Працягваю публікацыю дзедавых мемуараў. Астатнія пасты па тэме глядзіце па тэгу
"дзедавы ўспаміны".
Семья Хоциловичей. Часть 1.
Правильно наша фамилия пишется именно Хоцилович, но в русском варианте «ц» меняется на «т», а затем как-то незаметно и буква «и» после «т» сменилась сначала на «е», а затем на «я». Вроде так удобней произносить. Получилось последнее изменение на «я» во время моей службы в армии и виноват в этом я, потому что не придал вовремя этому значения и даже не заметил как это произошло, а когда заметил исправить не удалось. Фамилия на слух воспринимается не очень чётко и пишут так как кто расслышал. Совсем иное дело в польском языке, где всё произносится очень чётко: «Chociłowicz» и поэтому все наши родственники в Польше в т.ч. и мой отец носят правильную фамилию. В документах моей матери фамилия сохранилась более правильно - Хацилович, но и здесь после «х» оказалась буква «а» - вроде на белорусский манер. Просто беда с этой фамилией. Даже в официальных документах, в архивных справках, которые я запросил и которые выписаны из метрических книг Мосарского костёла, фамилии по-разному написаны. В записи акта заключения брака моих родителей фамилия - Хацилович, а в записи акта о моём рождении - Хоцелович. Вот такая неразбериха в своё время сыграла отрицательную роль в попытке воссоединения нашей семьи. Но об этом я расскажу несколько позже, а вот рассуждения о фамилии продолжу.
Дело в том, что эта фамилия, согласно семейному преданию, не является нашей родовой фамилией. И это предание, которое передаётся из поколения в поколение, хотя документального подтверждения ему у нас нет, говорит вот о чём:
В давние времена, когда ещё существовало «пригонное право» (в центральной России оно называлось крепостным и было намного хуже), имение и деревни, в одной из которых проживал мой прадед или даже прапрадед, приобрёл новый хозяин. Оказалось, что фамилия нового хозяина совпадает с фамилией одной крестьянской семьи и это ему очень не понравилось. Этой семьёй была семья наших предков, а фамилия их была Корчевские. Помещик этот пригласил прапрадеда к себе и предложил ему сменить фамилию, а со своей стороны он берёт на себя все хлопоты и расходы по оформлению этой процедуры. В качестве вознаграждения пообещал выделить прапрадеду дополнительный земельный надел. Фамилию сменили, всё оформили как надо за счёт помещика, а вот с наделом земли получился обман. То ли совсем не выделил, то ли выделил мало - точно неизвестно, но Хоциловичи были крайне недовольны и уже я помню как дедушка рассказывая обо всём этом поминал того помещика недобрыми словами.
Почему именно Хоциловичи? Этого я не знаю и не знал никто из старейших членов семьи, с которыми мне довелось общаться. Фамилия очень редкая, во всяком случае, за всю мою жизнь мне не довелось встретить на территории СССР, в разных местах которого я бывал, ни одного человека именно с такой фамилией. Похожие фамилии встречались в т.ч. и в Молодечно даже на одной улице, в соседнем доме проживают Хотяновичи.
Где происходило это событие - тоже неизвестно, хотя предположение у меня есть. Уже в зрелом возрасте, как-то изучая карту Глубокского района, я наткнулся на деревню с названием Хотиловщина (на старых картах Хотиловцы). Вполне возможно, что там именно и был двор или фольварок того помещика и чтобы особенно не напрягаться с подбором новой фамилии простым мужиком он предложил им фамилию по названию деревни. Деревня эта расположена недалеко от Глубокого в северном направлении.
Рис.41. Деревня и хутор Хотиловцы на польской карте 1932 года:
Много раз я намеревался заехать в эту деревню, тем более, что она находится в попутном направлении если ехать в Мосар - буквально 5-6 км от деревни Мерецкие, через которую всегда проезжаем. Но всё откладывал, как-то не получалось, спешили ехать и т.д. Один раз даже свернули в Мерецких на просёлочную дорогу в направлении Хотиловщины, но встреченные колхозники, у которых я спрашивал, доеду ли по этой дороге, отсоветовали ехать, т.к. дело было после дождя, дорога разбита тракторами и рекомендовали доехать до Глубокого и оттуда поехать по другой дороге. Возвращаться с Глубокого не хотелось, опять отложил на «потом». Так и не съездил, а зря. Лет 30 тому назад ещё можно было встретить людей старшего поколения, которые могли бы кое-что знать о помещике и т.д.
