.
- Тогда четыре.
- Хорошо - кивнула я. У меня не было претензий к такому решению.
Было и смешное… тоже про домашнее задание.
Ольга Федоровна сообщала о контрольной:
- Завтра пишем контрольную работу. Пишем в рабочих тетрадях, поэтому всем надо сделать домашнюю работу - после секундной паузы - повторяю: Всем, Ситнова, сделать домашнюю работу.
Это она мне, значит.
Было и странное…
Я быстро росла, и потому, возможно, на каком-то периоде у меня начались головокружения и что-то похожее на обмороки. Причем длиться такое состояние нестояния могло по пол дня или весь день. Часто роль играла еще и погода. Пару раз мне критически не повезло. Оба раза на алгебре.
Однажды я вышла к доске решать пример. Помню, что стояла с краю, ближе к окну, решала пример, и в какой-то момент поняла, что сейчас упаду, я словно оперлась на мел, которым писала, а потом медленно, стараясь все же устоять, начала заваливаться назад. Это последнее, что я помню. Остальное мне рассказала одноклассница.
Оказывается, Ольга Федоровна сначала окрикнула меня, потому что я перестала пояснять ход решения, а потом, увидев, что происходит, стремительно пересекла весь класс, подхватила меня и увела за парту.
Следующее, что я помню, что я сижу - лежу за партой, у меня по щекам катятся слезы, но понять, что произошло я не могу, хотя моя соседка по парте говорит, что я даже умудрилась мел на учительский стол положить… сама…
Второй случай был на контрольной. Из всей контрольной я помню, что в периоды включения сознания я просила соседку по парте продиктовать мне следующий пример с доски, потому что при попытке списать с нее, сфокусироваться дальше парты, перед глазами все темнело. Что между этим было - для меня до сих пор загадка. Оценка моя была соответствующей - 2. И это очень обеспокоило моего классного руководителя, так что после урока она даже подошла и прокомментировала это:
- У тебя вроде рассуждения правильные, все хорошо, но ни один пример не до решен.
Я честно ответила:
- Мне плохо было. Я вообще не помню, как я их решала. Мне Настя с доски диктовала, когда я хоть что-то могла понять.
Ольга Федоровна расстроилась:
- Что ж ты мне не сказала? Я бы домой тебя отпустила.
Однажды, на уроке английского, мы несколько разбушевались, впрочем, как всегда. Марина Генриховна (Или Арнольдовна?) посмотрела на нас и спросила с какой-то безысходностью в голосе:
- Кто ваш классный руководитель?
- Ольга Федоровна Фисько - ответили мы. Англичанка вздохнула
- Повезло вам. Не знаю, как мой предмет, а математику вы будете знать все!
Так оно и вышло. Даже самые последние троечники смогли поступить в технические вузы. И после к третьему курсу мои одноклассники обнаруживали, что все еще заглядывают в школьные тетради по алгебре и геометрии. Моя подруга и одноклассница Настя решила поступать через пять лет после окончания школы. Знания по математике были так прочно вколочены, что, не повторяя ничего, она сдала экзамен на проходной бал, и всего пол балла не дотянула по русскому языку на бюджет… из двух бюджетных мест.
… Нет, она не пыталась сплачивать наш класс. Мы, может быть, пару раз с ней съездили на природу. У нас, конечно, были классные часы, чаепития на них. Были какие-то игры… Но она не пыталась из нашего класса сделать то, чем мы не были. Конечно, она ругала девочек за косметику и мини-юбки, ибо была человеком в возрасте… и, кстати, конец этому положила тоже я. Я как-то пришла с накрашенными губами. Вышла к доске…, а перед доской у нас была такая «сцена». Стою я на сцене, решаю свою задачу… И тут Ольга Федоровна мне начала высказывать за то, что я накрашенная в школу пришла. А стояла она, надо сказать, не на сцене, а в проходе между ней и партами. Я ей ничего не ответила… словами. Я ответила глазами… так, что весь класс притих, даже дыхания было не слышно. Нет, она не смутилась, но замолчала, прошла за свой стол и дальше мы продолжили диалог только по решению задачи… «Моню не надо нюхать, Моню надо учить».
Я думаю, мы дорого ей достались… в самый то разгар девяностых… И она нами по-особому годилась, и по-особому любила… Как-то не без гордости она сказала мне, когда я была на практике:
- Вас сильно всегда ругали. А теперь на пять лет в обе стороны вы - единственные, кого помнят.
Да… она нас любила… жаль, что люди поздно понимают истинную ценность своих учителей…
от 4.03.2019
Ты веришь, что мы урок учили, к тебе идя.
Доска - наш позорный столб, и мы приходим пустыми.
Но - слышишь - звенит звонок в первый день сентября.
В родной школе мне удалось побывать, что называется, по обе стороны… И… я хочу рассказать о моем… Нет, не так… Я хочу рассказать о НЕЙ - о моем учителе, об Ольге Федоровне. И начну, пожалуй, с конца, впрочем, я обычно сильно скачу по тексту.
