Вот уже почти 100 лет прошло,
- а до сих пор только выясняются какие-то случайные детали...
Вот лет 15 тому назад случайно узнал от человека, москвича, о его родне:
Накануне катастрофы 1917-го его родственник проживал в городе Рыбинске (очень красивый город, кстати), где имел маленькое частное фотоателье.
Вам 6 x 9 или 10 x 15?
Вроде бы - простой человек, обычный фотограф - он же нисколько не буржуй, да?
Ну вот и он тоже так думал. Но к нему однажды, весной 17-го, когда восторжествовали демократия, свобода и всяческие всевозможные права и достоинства, пришли вооружённые решительные люди и матер[иаль]но объяснили, насколько он не прав.
В итоге, наблюдая всё дальнейшее, делая выводы и понимая, куда всё в итоге катится, он, закопав в укромном уголке за домом домашнее столовое серебро, собрал родных и детей и отправился в дальний путь.
А путь оказался более дальний, чем изначально предполагалось: чтобы достичь цели, приходилось всё чаще пересекать линии фронта.
И как следствие, добрался он, с семьёю вместе, на территорию, освобождённую русской армией, как раз в тот самый момент, когда она, эта самая территория, стала радикально сокращаться.
И в Новороссийске его с женой и детьми, 3 и 4 лет от роду, угораздило оказаться аккурат накануне той самой печально знаменитой Новороссийской катастрофы. И (беда не приходит одна!) ещё и заболели тифом.
Но когда болезнь схлынула, а корабли ушли, стало возможно немного думать, как быть дальше, и стало понятно: главная опасность была для тех, кто воевал.
Ну а он тут кто? просто обыватель, которого, как щепку, случайно занесло. И не буржуй, а труженик.
( - А чего это он вместо Рыбинска в Новороссийске оказался?)
(- Так война же, гражданин товарищ начальник! Чего тут только не бывает.)
И поверили? Или сделали вид? Впрочем, какая разница...
В свой родной, чудесный город Рыбинск, где так приятно было смотреть с высокой набережной на Волгу и на заволжские бескрайние дали, этот человек, разумеется, никогда больше не вернулся.
Да, наверное, он даже ни секунды и не думал туда ехать. Полагаю, он к тому времени уже совершенно ясно понимал, где, вместо России, он оказался.
(А поехал он в итоге - случайно подвернулось предложение - на завод АМО на окраину Москвы, в село Кожухово.
Там и поселился. Там вырастил и женил сына, и другого (а третьего похоронил; мечтал вырастить ещё и дочь, но вот... в жизни часто бывает не так, как хочется...). Там и началась история новой жизни: бараки, райбани, сельпо, райсо, дорснабы, керосиновые лавки, продмаги, гастрономы, председатели, парторги, "вас тут не стояло", "на этой улице Заречной гонял по крышам голубей";
там, в Кожухове, и дети выросли, а подрастая - были уверены, что вот это и есть "наша малая родина".)
Ну а про свой любимый город Рыбинск, а равно как и о том, как в 1920-м году он сидел, с женой и маленькими детьми, дрожащими от тифозной лихорадки, у новороссийской бухты, и с безнадёжным отчанием смотрел на отплывающие от них - навсегда! - пароходы с русским флагом на корме - про это он впервые рассказал потрясённым его неожиданными историями родственникам лишь перед самой смертью.
Вот лет 15 тому назад случайно узнал от человека, москвича, о его родне:
Накануне катастрофы 1917-го его родственник проживал в городе Рыбинске (очень красивый город, кстати), где имел маленькое частное фотоателье.
Вам 6 x 9 или 10 x 15?
Вроде бы - простой человек, обычный фотограф - он же нисколько не буржуй, да?
Ну вот и он тоже так думал. Но к нему однажды, весной 17-го, когда восторжествовали демократия, свобода и всяческие всевозможные права и достоинства, пришли вооружённые решительные люди и матер[иаль]но объяснили, насколько он не прав.
В итоге, наблюдая всё дальнейшее, делая выводы и понимая, куда всё в итоге катится, он, закопав в укромном уголке за домом домашнее столовое серебро, собрал родных и детей и отправился в дальний путь.
А путь оказался более дальний, чем изначально предполагалось: чтобы достичь цели, приходилось всё чаще пересекать линии фронта.
И как следствие, добрался он, с семьёю вместе, на территорию, освобождённую русской армией, как раз в тот самый момент, когда она, эта самая территория, стала радикально сокращаться.
И в Новороссийске его с женой и детьми, 3 и 4 лет от роду, угораздило оказаться аккурат накануне той самой печально знаменитой Новороссийской катастрофы. И (беда не приходит одна!) ещё и заболели тифом.
Но когда болезнь схлынула, а корабли ушли, стало возможно немного думать, как быть дальше, и стало понятно: главная опасность была для тех, кто воевал.
Ну а он тут кто? просто обыватель, которого, как щепку, случайно занесло. И не буржуй, а труженик.
( - А чего это он вместо Рыбинска в Новороссийске оказался?)
(- Так война же, гражданин товарищ начальник! Чего тут только не бывает.)
И поверили? Или сделали вид? Впрочем, какая разница...
В свой родной, чудесный город Рыбинск, где так приятно было смотреть с высокой набережной на Волгу и на заволжские бескрайние дали, этот человек, разумеется, никогда больше не вернулся.
Да, наверное, он даже ни секунды и не думал туда ехать. Полагаю, он к тому времени уже совершенно ясно понимал, где, вместо России, он оказался.
(А поехал он в итоге - случайно подвернулось предложение - на завод АМО на окраину Москвы, в село Кожухово.
Там и поселился. Там вырастил и женил сына, и другого (а третьего похоронил; мечтал вырастить ещё и дочь, но вот... в жизни часто бывает не так, как хочется...). Там и началась история новой жизни: бараки, райбани, сельпо, райсо, дорснабы, керосиновые лавки, продмаги, гастрономы, председатели, парторги, "вас тут не стояло", "на этой улице Заречной гонял по крышам голубей";
там, в Кожухове, и дети выросли, а подрастая - были уверены, что вот это и есть "наша малая родина".)
Ну а про свой любимый город Рыбинск, а равно как и о том, как в 1920-м году он сидел, с женой и маленькими детьми, дрожащими от тифозной лихорадки, у новороссийской бухты, и с безнадёжным отчанием смотрел на отплывающие от них - навсегда! - пароходы с русским флагом на корме - про это он впервые рассказал потрясённым его неожиданными историями родственникам лишь перед самой смертью.