Рис.42. Деревня Хотиловцы на советской карте 1984 года:
Рис.43. Деревня Хотиловщина на гугл-картах:
Как бы там ни было, но дедушка мой Винценты Хоцилович не получил от своих родителей ни кусочка земли, был совершенно безземельным и не имел собственного дома. И это удивительно, т.к. его братья имели земельные наделы, свои дома и хозяйственные постройки. У дедушки было трое братьев: Юзаф, Болюсь, Костусь и три сестры: Мальвина, Стася и Броня. В какой они последовательности родились и соответственно их даты рождения мне неизвестны. Известно только со слов тёти Зоси, что Юзаф прожил 108 лет. Лично я его помню, хотя и смутно, когда он приезжал навестить дедушку и всю нашу семью. Бывало это в военные годы (1941-1945) и в первые годы после войны. Знаю ещё, что Костусь и Стася имели фамилию Сыропятки. Отсюда можно сделать вывод, что прадед, имени которого не знаю (тётя Зося тоже не помнит, хотя её он приходился дедушкой), умер довольно рано, и прабабушка вышла второй раз замуж. О прабабушке знаю, что у неё было редкое имя Петрунеля и что она жила последние годы не на одном месте, а переходя от одного сына к другому (или от дочери к дочери) из-за… неуживчивости своего характера. Шустрая видимо была прабабушка.
Все братья дедушки и две его сестры вели оседлый крестьянский образ жизни. Никто из них сильно не разбогател, жили, как и большинство в трудах и заботах, но в достатке. Костусь с семьёй жил в деревне Майсютино недалеко от Мосара, Болюсь не знаю где, а Юзаф проживал сначала в Босучине (не существует), а затем в Глубоком. После II-й мировой войны многие из их детей, а возможно и они сами, переехали на постоянное место жительства в Польшу. Связи с ними мы с матерью не поддерживали, а тётя Зося поддерживает с ними связь до сих пор и такую родственную связь поддерживал мой отец и другие члены семьи Хоциловичей проживающих в Польше.
Примерно в 1995 г. будучи в служебной командировке в Польше я ночевал в небольшой гостинице в городе Гежицке (на Мазурах) и когда в разговоре с тётей Зосей рассказал ей об этом и назвал улицу и № дома она сильно заволновалась. Дело оказалось в том, что буквально в нескольких шагах от этой гостиницы проживает дочь Костуся Лиза, с которой она постоянно поддерживает связь и которая ей (как и моему отцу) приходится двоюродной сестрой. Тётя обрушилась на меня, почему я к этой Лизе не зашёл, но я понятия не имел, что в этом Гежицке проживает кто-то из родственников и не имел адреса. Вот такие бывают случайности.
Некоторые дети Болюся и их потомки проживают в Варшаве. Думаю, что кто-то из детей братьев дедушки остался жить или в Глубоком, или где-нибудь ещё в Беларуси, или других странах бывшего СССР.
Моя мать рассказала о таком случае. Дело было в Глубоком и окрестностях во время войны. Немцы уничтожили Глубокское гетто, но части евреев удалось сбежать и патрули карателей везде шастали с целью их уничтожить. Два немца встретили где-то за городом молодого парня с еврейской внешностью. Долго не думая отвели его с дороги в кусты и приготовились расстрелять. Парень взмолился доказать, что он не еврей, но поскольку никаких документов не имел, немцы ему не поверили. Тогда он расстегнул рубашку и показал крестик. Один немец заинтересовался и на ломаном польском языке велел ему перекреститься и произнести молитву. Он перекрестился и начал «ojcze nasz». Немец оказался католиком, всё понял и они отпустили его, наказав всегда иметь при себе документ. Вот так крестик и молитва спасла парня от смерти. Действительно, все родственники говорили, что сын Юзафа был очень похож внешне на еврея. Почему - никто этого не знает. А это именно с ним произошло такое приключение.