После школы я поступила на филфак, и через четыре года закономерно вышла на практику. Родная школа приняла меня с распростертыми объятьями. Мой первый шестой класс! Математику в нем вела моя классная руководительница, моя Ольга Федоровна. Мне крупно повезло в ВУЗе с педагогами, методику преподавания Дора Ивановна Фитковская давала так, что не видеть после этого, как построен урок у любого педагога, мог только слепо-глухо-немой. К Ольге Федоровне на урок, наблюдать за моими шестиклассниками, я шла как на праздник. И это было прекрасно! За ее работой я следила, как за руками фокусника. Структура, рациональность каждого действия, целесообразность каждого метода… Она семь лет изо дня в день проделывала это и с нами. И мы не чувствовали системы, да и не должны были. Никто ведь, будучи учеником, о таких вещах не задумывается. Сейчас я видела - урок, как симфония, где учитель - это и дирижёр, и композитор. Я наслаждалась, я бы сама хотела уметь так… Тогда я поняла, насколько нам в пятом классе когда-то повезло. Пока учишься - этого не понимаешь. Должно пройти время, чтоб человек по достоинству оценил труд своего учителя…
Она взяла нас после третьего класса. Четвёртого в нашем наборе не предполагалось. Мы были такими - первые.
Неоднократно она говорила нам, что, мягко говоря, не довольна тем, что ей досталось от заслуженного педагога (Марии Михайловны Ногиной). Мы были 5 «Г». Она так и говорила:
- Да… вы - полное «Г».
Парадокс был в том, что при наборе мы должны были быть одним из самых сильных классов. Я, например, к первому классу умела читать, считать, и писать печатными буквами. В пятом большая часть класса едва читала по слогам. С математикой у нас тоже были проблемы. Налицо была педагогическая запущенность. Но мы сейчас не об этом… Совсем…
Ольга Федоровна была математиком. На первый взгляд можно было сказать, что она черствый, нечуткий человек. Она редко нас хвалила, чаще ругала, впрочем, тоже сдержано и довольно сухо. Никакого крика. Ей это было не надо. Она легко давала нам понять, что с ней лучше не шутить. От этого класс, конечно, никак не мог ответить ей любовью и нежностью. А вот уважением, как ни странно, мог. На свой манер, конечно.
В классе она нас ругала, в учительской стояла за нас горой. И было это далеко непросто: про нас говорили:
- У вас самые лучшие девочки, но у вас самые худшие мальчики.
И это, конечно, было правдой. Но правдой было и то, что наши девочки мальчиков никогда не сдавали, потому влететь за проделки последних мог весь класс без разбора. А Ольге Федоровне потом прилетало.
Лучше ее характер был виден родителям. Мама мне рассказывала немного о том, что было на собраниях. Ей было с чем сравнить работу моего классного руководителя. Мама доверяла Ольге Федоровне, ее суждениям о нас.
Мне кажется, у нее не было плохих учеников. Она очень индивидуально подходила к нам, знала предел возможностей каждого… И никогда не требовала меньше этого предела. Знаю, что она к каждому уроку готовилась отдельно, не работала по старым схемам, как некоторые другие педагоги (видела такое), всегда ориентировалась на то, как усвоен материал каждым конкретным классом (у нее же училась одна из наших параллелей), и под каждый писала свой урок. В моем классе - я это однажды поняла, еще будучи учеником - верхней границей была я. Сначала она спрашивала троечников, если они не поняли тему - хорошистов, если те молчали - отличников. Если молчали отличники - она спрашивала меня. Если я тоже молчала, тема давалась второй раз в полном объеме. Не поняла я только однажды. Если я могла ответить, то шла к доске и доказывала или решала. Пока я этим занималась, отличники и хорошисты наконец начинали понимать, троечники подтягивались постепенно.
С Ольгой Федоровной у меня были специфические отношения (впрочем, у меня со всеми такие). У меня не было перед ней страха, и я ее не обманывала. Она в свою очередь не стремилась меня уравнять с остальными, заставить думать «так, как надо». Если я решала задачу не тем методом, который мы проходили, шла через другие формулы, она смотрела на результат. Ни разу она не сказала мне, что я должна решать так, как мы сейчас проходим. Напротив, если мое решение было проще, но при этом верно, она ставила это мне в заслугу… Я понимала, что она уважает мою свободу мысли, не запихивает меня в рамки.
Однажды она поставила мне 2 за самостоятельную. Самостоятельная была про плоскости и вектора. Я знала, что все построила верно. После урока я подошла к ней со своей работой и попросила объяснить мне, почему у меня такая оценка. Она взглянула на мой листик, спросила:
- Где у тебя плоскость?
- Вот.
- А точка?
- Вот.
- А вектор?
- Вот он.
Ольга Федоровна зачеркнула двойку и поставила пять, сказав только:
- Очень грязный чертеж, ничего было не понять.
Это было правдой, но она не снизила за это оценки… А я знала педагога, который бы снизил…
Еще один случай…
Я хронически с первого по одиннадцатый класс не делала никакую домашнюю работу. Она, конечно, знала об этом, но ее отношение ко мне это не ухудшало.
