Попова С. С. Франция и проблема возвращения врангелевцев в Советскую Россию в 1921 году
Уважаемые читатели, я и voencomuezd в память о Светлане Сергеевне Поповой http://yroslav1985.livejournal.com/28881.html , продолжаем размещать в живом журнале ее статьи http://yroslav1985.livejournal.com/29085.html .
Франция и проблема возвращения врангелевцев в Советскую Россию в 1921 году: Документы из архивов военного и морского министерств Франции / Публ. и коммент. С.С. Поповой // Россия и Франция, XVIII-XX века. - М.: Наука, 1998. - Вып. 2. - С. 241-271.
Франция и проблема возвращения врангелевцев в Советскую Россию в 1921 году: Документы из архивов военного и морского министерств Франции
окончание, начало здесь http://yroslav1985.livejournal.com/39942.html , http://yroslav1985.livejournal.com/45878.html
13
Отчет капитана Мишле о выполнении приказа генерала Бруссо от 26 марта 1921 г.
Различные инциденты:
4-й полк: операция должна быть возобновлена. Она была прервана из-за нарушения офицерами инструкции, предписывающей им не покидать место справа от войск, тогда как они упорно следовали за мной.
5-й полк: полковнику, командиру полка, не удалось вести себя абсолютно нейтрально. Он решительно осудил казаков, желавших уехать в Совдепию, после чего некоторые решили остаться. Генерал Фостиков присутствовал при сем со своим штабом, во всяком случае, его окружало большое число офицеров. Генерал, критикуя принятые нами меры предосторожности, передал конным жандармам через офицера, говорящего по-французски, что бесполезно продвигаться на лошади среди солдат. Он заверил меня, что его присутствие объясняется единственно желанием устранить все препятствия для выполнения моего задания. Я ответил, что я в этом нисколько не нуждаюсь, и просил удалить толпу ненужных офицеров, которые меня окружают. По его приказу некоторые из них отошли на несколько шагов, но вскоре вернулись.
В это время казаки, решившие вернуться в Совдепию, подверглись жестоким нападкам со стороны своих начальников и товарищей, которые обвинили их в краже вещевого имущества. Но один из добровольцев, отъезжающих в Совдепию, показал мне свои босые ноги. Я потребовал, чтобы его бывшие начальники отдали ему ботинки. Требование было выполнено только наполовину, так как ему дали старые стоптанные непригодные башмаки.
Я отдал приказ жандармам арестовать солдата, жестокость которого по отношению к совдеповцам была очевидной, что они и сделали, хотя солдат, ободряемый своими офицерами и даже генералом Фостиковым, яростно отбивался. Фостиков несколько раз просил меня освободить солдата. Я ему отказал, сказав, что действую от имени французского командования, что я единственный, кто имеет право отдавать приказы во время процедуры записи добровольцев, и считаю его присутствие здесь излишним, что я прошу его удалить толпу, которая меня окружает, и не вынуждать меня прибегнуть к силе. Генерал Фостиков не внял моим доводам и еще раз попросил меня освободить арестованного казака. Я отказался. Тогда генерал Фостиков приказал охране, которая присутствовала при этой сцене, вырвать его из рук жандармов. Приказ, естественно, был немедленно выполнен, и жандармы вынуждены были отпустить пленного. Стремясь избежать кровопролития при аресте генерала Фостикова (я располагал слабой вооруженной силой), я уведомил его, что доложу об инциденте генералу Бруссо.
Отряд охраны: очевидно, в этой сформированной части все было заранее подготовлено (музыка, песни и т.д.); там не нашлось, разумеется, ни одного добровольца для возвращения в Совдепию, но обнаружилась четвертая категория, не предусмотренная французским командованием, - желающие уехать в Германию. Охрана выразила свое желание хором, как это делают перед командующим. После чего музыка, насмешки и т.д. Генерал Фостиков, присутствующий при этом, не удосужился даже призвать к тишине и остановить крики "ура".
6-й полк: без инцидентов, просьба объяснений громким голосом.
Алексеевское училище(18): юнкера иронизируют и смеются над всем, что им говоришь, верят только своим источникам информации и отвечают, что они - часть русской армии - той, какая есть.
Конвой генерала Фостикова: командир конвоя пытался произнести от имени своего подразделения страстную речь. Я попросил его замолчать и отвечать только за себя, и уж во всяком случае не нарушать порядок и не влиять на подчиненных. Он мне ответил, что подчиняется приказам только своих начальников.
Госпитали: без инцидентов.
Конюшни: без инцидентов.
Отряды докеров: без инцидентов, большинство добровольцев в Совдепию погрузились накануне.
Русское интендантство.
Служащие во французском интендантстве.
Технические службы.
Другие лица, не входящие в состав дивизии.
Общее число тех, кто добровольно пожелал уехать в Совдепию в моем присутствии:
2-я дивизия и технические службы - 331
Не входящие в состав дивизии - 6
Всего: 331
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 496. Л. 84, 85.
18. Сформированное во время гражданской войны Кубанское им. М.В. Алексеева военное училище, эвакуированное вместе с армией Врангеля из Крыма.
14
Отчет мл. лейтенанта Шмитта о визите на пароходы "Решид-паша" и "Дон"
Лемнос, 29 марта 1921 г.
Прибыв на борт "Решид-паши" 27 марта утром, согласно приказу генерала Бруссо, я тотчас же попросил добровольцев, отбывающих в Совдепию, собраться на корме и в носовой части корабля, что они немедленно и очень охотно сделали. Я поднялся на верхний мостик, откуда мог их видеть, и направился сначала на корму. Простого жеста руки было достаточно, чтобы добиться полной тишины. Для начала я сообщил, что являюсь эмиссаром генерала Бруссо, что он поручил мне передать им самые лучшие пожелания, счастливого прибытия и благоприятной встречи на родине, которую они вновь обретут. Я был прерван горячими благодарностями и криками "ура"! Я поднял руку, тишина тотчас же восстановилась. Я не мог удержаться, чтобы не поблагодарить их за то, как они встретили мои первые слова, и сказал им, что сообщу об этом генералу, которому приятно будет это узнать. Я добавил, что французское правительство, пообещав им репатриацию, посчитало необходимым выполнить эти обещания, как, впрочем, оно всегда делает, и что французское командование приняло все меры, чтобы обеспечить реэмигрантам полную свободу мнений. (Снова слова благодарности в адрес французского командования и крики "ура" в честь генерала.) Один из солдат попросил меня дать ему слово. Я поостерегся отказать ему в этом. От имени своих товарищей он выразил благодарность французскому командованию и особенно генералу Бруссо за то, что приютили их, заботились о них и дали им возможность избавиться от плохо обращавшихся с ними офицеров.
Я приступил к выяснению подписи под телеграммой. Тотчас же был назван представитель. Я перешел в носовую часть корабля, где мои слова были встречены с таким же энтузиазмом. Перед тем как покинуть пароход, я констатировал, что солдаты спонтанно объединялись в группы, что позволило обеспечить нормальное распределение продовольствия и быстрое выдвижение представителей для подписи под телеграммой.
29 марта я перешел на борт "Дона" с этой же целью. Сцена, имевшая место на "Решид-иаше", повторилась, может быть, только с чуть меньшим энтузиазмом. Но мое выступление было встречено также на "ура". Я объясняю некоторую сдержанность в поведении добровольцев, погрузившихся на "Дон", присутствием двух или трех находившихся поблизости офицеров русского флота.
Шмитт
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. П. Д. 30. Л. 418-418об. Заверенная машинописная копия.
