«Но почему же Деникин?!»
(Этому вопросу уже примерно 98 лет, и тома, тома и ещё многие тома исписаны с ответами, разъяснениями и объяснениями. И что-то добавлять к написанному многими умными людьми едва ли нужно.)
Но я процитирую просто беллетристический текст, который (как мне, однако, представляется) объясняет много больше, чем строгие исследования.
«- Вот что... Я - одной Уссурийской дивизией в два дня тебе расчищу Петроград от всей этой депутатской сволочи. Может, крови немного прольём - а может, и не прольём, потому что силы у них - никакой, организации нет и храбрости. Пока они сил не набрали - сейчас их и чистить.
Военный министр откинулся в кресле и шатнулось пенсне на его носу, едва не сбросилось.
- Да ты что? Да ты!.. Нет, ты просто совсем обстановки не... Или ты не понимаешь - что такое революция? Республика?
- Да мать её..., республику! - как подземно прогрохотало в Крымове.
Не без жалости посмотрел Гучков на эту глыбную голову на широких плечах: какую жестокую узость полагает армия всем людям, любому самому толковому. Арестовать Исполнительный Комитет - ну, такая мысль у самого Гучкова в первые дни мелькала. Но - разгонять вообще всю революцию?
- Да ты что, Александр Михалыч! - он тихо возражал, ему даже, кажется, страшно было, что эти слова произнесены в его кабинете. - Да у тебя представление о демократии есть?
А Крымов смотрел со своей идольской непроницаемостью.
Смотрел и удивлялся: как же он с таким хлипаком собирался идти на государственный переворот? Откуда он приписал ему военные качества, - что три раза стрелялся на дуэлях, да в юности побывал в Трансваале? Да разве можно было на него серьёзно покладываться? Да как же они не разговорились раньше: одного ли, единого ли они хотят?
Крымову несомненны были в том, что он выложил, польза и спасение России. А эти, помешанные на демократии - отдавали Россию под публичный дом?
Открываться Гучкову дальше - даже и не следовало. Поостеречься.
Ну, только в последний раз:
- Всё-таки, может, - спросишь своё правительство? Посоветуйтесь там? Я могу в Петербурге - дня два подождать. Потому что действовать - сейчас момент. А потом - будет поздно.
Как ни грозно и горько, но Гучков ещё усмехнулся, улыбнулся, вообразя, что бы сделалось с Временным правительством, если бы предложить ему такое на заседании: князя Львова бы расплющило, Милюкова хватил бы апоплексический удар, Некрасов бы нагнулся для укуса исподтишка, а Керенский штопором взвинтился бы до потолка и потребовал арестовать Гучкова.
- Нет, Алексан Михалыч. Я в правительстве - единственный человек, кто может от тебя такое выслушать - и не применить репрессий.
Однако, он был и жестоко озадачен: если у Крымова такие замыслы и хватка - как же можно ему отдавать Верховное Главнокомандование?
Гучков уже усумнился, уже жалел, что так сразу предложил, не расщупавши, положась на прежнее доверие. Он искал теперь запасной ход, оттяжку. Он не назвал прямо ведь времени назначения - и тут можно было поманеврировать.
- И я тебя очень прошу: пока подойдёт твоё назначение - ты ни с кем и нигде подобного... Ты прими сдержанность за правило...
- Что? - спросил Крымов. - Какое назначение? Да если вы депутатов себе на шею посадили - так неужели я от вас назначение прийму? Нечего мне с вами и делать. Этакое мне - не по душе. Ты лучше - своё окружение расчисть, у тебя шваль собирается. Уеду в корпус сейчас же.
Гучков опять пожалел. То слишком быстро приобреталось, а то слишком быстро терялось.
- Ну, зачем же так сразу отказываться? Подожди, подумай. Поживи. Поговорим.
- Не. Не, - хриплым дыханием отвечал Крымов. - Нечего делать. Завтра же уеду.
- Куда ж ты уедешь? - усмехнулся Гучков. - Это - бегство. С этим - бороться надо. От этого не уедешь. Оно к тебе и в корпус придёт.
- В Третий Конный?! - рявкнул Крымов. - Да я первую же солдатскую депутацию нагайкой встречу.
- Нет, нет, погоди. Я тебя так не отпущу. И в крайнем случае ты должен будешь мне кого-то посоветовать. Подумай несколько дней.