Как-то она вызвала меня к доске доказать теорему. Я теорему дома не то, что не учила, даже не читала, как она звучит. Потому, когда она меня вызвала, я, прямо поднимаясь из-за парты, быстро прочитала ее и пошла доказывать. Доказала на пять, о чем не Ольга Федоровна и сказала, но спросила:
- Домашняя работа есть?
Я не стала врать, я уважала своего педагога, потому честно ответила:
- Нет.
- Тогда четыре.
- Хорошо - кивнула я. У меня не было претензий к такому решению.
Было и смешное… тоже про домашнее задание.
Ольга Федоровна сообщала о контрольной:
- Завтра пишем контрольную работу. Пишем в рабочих тетрадях, поэтому всем надо сделать домашнюю работу - после секундной паузы - повторяю: Всем, Ситнова, сделать домашнюю работу.
Это она мне, значит.
Было и странное…
Я быстро росла, и потому, возможно, на каком-то периоде у меня начались головокружения и что-то похожее на обмороки. Причем длиться такое состояние нестояния могло по пол дня или весь день. Часто роль играла еще и погода. Пару раз мне критически не повезло. Оба раза на алгебре.
Однажды я вышла к доске решать пример. Помню, что стояла с краю, ближе к окну, решала пример, и в какой-то момент поняла, что сейчас упаду, я словно оперлась на мел, которым писала, а потом медленно, стараясь все же устоять, начала заваливаться назад. Это последнее, что я помню. Остальное мне рассказала одноклассница.
Оказывается, Ольга Федоровна сначала окрикнула меня, потому что я перестала пояснять ход решения, а потом, увидев, что происходит, стремительно пересекла весь класс, подхватила меня и увела за парту.
Следующее, что я помню, что я сижу - лежу за партой, у меня по щекам катятся слезы, но понять, что произошло я не могу, хотя моя соседка по парте говорит, что я даже умудрилась мел на учительский стол положить… сама…
Второй случай был на контрольной. Из всей контрольной я помню, что в периоды включения сознания я просила соседку по парте продиктовать мне следующий пример с доски, потому что при попытке списать с нее, сфокусироваться дальше парты, перед глазами все темнело. Что между этим было - для меня до сих пор загадка. Оценка моя была соответствующей - 2. И это очень обеспокоило моего классного руководителя, так что после урока она даже подошла и прокомментировала это:
- У тебя вроде рассуждения правильные, все хорошо, но ни один пример не до решен.
Я честно ответила:
- Мне плохо было. Я вообще не помню, как я их решала. Мне Настя с доски диктовала, когда я хоть что-то могла понять.
Ольга Федоровна расстроилась:
- Что ж ты мне не сказала? Я бы домой тебя отпустила.
Однажды, на уроке английского, мы несколько разбушевались, впрочем, как всегда. Марина Генриховна (Или Арнольдовна?) посмотрела на нас и спросила с какой-то безысходностью в голосе:
- Кто ваш классный руководитель?
- Ольга Федоровна Фисько - ответили мы. Англичанка вздохнула
- Повезло вам. Не знаю, как мой предмет, а математику вы будете знать все!
Так оно и вышло. Даже самые последние троечники смогли поступить в технические вузы. И после к третьему курсу мои одноклассники обнаруживали, что все еще заглядывают в школьные тетради по алгебре и геометрии. Моя подруга и одноклассница Настя решила поступать через пять лет после окончания школы. Знания по математике были так прочно вколочены, что, не повторяя ничего, она сдала экзамен на проходной бал, и всего пол балла не дотянула по русскому языку на бюджет… из двух бюджетных мест.
… Нет, она не пыталась сплачивать наш класс. Мы, может быть, пару раз с ней съездили на природу. У нас, конечно, были классные часы, чаепития на них. Были какие-то игры… Но она не пыталась из нашего класса сделать то, чем мы не были. Конечно, она ругала девочек за косметику и мини-юбки, ибо была человеком в возрасте… и, кстати, конец этому положила тоже я. Я как-то пришла с накрашенными губами. Вышла к доске…, а перед доской у нас была такая «сцена». Стою я на сцене, решаю свою задачу… И тут Ольга Федоровна мне начала высказывать за то, что я накрашенная в школу пришла. А стояла она, надо сказать, не на сцене, а в проходе между ней и партами. Я ей ничего не ответила… словами. Я ответила глазами… так, что весь класс притих, даже дыхания было не слышно. Нет, она не смутилась, но замолчала, прошла за свой стол и дальше мы продолжили диалог только по решению задачи… «Моню не надо нюхать, Моню надо учить».
Я думаю, мы дорого ей достались… в самый то разгар девяностых… И она нами по-особому годилась, и по-особому любила… Как-то не без гордости она сказала мне, когда я была на практике:
- Вас сильно всегда ругали. А теперь на пять лет в обе стороны вы - единственные, кого помнят.
Да… она нас любила… жаль, что люди поздно понимают истинную ценность своих учителей…
от 4.03.2019