Что касается сестёр дедушки, то о Стасе я ничего не знаю, о Брони немного, а Мальвину очень хорошо знал. Броня молодой девушкой уехала в Варшаву, где служила у разных панов. Она была старательной, аккуратной и добросовестной работницей, завоевала авторитет у своих работодателей, ей доверяли. Именно по её рекомендации уехала в Варшаву, как оказалось, на постоянно, тётя Зося, а затем ездили туда временно подработать мой отец и тётя Ядя. Броня не вышла замуж и не имела семьи. Мальвина вышла замуж за мосарского парня и всё время жила в Мосаре. Хутор их находился рядом с хутором тёти Яди. И хоть она нам (моему поколению родственников) приходилась как бы двоюродной бабушкой, все мы её звали тётка Мальвина. Она была хорошей женщиной, всегда накормит, или чем-нибудь угостит. После того как заставили всех перенестись в деревню (≈1960 г.) они свой дом построили опять рядом с домом тёти Яди и дяди Яськи. Старший сын тётки Мальвины Антон не вернулся с войны, где-то остался в Польше. А младший сын Юзюня жил всё время в Мосаре. С Юзюней как-то у нас не сложились близкие отношения, хотя приходился он мне двоюродным дядей. С его детьми мы тоже не имели контактов - все мы разъехались в разные стороны. Умер Юзюня в 2009 г.
Дедушка Винценты родился в 1877 г., точной даты и где именно не знаю. Женился он предположительно в 1907 г. на Юзефе Масовской 23.6.1882 г. рождения. Юзефа была не одна - у неё была внебрачная дочка Стаська 4-х лет, которую дедушка удочерил. В те времена девушке иметь внебрачного ребёнка, да ещё католичке, - это страшное дело. Так что ей ещё повезло с замужеством. Никакого приданного Юзефа с собой не принесла, кроме дочери. Её родители не дали ей ни денег, ни земли, ни каких-нибудь ценных вещей. Они были оскорблены её неслыханным поступком, а её обманул какой-то панич пообещав жениться, но потом сбежал, как узнал о беременности. Говорят, Масовские были достаточно богатыми людьми, относили себя к шляхте, но так и не простили ей её проступка. Никто из родственников никогда её не навестил, никаких контактов не было и где они проживали никто не знает. Были слухи, что только сестра бабушки, Ядвися, иногда тайком с ней встречалась в костёле. Бабушка была полностью лишена контактов со своей семьёй и ей было нелегко. Возможно, она поэтому очень не любила свою дочку Стасю и это было совершенно незаслуженно и всех удивляло. А девочка была изумительной, с чутким, добрым сердцем, покорно всё сносила, трудилась, нянчила своих младших братьев и сестёр. И для меня она была в последствии любимой тётей, всегда помогала нам, чем могла в нашей нелёгкой жизни. От неё всегда исходила доброта, веяло каким-то святым благородством и бескорыстием. Возможно, всё это хорошее унаследовала она от своего неизвестного родного отца. Говорят, он был шляхтичем. Тётя Стася в девичьи годы достаточно длительное время работала у каких-то знатных вельмож в Варшаве и прошла там хорошую школу. О тёте Стасе, её доброте, её кулинарных способностях и т.д. я бы мог писать ещё долго, но к этому я ещё по ходу рассказа буду возвращаться.
Дедушка был малограмотным, видимо ему не довелось ходить в школу. Он мог только читать печатные тексты и расписываться. Бабушка была грамотной, могла читать и писать. Читала очень много книг и любила это делать в каждую свободную минуту.
К сожалению, фотографий дедушки и бабушки с их молодых лет не удалось обнаружить ни у кого из родственников. Самые «молодые» они запечатлены на семейной фотографии 1936 г., но там им уже под 60 лет.
Рис.44. Семья Хоциловичей, 1936 год:
Как я уже отмечал выше, у дедушки не было своей земли, своего дома, а работал он всю жизнь на земле. В те давние времена было много мелких и средних поместий, которые назывались фольварками. Их хозяева не содержали постоянных работников, как в больших имениях и панских дворах, а сдавали часть или всю свою землю в аренду. С этой целью они строили отдельный дом и хозпостройки для арендатора. Сдавали свою землю в аренду «на третяк» или «на четвертак» или даже (редко) «на пяток». Это означает, что арендатор весь урожай делит с хозяином в следующей пропорции: «на третяк» - 2 части хозяину, 1 часть себе; «на четвертак» - 3 части хозяину, 1 часть себе. Были также в те времена безземельные и бездомные крестьяне, которые специализировались на аренде чужой земли и их называли арендаторами. Именно таким арендатором был мой дед Винценты.