15
Генерал Бруссо - генералу Шарли
№ 1557 Лемнос, 30 марта 1921 г.
Солдаты подтвердили, что если бы высадка состоялась в Новороссийске, то уехали бы все.
Бруссо
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 11. Д. 30. Л. 418об. Заверенная машинописная копия.
16
Генерал Шарпи - генералу Пелле(19)
№ 113/3 Штаб, 3 мая 1921 г.
В письмах к маршалам Франции, равно как и к Вам, генерал Врангель выразил решительный протест против отправки казаков с Лемноса в Совдепию. В очередной раз Врангель несправедливо обвиняет генерала Бруссо. Поэтому считаю необходимым уточнить условия, на которых беженцы с Лемноса были эвакуированы в Совдепию в конце марта 1921 г.
24 сентября(20) я направил на Лемнос капитана Буррьяна из моего штаба к генералу Бруссо с тем, чтобы он сообщил ему о решении французского правительства в кратчайший срок ликвидировать все кредиты на содержание русских беженцев и не предусматривать больше новых выступлений бывшей врангелевской армии против советской власти. В приказе, который привез капитан Буррьян, уточнялось, что беженцев следует проинформировать, что они имеют право выбрать один из трех вариантов: вернуться на родину, отправиться в Бразилию, содержать себя на свои средства. В приказе говорилось, что никакое давление, явное или скрытое, со стороны русского командования не должно быть терпимо и что с этой целью разумно сообщать об очередных репатриациях в Россию не ранее чем за 24 часа. Наконец, генералу Бруссо предписывалось сообщить беженцам, что их соотечественники, уже высадившиеся в Новороссийске, были беспрепятственно там приняты.
Сразу же после получения этих приказов генерал Бруссо вызвал генерала Фостикова и командующих его дивизий. Он сообщил им о решениях французского правительства и обговорил детали репатриации в Совдепию. Было решено, что соберут различные полки, офицеры будут находиться справа от полков и что один французский и один русский офицер объяснят им, что сейчас будет формироваться отряд из добровольцев. Сначала должен был говорить русский офицер, потом -французский.
Французские офицеры, назначенные генералом Бруссо, должны были обеспечить беженцам свободное волеизъявление и заявить им, что у генерала Бруссо нет фактов, подтверждающих циркулирующие в лагерях слухи, что якобы Америка берет на себя содержание армии Врангеля или что часть армии готовы принять в Греции, Венгрии и Сербии. Впрочем, в лагерях беженцев было распространено составленное в очень вежливых для русского командования выражениях уведомление, разоблачающее эти слухи.
В Донском корпусе под командованием генерала Абрамова перепись и погрузка русских беженцев проходила без малейших инцидентов, в соответствии с зафиксированными условиями. Этого не было в кубанских лагерях под командованием генерала Фостикова и атамана Науменко. Несмотря на предписания, согласованные с русскими властями, генерал Фостиков в сопровождении 30 вооруженных офицеров лично руководил операциями. Офицеры полков, вдохновленные присутствием генерала Фостикова, много раз пытались помешать французскому офицеру-наблюдателю выполнять свой долг - не допустить дискриминации добровольцев. Они покидали место, где им предписывалось находиться перед солдатами, унтер-офицеры бросались на беженцев, объявивших себя добровольцами, снимали с них шинели и ботинки. Присутствующие русские власти даже не пытались вмешаться. Капитан Мишле, которому была поручена перепись добровольцев, пытался арестовать одного из этих унтер-офицеров. Генерал Фостиков силой вырвал его из рук жандармов. Потребовалось вмешательство генерала Бруссо, немедленно извещенного об инциденте, чтобы этот унтер-офицер был передан французским властям.
Неправда, что миноносцы крейсировали на рейде во время переписи добровольцев, но правда, что "Хова" встал на якорь у "Дона", когда он зашел со стороны Западного Мудроса, чтобы взять на борт беженцев. Эта мера была навязана, так как генерал Врангель и генерал Фостиков заявили генералу Бруссо, что не все кубанцы хотят отправиться в Совдепию, а значит, возможны кровавые столкновения, которые русские власти не смогут пресечь.
Несмотря на оппозицию русских военачальников, в частности генерала Фостикова, 6 тыс. беженцев заявили о своем желании репатриироваться в Совдепию. В этом заслуга генерала Бруссо, который позволил им свободно изъявить свою волю. На беженцев не только не оказывалось никакого давления, но и чтобы лишний раз убедиться, что все репатрианты возвращаются добровольно, перед их отплытием на борт "Решид-паши" и "Дона" был отправлен офицер-переводчик Шмитт из штаба Бруссо. Никто из беженцев не только не высказал претензий, но и попросили Шмитта передать благодарность французскому командованию за возможность свободно принять решение. Беженцы с Кубани, которые при генерале Фостикове и его офицерах не осмеливались говорить открыто, тайком присоединились к отряду добровольцев. Из беженцев, прибывших из Хадемкёй на "Решид-паше", чтобы высадиться на Лемносе, 2 тыс. пожелали остаться на пароходе, чтобы репатриироваться, 900 человек сошли на берег.
Обвинения генерала Врангеля относительно того, что, репатриируя русских в Совдепию, мы тем самым обрекаем их на самое худшее, должны быть сняты. Мы не давали беженцам никаких гарантий. Мы уведомили их, что они уезжают на свой страх и риск и что, согласно нашим сведениям, собранным из разных источников (хотя у нас нет возможности их подтвердить), первая партия беженцев не подверглась репрессиям и даже была хорошо встречена. Свидетельства капитанов "Решид-паши" и "Кизил Ирмак" по их возвращении в Константинополь весьма интересны. Капитан "Решид-паши" сказал: "Красные встретили солдат дружелюбно, офицеров - намного холоднее. Их собрали в отдельный отряд. Однако какого-то враждебного отношения к офицерам замечено не было". Согласно показаниям капитана "Кизил Ирмак", в честь беженцев был организован официальный прием, на котором играл гражданский оркестр. Никаких речей на борту произнесено не было. Лишь один большевик поднялся на борт и сказал несколько слов, вероятно, приветствовал прибывших, которые ответили ему криками "ура".
В общем, письма генерала Врангеля по поводу эвакуации беженцев с Лемноса в Совдепию, в том числе Верховному комиссару, маршалам Франции, и сообщение и приказ своим войскам, равно как опубликованные в Софии памфлет и статьи в сербской и русской прессе, инспирированы в какой-то степени лично Врангелем, Шатиловым и их окружением. Они содержат множество тенденциозных, а чаще лживых, утверждений. Русское командование настойчиво убеждало нас, что число репатриантов с Лемноса не превысит 700 человек. Крайне разочарованное провалом своих манёвров и прогнозов, оно объяснило его некорректностью наших действий. Пренебрегая точными фактами, оно пыталось скомпрометировать также наши дальнейшие действия.
Протесты генерала Врангеля и его окружения по поводу репатриации беженцев с Лемноса еще раз подтверждают их желание противиться рассредоточению армии. Если ранее они скрывали это желание, то теперь демонстрируют его открыто и даже с некоторой агрессивностью.
Генерал Шарпи
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 53. Л. 176-181
19. Направлено с сопроводительным письмом маршалу Фошу 6 мая как дополнение к письму Шарли № 3825/3 от 9 апреля (см. док. II). В свою очередь, маршал Фош препроводил эти письма в МИД Франции 17 мая 1921 г. (ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 53. Л. 174, 175).