- Да мне и думать нечего. Тебе - демократического генерала? Так возьми Деникина. У него мозги - в аккурат такие, как у вас.».
Но я процитирую просто беллетристический текст, который (как мне, однако, представляется) объясняет много больше, чем строгие исследования.
«- Вот что... Я - одной Уссурийской дивизией в два дня тебе расчищу Петроград от всей этой депутатской сволочи. Может, крови немного прольём - а может, и не прольём, потому что силы у них - никакой, организации нет и храбрости. Пока они сил не набрали - сейчас их и чистить.
Военный министр откинулся в кресле и шатнулось пенсне на его носу, едва не сбросилось.
- Да ты что? Да ты!.. Нет, ты просто совсем обстановки не... Или ты не понимаешь - что такое революция? Республика?
- Да мать её..., республику! - как подземно прогрохотало в Крымове.
Не без жалости посмотрел Гучков на эту глыбную голову на широких плечах: какую жестокую узость полагает армия всем людям, любому самому толковому. Арестовать Исполнительный Комитет - ну, такая мысль у самого Гучкова в первые дни мелькала. Но - разгонять вообще всю революцию?
- Да ты что, Александр Михалыч! - он тихо возражал, ему даже, кажется, страшно было, что эти слова произнесены в его кабинете. - Да у тебя представление о демократии есть?
А Крымов смотрел со своей идольской непроницаемостью.
Смотрел и удивлялся: как же он с таким хлипаком собирался идти на государственный переворот? Откуда он приписал ему военные качества, - что три раза стрелялся на дуэлях, да в юности побывал в Трансваале? Да разве можно было на него серьёзно покладываться? Да как же они не разговорились раньше: одного ли, единого ли они хотят?
Крымову несомненны были в том, что он выложил, польза и спасение России. А эти, помешанные на демократии - отдавали Россию под публичный дом?
Открываться Гучкову дальше - даже и не следовало. Поостеречься.
Ну, только в последний раз:
- Всё-таки, может, - спросишь своё правительство? Посоветуйтесь там? Я могу в Петербурге - дня два подождать. Потому что действовать - сейчас момент. А потом - будет поздно.
Как ни грозно и горько, но Гучков ещё усмехнулся, улыбнулся, вообразя, что бы сделалось с Временным правительством, если бы предложить ему такое на заседании: князя Львова бы расплющило, Милюкова хватил бы апоплексический удар, Некрасов бы нагнулся для укуса исподтишка, а Керенский штопором взвинтился бы до потолка и потребовал арестовать Гучкова.
- Нет, Алексан Михалыч. Я в правительстве - единственный человек, кто может от тебя такое выслушать - и не применить репрессий.
Однако, он был и жестоко озадачен: если у Крымова такие замыслы и хватка - как же можно ему отдавать Верховное Главнокомандование?
Гучков уже усумнился, уже жалел, что так сразу предложил, не расщупавши, положась на прежнее доверие. Он искал теперь запасной ход, оттяжку. Он не назвал прямо ведь времени назначения - и тут можно было поманеврировать.
- И я тебя очень прошу: пока подойдёт твоё назначение - ты ни с кем и нигде подобного... Ты прими сдержанность за правило...
- Что? - спросил Крымов. - Какое назначение? Да если вы депутатов себе на шею посадили - так неужели я от вас назначение прийму? Нечего мне с вами и делать. Этакое мне - не по душе. Ты лучше - своё окружение расчисть, у тебя шваль собирается. Уеду в корпус сейчас же.
Гучков опять пожалел. То слишком быстро приобреталось, а то слишком быстро терялось.
- Ну, зачем же так сразу отказываться? Подожди, подумай. Поживи. Поговорим.
- Не. Не, - хриплым дыханием отвечал Крымов. - Нечего делать. Завтра же уеду.
- Куда ж ты уедешь? - усмехнулся Гучков. - Это - бегство. С этим - бороться надо. От этого не уедешь. Оно к тебе и в корпус придёт.
- В Третий Конный?! - рявкнул Крымов. - Да я первую же солдатскую депутацию нагайкой встречу.
- Нет, нет, погоди. Я тебя так не отпущу. И в крайнем случае ты должен будешь мне кого-то посоветовать. Подумай несколько дней.
- Да мне и думать нечего. Тебе - демократического генерала? Так возьми Деникина. У него мозги - в аккурат такие, как у вас.».