Арендаторы имели свой скот, лошадей, сельхозинвентарь: телеги, плуги, бороны и т.д. Необходимый инструмент, необходимую мебель, все хозяйственные и бытовые принадлежности и др. Разумеется, у арендатора должна была быть трудоспособная семья, желательно большая. И со всем этим, после заключения договора, заселялись в дом и хозпостройки хозяина фольварка. Некоторые длительные годы работали у одного хозяина, если условия их устраивали, а некоторые часто меняли хозяев и вели такую кочевую жизнь. К такому типу относился мой дед. Не знаю почему, но он менял хозяев часто, хотя к некоторым возвращался повторно, например, к пану Матошко в фольварк Шумяты. Возможно, это происходило из-за его принципиального, педантичного и достаточно крутого характера. Он терпеть не мог всякой несправедливости, нечестности, расхлябанности, безответственности. Во всяком случае, за мою совместную с дедушкой жизнь (9 лет), наша семья поменяла 4 населённых пункта, т.е. дедушка с семьёй трижды переезжал на новое место жительства. «Кочевал» он не на большие расстояния, а как-то всё время вокруг Мосара в радиусе не более 10 км. Фольварков в этой зоне было много. Вообще тогда существовала хуторная система и только часть деревни или местечка, её центр, были компактными, а все остальные были расселены по хуторам по своим земельным наделам. Именно так в те времена выглядела деревня Мосар. Все фольварки, земли, которые арендовал дедушка, относились к Мосарской парафии и поэтому семья посещала Мосарский костёл. Исключение составляет только фольварк Шумяты, где рядом, в деревне Борейка, был свой деревянный костёл. Хоциловичи были примерными католиками, поэтому посещение и молитва в костёле каждое воскресенье и в религиозные праздники, причём всей семьёй, были делом обязательным. Никто, никогда в эти дни не работал, какие бы неотложные работы не ожидали. Это были святые дни и дни отдыха и покоя. Обо всём этом я хорошо помню с самых ранних лет и к этому я ещё вернусь несколько позже.
Обработку арендованной земли проводили только своими силами, своими лошадьми, своим инвентарём, иногда в помощь брали лошадей хозяина. Земли в аренду брали достаточно много ≈10-20 га, иногда чуть меньше или чуть больше в зависимости от состава семьи, т.е. наличия в ней рабочей силы. В состав арендованной земли входила не только пашня, но и сенокосы и выпасы. Все работы, естественно, проводились вручную. Работать приходилось от зори до зори - всё благосостояние семьи зависело от труда и урожая. Делили урожай после уборки, обмолота и выплаты налогов. Было трудно, но до прихода большевиков в 1939 году жили, в общем-то, неплохо. В хозяйстве были всегда корова, овцы, свиньи, птица всех видов, несколько ульев пчёл.
Дедушка был хорошим хозяином. Он отличался исключительным трудолюбием, аккуратностью, даже педантизмом. Всё, что он делал, должно было быть сделано качественно. Если пахал, то без единого огреха, если бороновал, то поле выглядело после обработки как ковёр, если косил, то покос был как будто из-под бритвы, если складывал копну или стог, то они были совершенной формы. Дрова в стопку укладывал так ровно, что все удивлялись. Никогда не откладывал работу на потом и всегда был чем-то занят. К остальным членам семьи был очень требовательным и все его слушались и даже побаивались. Своими руками он мог многое сделать. Он сам делал телеги и сани всех видов, как для работы, так и на выезд, упряжь, различный сельский инвентарь. Грабли и кошики (корзины) он делал такими лёгкими, аккуратными и в то же время прочными, что все соседи мечтали иметь такие и просили пана Хоциловича изготовить для них, но не всегда и не каждому он их делал - не хватало времени. Весь инвентарь содержался в идеальном порядке и на своих местах. Пилы, топоры, сталяски, косы и др. всегда были остро наточены или отбиты.