20. Ошибка в тексте, должно быть 24 марта..
17
Генерал Шарпи - военному министру Л. Барту
№ 155/3 р 12 мая 1921 г.
Имею честь передать Вам отчет генерала Бруссо, командующего гарнизоном на Лемносе, по поводу статей, появившихся в газете "Общее дело" за 9 и 10 апреля 1921 г.
В письмах 3823/3 от 9 апреля 21 г. и 121/3Р от 6 мая 1921 г., адресованных в Генштаб (3-е бюро), восточный отдел, и 3825/3 от 9 апреля и 122/ЗР от 6 мая 21 г., адресованных маршалу Фошу, я уже опроверг обвинения генерала Бруссо со стороны русского командования.
Генералу Бруссо на Лемносе предстояло выполнить трудную и деликатную миссию. Но благодаря глубокому знанию русских и твердости позиции он сумел ее выполнить.
Вопреки сопротивлению генерала Врангеля и его окружения рассредоточению его армии командующий гарнизоном на Лемносе смог организовать отправку почти 6 тыс. беженцев, в том числе около 5 тыс. в Советскую Россию и более 1 тыс. в Бразилию. После успешной эвакуации в Одессу я поздравил генерала Бруссо письмом № 3750/3 от 5 апреля и выразил ему мое удовлетворение в другом письме, 111/ЗР от 3 мая 21 г., а кроме того, отметил его в приказе по оккупационному корпусу в Константинополе.
Я сообщил генералу, что передаю Вам прилагаемую рекламацию и что я уже опротестовал перед военным министром (Генштаб, 3-е бюро, Восточный отдел) и маршалом Фошем действия генерала Врангеля и его штаба.
Я считаю, что необходимо поместить опровержение в газете "Общее дело" и принять меры в отношении этой газеты, дабы избежать повторения подобных публикаций.
Ш. Шарпи
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. II. Д. 30. Л. 4/2. 413. Оригинал. Машинопись.
IV
18
Генерал Бруссо - военному министру Л. Барту
Секретно
№ 209/S Лемнос, 25 апреля 1921 г.
Почта за 25 апреля принесла мне несколько номеров газеты "Общее дело", отправленных в адрес миссии Южной России "для пропаганды" ?? с кучей обвинений в мой адрес.
Отчеты из Константинополя должны убедить вас, что факты, приведенные в номерах за 9 и 10 апреля, в частности под заголовком "Болгарскому Национальному собранию и Сербской Скупщине", за подписью генералов Врангеля, Шатилова и Фостикова, абсолютно ложные. Отягчающим обстоятельством является то, что генерал Фостиков был очевидцем и ему, как никому другому, нужно вменить в вину эту гнусную ложь.
Что касается военных мер предосторожности, которые я считал долгом принять 27 марта, то генерал Врангель и генерал Фостиков сами на этом настаивали, дав мне понять, что кубанские казаки могут убить тех соотечественников, которые пожелают вернуться в Совдепию. Журнал "Зарницы", выходящий в Константинополе и вдохновляемый Врангелем, дважды повторяет эту ложь (в номере от 27 марта, с. 20)(21). Кроме того, та же почта от 25 апреля из Франции не принесла мне никакого официального опровержения, ни слова поддержки, и это при том, что на меня напрямую ссылаются в статьях "Общего дела", что меня не знают во Франции, а мои русские друзья и друзья за границей могут удивиться той незавидной роли, которую я якобы играл. Правила военной дисциплины запрещают мне ответить лично, поэтому имею честь просить Вас опубликовать в "Общем деле" и в газетах, которые перепечатали эту чепуху, формальное опровержение обвинений и сообщить мне их содержание.
Вы понимаете, конечно, что мой авторитет и даже моя безопасность на Лемносе, где я располагаю всего лишь 90 пехотинцами для "принуждения" 25 тыс. казаков отправиться в Совдепию, могут только выиграть от этого.
Бруссо
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 11. Д. 30. Л. 414. Машинописная заверенная копия.
21. В журнале "Зарницы" (1921, № 4), в заметке Сургучева сообщалось, что 1500 добровольцев, пожелавших уехать с Лемноса в Совдепию, после речи Врангеля от этого намерения отказались. После выдержки из этой заметки, прилагаемой к письму в переводе на французский язык, Бруссо делает пометку: "В этот же день 6600 человек добровольно погрузились иа "Дон" и "Решид-пашу" (ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 11. Д. 30. Л. 416).
19
Приложение к письму Бруссо № 209/S
Лемнос, 27 апреля 1921 г.
Имею честь приложить к моему письму № 209/S документы:
1) выдержку из "Зарниц" от 27 марта;
2) мой приказ № 1515;
3) отчет переводчика Шмитта, направленного на борт "Решид-паши" и "Дона" перед их отходом;
4) перевод Обращения генерала Врангеля к парламентам Сербии и Болгарии ("Общее дело" от 10 апреля).
Письмо генерала Врангеля маршалам Франции, напечатанное в том же номере, было передано на французском языке заинтересованным лицам. Военное министерство легко может раздобыть экземпляр.
Что касается "насильственной" отправки казаков в Совдепию, то следует особо подчеркнуть, что действительно имела место насильственная отправка, но со стороны русских офицеров. Случай с казаком Биндюковым с Кубани - тому пример: сначала его как большевика насильно отправили в Новороссийск, затем, когда он оттуда вернулся, спрятавшись на "Решид-паше" и согласился подписать лживый рассказ о том, что произошло в момент высадки, его встретили с распростертыми объятиями. Биндюков сейчас находится в распоряжении оккупационного корпуса в Константинополе, где его допрашивают.
Бруссо
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 11. Д. 30. Л. 415.
V
20
Выдержка из отчета русского офицера генералу Врангелю(22)
№ 247 13 мая 1921 г.
Начальник станции Хадымкёй майор Тесьер направил 11 мая телеграмму на имя начальника лагеря Кабаджа(23) с просьбой собрать на следующий день казаков, чтобы спросить, не хотел бы кто-нибудь из них поехать в Баку в качестве рабочих. Это предложение показалось очень неожиданным, так как французское командование никого о нем не предупредило.
Казаки собрались в назначенный день и час. В лагерь прибыли майор Тесьер, лейтенант Янковиц и еще три французских офицера, один из них хорошо говорил по-русски, и он-то и изложил цель их визита начальнику отряда. Нефтяные промыслы Баку для увеличения добычи нефти нуждаются в рабочей силе. Там уже работают 80 тыс. русских. Нужны еще 9-10 тыс. Руководит промыслами бывший директор промыслов Нобеля Серебрянский.(24) Прибыв в Константинополь, он обратился к французскому командованию за разрешением нанять беженцев, желающих работать на промыслах на следующих условиях: 1) от правительства Москвы и Азербайджана он добился полной амнистии для тех, кто отправится в Баку в качестве рабочих; эта амнистия не коснется офицеров, которые могут все же поехать на свой страх и риск; 2) срок трудового соглашения - 6 месяцев, после чего рабочие могут вернуться к семьям; 3) вопрос зарплаты будет урегулирован в соответствии с ценами в Баку.
Офицеров попросили выйти из рядов и с помощью нашего переводчика их опросили первыми. Конечно, никто из них не пожелал вернуться в Советскую Россию. В то время как лейтенант Янковиц очень корректно опрашивал офицеров, майор Тесьер с переводчиком во французской форме направился к казакам, которые держались в стороне, и объяснил им суть советского предложения, в общем сказав то же, что и офицерам, но подчеркнул некоторые выгодные моменты, в целях пропаганды которые могли бы подвигнуть казаков принять это предложение. Например, он сообщил, что: 1) 1500 солдат уже согласились покинуть Константинополь, так как сочли, что достойнее зарабатывать свой хлеб, чем неизвестно еще сколько времени быть обузой для французского правительства; 2) оно не может кормить русских бесконечно, ясно, что очень скоро снабжение будет прекращено; 3) амнистия обеспечена казакам, а не офицерам.
Когда офицеры после опроса хотели вернуться в свои ряды, майор Тесьер и переводчик в форме французского офицера им помешали. Они, вероятно, боялись, что присутствие офицеров повлияет на решение казаков. Переводчик проявил исключительную настойчивость, чтобы завербовать добровольцев. При этом он много раз оговаривался. Вместо "советское правительство в Москве гарантирует" говорил: "Мы гарантируем". Один из русских офицеров признал в нем адвоката из Москвы Макеенко и даже готов был сообщить его московский адрес. Более того один из казаков признал в нем комиссара запасного полка, стоявшего в Москве, который его когда-то арестовывал. После, в частных беседах, переводчик пытался поколебать надежду офицеров, что им удастся вернуться в славянские страны.
Французские офицеры должны были тотчас же после опроса офицеров и казаков уехать, но они остались, и переводчик вечером снова начал агитировать казаков. В результате этой агитации и обмана казаков относительно жизни в Советской России, расшатавших дисциплину, произошел досадный инцидент. Среди казаков, желавших вернуться в Россию, оказалось несколько трубачей 18-го полка донских казаков, они обратились к майору Тесьеру с просьбой помочь им увезти музыкальные инструменты, принадлежащие полку (некоторые из них, являвшиеся личной собственностью казаков, были им выданы). Несмотря на очевидную абсурдность этой просьбы, три французских солдата вызвались помочь казакам отыскать эти инструменты. Они вошли в помещение штаба, но инструментов там не оказалось. Тогда казаки отправились в квартиру командира 18-го донского полка(25), но застали только его жену. Несмотря на ее протесты, казаки обыскали квартиру, но ничего не нашли. Все это время французские солдаты ждали их у двери. Затем они направились в офицерский клуб, но по дороге трубачей остановил старший офицер. Узнав о их намерении завладеть инструментами, остававшиеся казаки возмутились, пятеро из них пришли с оружием для защиты инструментов.
Лейтенант Роман, начальник станции Кабаджа, возвратившийся из Константинополя в 7 час. 30 мин. вечера, прибыл в лагерь в сопровождении четырех вооруженных пулеметом французских солдат. Вот дословное изложение разговора Романа с русскими офицерами, говорившего с ними через переводчика: "Это очень досадный инцидент, -сказал лейтенант Роман, - я доложу о нем генералу Шарпи, он изменит хорошее отношение к вам. Я ему передам, что инструменты украдены офицерами". Роману объяснили, что инструменты не украдены офицерами, что они принадлежат полку и не могут быть никому отданы. Их хранят казаки, которые здесь остаются. Дальнейший разговор происходил в откровенно враждебном для русских тоне. Роман упрекнул одного из генералов, что он находится на содержании французского правительства. Он привел генерала в такое состояние, что тот отказался получать что-либо от французов. В дальнейшем разговор лейтенанта Романа с генералом стал настолько провокационным, что его следует передать дословно. Этот генерал заявил, что Франция обязана какое-то время содержать его за те услуги, которые Россия оказала ей во время русско-германской войны. Лейтенант Роман: "Вы нас предали в 1917 г." Ответ: "Вы хотите сказать, лейтенант, что вы были преданы теми, кого мы зовем большевиками. Но мы, как вы видите, до сегодняшнего дня вас не предавали. Если вы осмеливаетесь упрекать нас за консервы, которые нам даете, то мы завтра же сделаем запрос в Американский Красный Крест, чтобы он помог нам освободиться от опеки наших друзей-французов и взял нас под свою защиту до нашего отъезда в славянские страны. Я надеюсь, что он будет более гуманным, чем вы". Лейтенант Роман: "Вы готовы получать милостыню от кого угодно - сначала от американцев, потом от португальцев, итальянцев, марроканцев". Ответ: "Мы не требуем милостыни. Мы будем просить у американцев избавить нас от гостеприимства Франции, которая нам многим обязана. Мы ничего от вас не требуем". Диалог был прерван появлением казака, сообщившего, что с вокзала никого не выпускают и принуждают казаков, провожающих своих товарищей и родственников в Россию, зайти в вагоны. Лейтенант Роман отказался выдать провожающих. Как мы потом узнали, казакам позволили свободно зайти на вокзал, а после задерживали там. Но казаки убежали, сделав крюк.
В конце разговора лейтенант Роман спросил офицеров, что они собираются делать в лагере. На что ему ответили, что будут спокойно ждать приказа генерала главнокомандующего об отъезде в славянские страны.
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 54. Л. 155-158.
22. Передана в переводе на французский язык генералом Е.К. Миллером с сопроводительным письмом № 2272 от 8 июня 1921 г. в штаб маршала Фоша. Генштаб 11 июня направил запрос в военное министерство с просьбой разобраться (ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 54. Л. 152-154, 159).
23. Кабаджа - один из чаталджинских лагерей, в котором размещалась часть Донского корпуса, откуда последние казаки и беженцы в декабре 1921 г. были вывезены в Галлиполи.
24. А.П. Серебровский.
25. Генерал-майор Долгопятов.
21
Генерал М.-Л. Вейган - генералу Е.К. Миллеру
№ 1089/2 Париж, 6 июля 1921 г.
В письме от 8 июня (№ 2272) вы мне передали отчет об инциденте в лагере Кабаджа перед отъездом русских беженцев в Баку. Имею честь сообщить, что, как следует из расследования на месте, некоторые из приведенных в отчете фактов неточны. В частности, русский офицер, признавший в переводчике, сопровождавшем майора Тесьера, адвоката из Москвы, бывшего комиссара запасного полка по фамилии Маценко, очевидно, ошибся, так как этот переводчик - бывший лейтенант Делимарский, хотя и русский по национальности, но с декабря 1919 г. натурализованный француз. Он записался добровольцем во французскую армию в первые дни мобилизации и получил офицерское звание во время военной кампании, в которой участвовал до конца.
Казаки, согласившиеся поехать на работу в Баку, действительно хотели увезти свои музыкальные инструменты, но рассказ о том, что французские солдаты помогали им произвести обыск на квартире полковника, полностью вымышлен. Впрочем, отчет составлен на основании заявлений лейтенанта Романа, высказанных им в частной беседе с русскими офицерами из лагеря Кабаджа. И наконец, роль французских офицеров в судьбе желавших уехать в Баку, состояла только в том, чтобы позволить им свободно выразить свою волю. Не только ни один казак не сел на пароход против своей воли, но и на "Решид-пашу" был направлен французский офицер, чтобы убедиться, все ли находившиеся там казаки добровольцы.
Эти сведения мне только что сообщили, надеюсь, что впредь такого рода инциденты будут исключены. Французское командование понимает, сколь трудны условия существования русских беженцев и какие горькие чувства они могут у них вызывать. Нелишне также дать офицерам, обслуживающим лагерь, полезные и обновленные инструкции, чтобы они действовали со всей необходимой осторожностью. Но важно также, чтобы русские беженцы со своей стороны признали необходимость мер, принятых по отношению к ним, и не создавали вам новых трудностей взаимными упреками, слишком часто лишенными оснований.
Примите, господин генерал, уверения в моем искреннем уважении.
Генерал Вейган
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 55. Л. 113-115.
Франция и проблема возвращения врангелевцев в Советскую Россию в 1921 году: Документы из архивов военного и морского министерств Франции / Публ. и коммент. С.С. Поповой // Россия и Франция, XVIII-XX века. - М.: Наука, 1998. - Вып. 2. - С. 241-271.
Франция и проблема возвращения врангелевцев в Советскую Россию в 1921 году: Документы из архивов военного и морского министерств Франции
окончание, начало здесь http://yroslav1985.livejournal.com/39942.html , http://yroslav1985.livejournal.com/45878.html
13
Отчет капитана Мишле о выполнении приказа генерала Бруссо от 26 марта 1921 г.
Различные инциденты:
4-й полк: операция должна быть возобновлена. Она была прервана из-за нарушения офицерами инструкции, предписывающей им не покидать место справа от войск, тогда как они упорно следовали за мной.
5-й полк: полковнику, командиру полка, не удалось вести себя абсолютно нейтрально. Он решительно осудил казаков, желавших уехать в Совдепию, после чего некоторые решили остаться. Генерал Фостиков присутствовал при сем со своим штабом, во всяком случае, его окружало большое число офицеров. Генерал, критикуя принятые нами меры предосторожности, передал конным жандармам через офицера, говорящего по-французски, что бесполезно продвигаться на лошади среди солдат. Он заверил меня, что его присутствие объясняется единственно желанием устранить все препятствия для выполнения моего задания. Я ответил, что я в этом нисколько не нуждаюсь, и просил удалить толпу ненужных офицеров, которые меня окружают. По его приказу некоторые из них отошли на несколько шагов, но вскоре вернулись.
В это время казаки, решившие вернуться в Совдепию, подверглись жестоким нападкам со стороны своих начальников и товарищей, которые обвинили их в краже вещевого имущества. Но один из добровольцев, отъезжающих в Совдепию, показал мне свои босые ноги. Я потребовал, чтобы его бывшие начальники отдали ему ботинки. Требование было выполнено только наполовину, так как ему дали старые стоптанные непригодные башмаки.
Я отдал приказ жандармам арестовать солдата, жестокость которого по отношению к совдеповцам была очевидной, что они и сделали, хотя солдат, ободряемый своими офицерами и даже генералом Фостиковым, яростно отбивался. Фостиков несколько раз просил меня освободить солдата. Я ему отказал, сказав, что действую от имени французского командования, что я единственный, кто имеет право отдавать приказы во время процедуры записи добровольцев, и считаю его присутствие здесь излишним, что я прошу его удалить толпу, которая меня окружает, и не вынуждать меня прибегнуть к силе. Генерал Фостиков не внял моим доводам и еще раз попросил меня освободить арестованного казака. Я отказался. Тогда генерал Фостиков приказал охране, которая присутствовала при этой сцене, вырвать его из рук жандармов. Приказ, естественно, был немедленно выполнен, и жандармы вынуждены были отпустить пленного. Стремясь избежать кровопролития при аресте генерала Фостикова (я располагал слабой вооруженной силой), я уведомил его, что доложу об инциденте генералу Бруссо.
Отряд охраны: очевидно, в этой сформированной части все было заранее подготовлено (музыка, песни и т.д.); там не нашлось, разумеется, ни одного добровольца для возвращения в Совдепию, но обнаружилась четвертая категория, не предусмотренная французским командованием, - желающие уехать в Германию. Охрана выразила свое желание хором, как это делают перед командующим. После чего музыка, насмешки и т.д. Генерал Фостиков, присутствующий при этом, не удосужился даже призвать к тишине и остановить крики "ура".
6-й полк: без инцидентов, просьба объяснений громким голосом.
Алексеевское училище(18): юнкера иронизируют и смеются над всем, что им говоришь, верят только своим источникам информации и отвечают, что они - часть русской армии - той, какая есть.
Конвой генерала Фостикова: командир конвоя пытался произнести от имени своего подразделения страстную речь. Я попросил его замолчать и отвечать только за себя, и уж во всяком случае не нарушать порядок и не влиять на подчиненных. Он мне ответил, что подчиняется приказам только своих начальников.
Госпитали: без инцидентов.
Конюшни: без инцидентов.
Отряды докеров: без инцидентов, большинство добровольцев в Совдепию погрузились накануне.
Русское интендантство.
Служащие во французском интендантстве.
Технические службы.
Другие лица, не входящие в состав дивизии.
Общее число тех, кто добровольно пожелал уехать в Совдепию в моем присутствии:
2-я дивизия и технические службы - 331
Не входящие в состав дивизии - 6
Всего: 331
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 496. Л. 84, 85.
18. Сформированное во время гражданской войны Кубанское им. М.В. Алексеева военное училище, эвакуированное вместе с армией Врангеля из Крыма.
14
Отчет мл. лейтенанта Шмитта о визите на пароходы "Решид-паша" и "Дон"
Лемнос, 29 марта 1921 г.
Прибыв на борт "Решид-паши" 27 марта утром, согласно приказу генерала Бруссо, я тотчас же попросил добровольцев, отбывающих в Совдепию, собраться на корме и в носовой части корабля, что они немедленно и очень охотно сделали. Я поднялся на верхний мостик, откуда мог их видеть, и направился сначала на корму. Простого жеста руки было достаточно, чтобы добиться полной тишины. Для начала я сообщил, что являюсь эмиссаром генерала Бруссо, что он поручил мне передать им самые лучшие пожелания, счастливого прибытия и благоприятной встречи на родине, которую они вновь обретут. Я был прерван горячими благодарностями и криками "ура"! Я поднял руку, тишина тотчас же восстановилась. Я не мог удержаться, чтобы не поблагодарить их за то, как они встретили мои первые слова, и сказал им, что сообщу об этом генералу, которому приятно будет это узнать. Я добавил, что французское правительство, пообещав им репатриацию, посчитало необходимым выполнить эти обещания, как, впрочем, оно всегда делает, и что французское командование приняло все меры, чтобы обеспечить реэмигрантам полную свободу мнений. (Снова слова благодарности в адрес французского командования и крики "ура" в честь генерала.) Один из солдат попросил меня дать ему слово. Я поостерегся отказать ему в этом. От имени своих товарищей он выразил благодарность французскому командованию и особенно генералу Бруссо за то, что приютили их, заботились о них и дали им возможность избавиться от плохо обращавшихся с ними офицеров.
Я приступил к выяснению подписи под телеграммой. Тотчас же был назван представитель. Я перешел в носовую часть корабля, где мои слова были встречены с таким же энтузиазмом. Перед тем как покинуть пароход, я констатировал, что солдаты спонтанно объединялись в группы, что позволило обеспечить нормальное распределение продовольствия и быстрое выдвижение представителей для подписи под телеграммой.
29 марта я перешел на борт "Дона" с этой же целью. Сцена, имевшая место на "Решид-иаше", повторилась, может быть, только с чуть меньшим энтузиазмом. Но мое выступление было встречено также на "ура". Я объясняю некоторую сдержанность в поведении добровольцев, погрузившихся на "Дон", присутствием двух или трех находившихся поблизости офицеров русского флота.
Шмитт
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. П. Д. 30. Л. 418-418об. Заверенная машинописная копия.
15
Генерал Бруссо - генералу Шарли
№ 1557 Лемнос, 30 марта 1921 г.
Солдаты подтвердили, что если бы высадка состоялась в Новороссийске, то уехали бы все.
Бруссо
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 11. Д. 30. Л. 418об. Заверенная машинописная копия.
16
Генерал Шарпи - генералу Пелле(19)
№ 113/3 Штаб, 3 мая 1921 г.
В письмах к маршалам Франции, равно как и к Вам, генерал Врангель выразил решительный протест против отправки казаков с Лемноса в Совдепию. В очередной раз Врангель несправедливо обвиняет генерала Бруссо. Поэтому считаю необходимым уточнить условия, на которых беженцы с Лемноса были эвакуированы в Совдепию в конце марта 1921 г.
24 сентября(20) я направил на Лемнос капитана Буррьяна из моего штаба к генералу Бруссо с тем, чтобы он сообщил ему о решении французского правительства в кратчайший срок ликвидировать все кредиты на содержание русских беженцев и не предусматривать больше новых выступлений бывшей врангелевской армии против советской власти. В приказе, который привез капитан Буррьян, уточнялось, что беженцев следует проинформировать, что они имеют право выбрать один из трех вариантов: вернуться на родину, отправиться в Бразилию, содержать себя на свои средства. В приказе говорилось, что никакое давление, явное или скрытое, со стороны русского командования не должно быть терпимо и что с этой целью разумно сообщать об очередных репатриациях в Россию не ранее чем за 24 часа. Наконец, генералу Бруссо предписывалось сообщить беженцам, что их соотечественники, уже высадившиеся в Новороссийске, были беспрепятственно там приняты.
Сразу же после получения этих приказов генерал Бруссо вызвал генерала Фостикова и командующих его дивизий. Он сообщил им о решениях французского правительства и обговорил детали репатриации в Совдепию. Было решено, что соберут различные полки, офицеры будут находиться справа от полков и что один французский и один русский офицер объяснят им, что сейчас будет формироваться отряд из добровольцев. Сначала должен был говорить русский офицер, потом -французский.
Французские офицеры, назначенные генералом Бруссо, должны были обеспечить беженцам свободное волеизъявление и заявить им, что у генерала Бруссо нет фактов, подтверждающих циркулирующие в лагерях слухи, что якобы Америка берет на себя содержание армии Врангеля или что часть армии готовы принять в Греции, Венгрии и Сербии. Впрочем, в лагерях беженцев было распространено составленное в очень вежливых для русского командования выражениях уведомление, разоблачающее эти слухи.
В Донском корпусе под командованием генерала Абрамова перепись и погрузка русских беженцев проходила без малейших инцидентов, в соответствии с зафиксированными условиями. Этого не было в кубанских лагерях под командованием генерала Фостикова и атамана Науменко. Несмотря на предписания, согласованные с русскими властями, генерал Фостиков в сопровождении 30 вооруженных офицеров лично руководил операциями. Офицеры полков, вдохновленные присутствием генерала Фостикова, много раз пытались помешать французскому офицеру-наблюдателю выполнять свой долг - не допустить дискриминации добровольцев. Они покидали место, где им предписывалось находиться перед солдатами, унтер-офицеры бросались на беженцев, объявивших себя добровольцами, снимали с них шинели и ботинки. Присутствующие русские власти даже не пытались вмешаться. Капитан Мишле, которому была поручена перепись добровольцев, пытался арестовать одного из этих унтер-офицеров. Генерал Фостиков силой вырвал его из рук жандармов. Потребовалось вмешательство генерала Бруссо, немедленно извещенного об инциденте, чтобы этот унтер-офицер был передан французским властям.
Неправда, что миноносцы крейсировали на рейде во время переписи добровольцев, но правда, что "Хова" встал на якорь у "Дона", когда он зашел со стороны Западного Мудроса, чтобы взять на борт беженцев. Эта мера была навязана, так как генерал Врангель и генерал Фостиков заявили генералу Бруссо, что не все кубанцы хотят отправиться в Совдепию, а значит, возможны кровавые столкновения, которые русские власти не смогут пресечь.
Несмотря на оппозицию русских военачальников, в частности генерала Фостикова, 6 тыс. беженцев заявили о своем желании репатриироваться в Совдепию. В этом заслуга генерала Бруссо, который позволил им свободно изъявить свою волю. На беженцев не только не оказывалось никакого давления, но и чтобы лишний раз убедиться, что все репатрианты возвращаются добровольно, перед их отплытием на борт "Решид-паши" и "Дона" был отправлен офицер-переводчик Шмитт из штаба Бруссо. Никто из беженцев не только не высказал претензий, но и попросили Шмитта передать благодарность французскому командованию за возможность свободно принять решение. Беженцы с Кубани, которые при генерале Фостикове и его офицерах не осмеливались говорить открыто, тайком присоединились к отряду добровольцев. Из беженцев, прибывших из Хадемкёй на "Решид-паше", чтобы высадиться на Лемносе, 2 тыс. пожелали остаться на пароходе, чтобы репатриироваться, 900 человек сошли на берег.
Обвинения генерала Врангеля относительно того, что, репатриируя русских в Совдепию, мы тем самым обрекаем их на самое худшее, должны быть сняты. Мы не давали беженцам никаких гарантий. Мы уведомили их, что они уезжают на свой страх и риск и что, согласно нашим сведениям, собранным из разных источников (хотя у нас нет возможности их подтвердить), первая партия беженцев не подверглась репрессиям и даже была хорошо встречена. Свидетельства капитанов "Решид-паши" и "Кизил Ирмак" по их возвращении в Константинополь весьма интересны. Капитан "Решид-паши" сказал: "Красные встретили солдат дружелюбно, офицеров - намного холоднее. Их собрали в отдельный отряд. Однако какого-то враждебного отношения к офицерам замечено не было". Согласно показаниям капитана "Кизил Ирмак", в честь беженцев был организован официальный прием, на котором играл гражданский оркестр. Никаких речей на борту произнесено не было. Лишь один большевик поднялся на борт и сказал несколько слов, вероятно, приветствовал прибывших, которые ответили ему криками "ура".
В общем, письма генерала Врангеля по поводу эвакуации беженцев с Лемноса в Совдепию, в том числе Верховному комиссару, маршалам Франции, и сообщение и приказ своим войскам, равно как опубликованные в Софии памфлет и статьи в сербской и русской прессе, инспирированы в какой-то степени лично Врангелем, Шатиловым и их окружением. Они содержат множество тенденциозных, а чаще лживых, утверждений. Русское командование настойчиво убеждало нас, что число репатриантов с Лемноса не превысит 700 человек. Крайне разочарованное провалом своих манёвров и прогнозов, оно объяснило его некорректностью наших действий. Пренебрегая точными фактами, оно пыталось скомпрометировать также наши дальнейшие действия.
Протесты генерала Врангеля и его окружения по поводу репатриации беженцев с Лемноса еще раз подтверждают их желание противиться рассредоточению армии. Если ранее они скрывали это желание, то теперь демонстрируют его открыто и даже с некоторой агрессивностью.
Генерал Шарпи
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 53. Л. 176-181
19. Направлено с сопроводительным письмом маршалу Фошу 6 мая как дополнение к письму Шарли № 3825/3 от 9 апреля (см. док. II). В свою очередь, маршал Фош препроводил эти письма в МИД Франции 17 мая 1921 г. (ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 53. Л. 174, 175).
20. Ошибка в тексте, должно быть 24 марта..
17
Генерал Шарпи - военному министру Л. Барту
№ 155/3 р 12 мая 1921 г.
Имею честь передать Вам отчет генерала Бруссо, командующего гарнизоном на Лемносе, по поводу статей, появившихся в газете "Общее дело" за 9 и 10 апреля 1921 г.
В письмах 3823/3 от 9 апреля 21 г. и 121/3Р от 6 мая 1921 г., адресованных в Генштаб (3-е бюро), восточный отдел, и 3825/3 от 9 апреля и 122/ЗР от 6 мая 21 г., адресованных маршалу Фошу, я уже опроверг обвинения генерала Бруссо со стороны русского командования.
Генералу Бруссо на Лемносе предстояло выполнить трудную и деликатную миссию. Но благодаря глубокому знанию русских и твердости позиции он сумел ее выполнить.
Вопреки сопротивлению генерала Врангеля и его окружения рассредоточению его армии командующий гарнизоном на Лемносе смог организовать отправку почти 6 тыс. беженцев, в том числе около 5 тыс. в Советскую Россию и более 1 тыс. в Бразилию. После успешной эвакуации в Одессу я поздравил генерала Бруссо письмом № 3750/3 от 5 апреля и выразил ему мое удовлетворение в другом письме, 111/ЗР от 3 мая 21 г., а кроме того, отметил его в приказе по оккупационному корпусу в Константинополе.
Я сообщил генералу, что передаю Вам прилагаемую рекламацию и что я уже опротестовал перед военным министром (Генштаб, 3-е бюро, Восточный отдел) и маршалом Фошем действия генерала Врангеля и его штаба.
Я считаю, что необходимо поместить опровержение в газете "Общее дело" и принять меры в отношении этой газеты, дабы избежать повторения подобных публикаций.
Ш. Шарпи
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. II. Д. 30. Л. 4/2. 413. Оригинал. Машинопись.
IV
18
Генерал Бруссо - военному министру Л. Барту
Секретно
№ 209/S Лемнос, 25 апреля 1921 г.
Почта за 25 апреля принесла мне несколько номеров газеты "Общее дело", отправленных в адрес миссии Южной России "для пропаганды" ?? с кучей обвинений в мой адрес.
Отчеты из Константинополя должны убедить вас, что факты, приведенные в номерах за 9 и 10 апреля, в частности под заголовком "Болгарскому Национальному собранию и Сербской Скупщине", за подписью генералов Врангеля, Шатилова и Фостикова, абсолютно ложные. Отягчающим обстоятельством является то, что генерал Фостиков был очевидцем и ему, как никому другому, нужно вменить в вину эту гнусную ложь.
Что касается военных мер предосторожности, которые я считал долгом принять 27 марта, то генерал Врангель и генерал Фостиков сами на этом настаивали, дав мне понять, что кубанские казаки могут убить тех соотечественников, которые пожелают вернуться в Совдепию. Журнал "Зарницы", выходящий в Константинополе и вдохновляемый Врангелем, дважды повторяет эту ложь (в номере от 27 марта, с. 20)(21). Кроме того, та же почта от 25 апреля из Франции не принесла мне никакого официального опровержения, ни слова поддержки, и это при том, что на меня напрямую ссылаются в статьях "Общего дела", что меня не знают во Франции, а мои русские друзья и друзья за границей могут удивиться той незавидной роли, которую я якобы играл. Правила военной дисциплины запрещают мне ответить лично, поэтому имею честь просить Вас опубликовать в "Общем деле" и в газетах, которые перепечатали эту чепуху, формальное опровержение обвинений и сообщить мне их содержание.
Вы понимаете, конечно, что мой авторитет и даже моя безопасность на Лемносе, где я располагаю всего лишь 90 пехотинцами для "принуждения" 25 тыс. казаков отправиться в Совдепию, могут только выиграть от этого.
Бруссо
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 11. Д. 30. Л. 414. Машинописная заверенная копия.
21. В журнале "Зарницы" (1921, № 4), в заметке Сургучева сообщалось, что 1500 добровольцев, пожелавших уехать с Лемноса в Совдепию, после речи Врангеля от этого намерения отказались. После выдержки из этой заметки, прилагаемой к письму в переводе на французский язык, Бруссо делает пометку: "В этот же день 6600 человек добровольно погрузились иа "Дон" и "Решид-пашу" (ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 11. Д. 30. Л. 416).
19
Приложение к письму Бруссо № 209/S
Лемнос, 27 апреля 1921 г.
Имею честь приложить к моему письму № 209/S документы:
1) выдержку из "Зарниц" от 27 марта;
2) мой приказ № 1515;
3) отчет переводчика Шмитта, направленного на борт "Решид-паши" и "Дона" перед их отходом;
4) перевод Обращения генерала Врангеля к парламентам Сербии и Болгарии ("Общее дело" от 10 апреля).
Письмо генерала Врангеля маршалам Франции, напечатанное в том же номере, было передано на французском языке заинтересованным лицам. Военное министерство легко может раздобыть экземпляр.
Что касается "насильственной" отправки казаков в Совдепию, то следует особо подчеркнуть, что действительно имела место насильственная отправка, но со стороны русских офицеров. Случай с казаком Биндюковым с Кубани - тому пример: сначала его как большевика насильно отправили в Новороссийск, затем, когда он оттуда вернулся, спрятавшись на "Решид-паше" и согласился подписать лживый рассказ о том, что произошло в момент высадки, его встретили с распростертыми объятиями. Биндюков сейчас находится в распоряжении оккупационного корпуса в Константинополе, где его допрашивают.
Бруссо
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 11. Д. 30. Л. 415.
V
20
Выдержка из отчета русского офицера генералу Врангелю(22)
№ 247 13 мая 1921 г.
Начальник станции Хадымкёй майор Тесьер направил 11 мая телеграмму на имя начальника лагеря Кабаджа(23) с просьбой собрать на следующий день казаков, чтобы спросить, не хотел бы кто-нибудь из них поехать в Баку в качестве рабочих. Это предложение показалось очень неожиданным, так как французское командование никого о нем не предупредило.
Казаки собрались в назначенный день и час. В лагерь прибыли майор Тесьер, лейтенант Янковиц и еще три французских офицера, один из них хорошо говорил по-русски, и он-то и изложил цель их визита начальнику отряда. Нефтяные промыслы Баку для увеличения добычи нефти нуждаются в рабочей силе. Там уже работают 80 тыс. русских. Нужны еще 9-10 тыс. Руководит промыслами бывший директор промыслов Нобеля Серебрянский.(24) Прибыв в Константинополь, он обратился к французскому командованию за разрешением нанять беженцев, желающих работать на промыслах на следующих условиях: 1) от правительства Москвы и Азербайджана он добился полной амнистии для тех, кто отправится в Баку в качестве рабочих; эта амнистия не коснется офицеров, которые могут все же поехать на свой страх и риск; 2) срок трудового соглашения - 6 месяцев, после чего рабочие могут вернуться к семьям; 3) вопрос зарплаты будет урегулирован в соответствии с ценами в Баку.
Офицеров попросили выйти из рядов и с помощью нашего переводчика их опросили первыми. Конечно, никто из них не пожелал вернуться в Советскую Россию. В то время как лейтенант Янковиц очень корректно опрашивал офицеров, майор Тесьер с переводчиком во французской форме направился к казакам, которые держались в стороне, и объяснил им суть советского предложения, в общем сказав то же, что и офицерам, но подчеркнул некоторые выгодные моменты, в целях пропаганды которые могли бы подвигнуть казаков принять это предложение. Например, он сообщил, что: 1) 1500 солдат уже согласились покинуть Константинополь, так как сочли, что достойнее зарабатывать свой хлеб, чем неизвестно еще сколько времени быть обузой для французского правительства; 2) оно не может кормить русских бесконечно, ясно, что очень скоро снабжение будет прекращено; 3) амнистия обеспечена казакам, а не офицерам.
Когда офицеры после опроса хотели вернуться в свои ряды, майор Тесьер и переводчик в форме французского офицера им помешали. Они, вероятно, боялись, что присутствие офицеров повлияет на решение казаков. Переводчик проявил исключительную настойчивость, чтобы завербовать добровольцев. При этом он много раз оговаривался. Вместо "советское правительство в Москве гарантирует" говорил: "Мы гарантируем". Один из русских офицеров признал в нем адвоката из Москвы Макеенко и даже готов был сообщить его московский адрес. Более того один из казаков признал в нем комиссара запасного полка, стоявшего в Москве, который его когда-то арестовывал. После, в частных беседах, переводчик пытался поколебать надежду офицеров, что им удастся вернуться в славянские страны.
Французские офицеры должны были тотчас же после опроса офицеров и казаков уехать, но они остались, и переводчик вечером снова начал агитировать казаков. В результате этой агитации и обмана казаков относительно жизни в Советской России, расшатавших дисциплину, произошел досадный инцидент. Среди казаков, желавших вернуться в Россию, оказалось несколько трубачей 18-го полка донских казаков, они обратились к майору Тесьеру с просьбой помочь им увезти музыкальные инструменты, принадлежащие полку (некоторые из них, являвшиеся личной собственностью казаков, были им выданы). Несмотря на очевидную абсурдность этой просьбы, три французских солдата вызвались помочь казакам отыскать эти инструменты. Они вошли в помещение штаба, но инструментов там не оказалось. Тогда казаки отправились в квартиру командира 18-го донского полка(25), но застали только его жену. Несмотря на ее протесты, казаки обыскали квартиру, но ничего не нашли. Все это время французские солдаты ждали их у двери. Затем они направились в офицерский клуб, но по дороге трубачей остановил старший офицер. Узнав о их намерении завладеть инструментами, остававшиеся казаки возмутились, пятеро из них пришли с оружием для защиты инструментов.
Лейтенант Роман, начальник станции Кабаджа, возвратившийся из Константинополя в 7 час. 30 мин. вечера, прибыл в лагерь в сопровождении четырех вооруженных пулеметом французских солдат. Вот дословное изложение разговора Романа с русскими офицерами, говорившего с ними через переводчика: "Это очень досадный инцидент, -сказал лейтенант Роман, - я доложу о нем генералу Шарпи, он изменит хорошее отношение к вам. Я ему передам, что инструменты украдены офицерами". Роману объяснили, что инструменты не украдены офицерами, что они принадлежат полку и не могут быть никому отданы. Их хранят казаки, которые здесь остаются. Дальнейший разговор происходил в откровенно враждебном для русских тоне. Роман упрекнул одного из генералов, что он находится на содержании французского правительства. Он привел генерала в такое состояние, что тот отказался получать что-либо от французов. В дальнейшем разговор лейтенанта Романа с генералом стал настолько провокационным, что его следует передать дословно. Этот генерал заявил, что Франция обязана какое-то время содержать его за те услуги, которые Россия оказала ей во время русско-германской войны. Лейтенант Роман: "Вы нас предали в 1917 г." Ответ: "Вы хотите сказать, лейтенант, что вы были преданы теми, кого мы зовем большевиками. Но мы, как вы видите, до сегодняшнего дня вас не предавали. Если вы осмеливаетесь упрекать нас за консервы, которые нам даете, то мы завтра же сделаем запрос в Американский Красный Крест, чтобы он помог нам освободиться от опеки наших друзей-французов и взял нас под свою защиту до нашего отъезда в славянские страны. Я надеюсь, что он будет более гуманным, чем вы". Лейтенант Роман: "Вы готовы получать милостыню от кого угодно - сначала от американцев, потом от португальцев, итальянцев, марроканцев". Ответ: "Мы не требуем милостыни. Мы будем просить у американцев избавить нас от гостеприимства Франции, которая нам многим обязана. Мы ничего от вас не требуем". Диалог был прерван появлением казака, сообщившего, что с вокзала никого не выпускают и принуждают казаков, провожающих своих товарищей и родственников в Россию, зайти в вагоны. Лейтенант Роман отказался выдать провожающих. Как мы потом узнали, казакам позволили свободно зайти на вокзал, а после задерживали там. Но казаки убежали, сделав крюк.
В конце разговора лейтенант Роман спросил офицеров, что они собираются делать в лагере. На что ему ответили, что будут спокойно ждать приказа генерала главнокомандующего об отъезде в славянские страны.
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 54. Л. 155-158.
22. Передана в переводе на французский язык генералом Е.К. Миллером с сопроводительным письмом № 2272 от 8 июня 1921 г. в штаб маршала Фоша. Генштаб 11 июня направил запрос в военное министерство с просьбой разобраться (ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 54. Л. 152-154, 159).
23. Кабаджа - один из чаталджинских лагерей, в котором размещалась часть Донского корпуса, откуда последние казаки и беженцы в декабре 1921 г. были вывезены в Галлиполи.
24. А.П. Серебровский.
25. Генерал-майор Долгопятов.
21
Генерал М.-Л. Вейган - генералу Е.К. Миллеру
№ 1089/2 Париж, 6 июля 1921 г.
В письме от 8 июня (№ 2272) вы мне передали отчет об инциденте в лагере Кабаджа перед отъездом русских беженцев в Баку. Имею честь сообщить, что, как следует из расследования на месте, некоторые из приведенных в отчете фактов неточны. В частности, русский офицер, признавший в переводчике, сопровождавшем майора Тесьера, адвоката из Москвы, бывшего комиссара запасного полка по фамилии Маценко, очевидно, ошибся, так как этот переводчик - бывший лейтенант Делимарский, хотя и русский по национальности, но с декабря 1919 г. натурализованный француз. Он записался добровольцем во французскую армию в первые дни мобилизации и получил офицерское звание во время военной кампании, в которой участвовал до конца.
Казаки, согласившиеся поехать на работу в Баку, действительно хотели увезти свои музыкальные инструменты, но рассказ о том, что французские солдаты помогали им произвести обыск на квартире полковника, полностью вымышлен. Впрочем, отчет составлен на основании заявлений лейтенанта Романа, высказанных им в частной беседе с русскими офицерами из лагеря Кабаджа. И наконец, роль французских офицеров в судьбе желавших уехать в Баку, состояла только в том, чтобы позволить им свободно выразить свою волю. Не только ни один казак не сел на пароход против своей воли, но и на "Решид-пашу" был направлен французский офицер, чтобы убедиться, все ли находившиеся там казаки добровольцы.
Эти сведения мне только что сообщили, надеюсь, что впредь такого рода инциденты будут исключены. Французское командование понимает, сколь трудны условия существования русских беженцев и какие горькие чувства они могут у них вызывать. Нелишне также дать офицерам, обслуживающим лагерь, полезные и обновленные инструкции, чтобы они действовали со всей необходимой осторожностью. Но важно также, чтобы русские беженцы со своей стороны признали необходимость мер, принятых по отношению к ним, и не создавали вам новых трудностей взаимными упреками, слишком часто лишенными оснований.
Примите, господин генерал, уверения в моем искреннем уважении.
Генерал Вейган
ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 17. Д. 55. Л. 113-115.