Животные содержались в чистоте, вовремя накормленные и напоенные. Не дай бог, если корова была не вовремя выдоенная или подняли визг свиньи, требуя еду. Особое отношение было к лошадям. Для них должно было быть самое лучшее сено, самая чистая вода. Рядом со стойлом всегда висело гребло (специальное металлическое изделие для вычёсывания) и дед систематически вычёсывал коня, а во время линьки практически ежедневно. Вычёсывались и коровы, но это должен был делать кто-то другой. Хомуты и др. упряжь были так хорошо подогнаны, что лошади никогда и нигде не имели потёртостей или хотя бы малейших повреждений.
Сено завозилось в сарай только качественно высушенным, чтобы не почернело или не сплесневело. Причем дед никогда не суетился и не прибегал к уборочным работам в воскресенье. И если ему кто-то говорил, что вот, мол, сено на поле совсем сухое, а надвигается дождь, что надо бы запрячь коня и привезти его в сарай, хоть и воскресенье. У дедушки всегда был один ответ: «Pan Bog namoczy, Pan Bog i wysuszy» (Господь Бог намочит, Господь Бог и высушит).
Дедушка был очень религиозным человеком, как, впрочем, и вся семья. Ежедневные утренние и вечерние молитвы, обязательное участие в святой литургии в костёле по воскресеньям и праздникам. Обязательно требовалось всем перекреститься перед и после еды. Если обронил кусочек хлеба, то подними его, поцелуй и скушай. Хлеб в основном нарезал только дедушка и над столом, ни одна крошка не должна упасть на пол - большой грех. Кроме обязательных молитв, он каждое воскресенье молился на ружанце.
Дед был очень чистоплотным. Всегда выбрит опасной бритвой, которую «доводил» перед бритьём на кожаном ремне, что меня удивляло - как он не разрежет этот ремень. Стриг голову наголо, под нулёвку; руки всегда вымыты, ногти пострижены. А как бережно он относился к одежде! Одежда «на свята» была без единого пятнышка и всегда выглажена, да и рабочая одежда была в порядке. Сапоги хромовые «святочныя» дед носил, думаю, лет 20-30. Когда шли в костёл, то он шёл босиком, а сапоги были подвешен на леске за спиной. Не доходя до костёла, дедушка садился и обувал сапоги, а после службы на этом же месте снимал их обратно. Разумеется, всё это он проделывал только в тёплую пору года, когда было сухо. Дед носил и лапти, которые сам плёл из лыка (кора липы) или вязал специальным крючком из тонкой верёвки. Лапти получались очень красивые, даже элегантные и смотрелись на нём вмести с белоснежными льняными портянками, перевязанными крест-на-крест такой же чистой верёвочкой, очень симпатично. Во всех это вызывало удивление, и некоторые мужики попрекали иногда своих жён: «У пана Хоціловіча анучы чысцейшыя чым твой рушнік».
По характеру дедушка был строгим, а иногда и жёстким. Не любил пустых разговоров, очень не любил проявление лени, безалаберности, неаккуратности в работе и всегда спрашивал за это. Доставалось, конечно, и мне. Он никогда не курил и практически не употреблял спиртного, разве только рюмочку по большим праздникам.
Вторжение большевиков 17 сентября 1939 г. дедушка воспринял крайне отрицательно. И хотя он был далеко не в восторге от тогдашней польской власти (большие налоги, удорожание работы и др. повинности) не верил пропаганде с востока о счастливой колхозной жизни. Ну а после того, как лично увидел красноармейцев, всё недоумевал, как могут быть солдаты в таком виде: какая-то разномастная форма, длиннющие винтовки на брезентовых ремнях, все ремни на обмундировании тоже брезентовые, все потрёпанные, обувь в ужасном виде, ботинки с обмотками, грязные и грубые. По сравнению с польскими солдатами в чистом красивом обмундировании со скрипучими кожаными ремнями и кожаными патронажами «красные» выглядели ужасно. Как рассказывал дед, к нему на хутор (фольварк) завернуло около 10 солдат с командиром. Сразу попросили воды, а затем и покушать, но командир их окрикнул. Этот немолодой командир попросил деда отойти в сторонку и довольно долго с ним разговаривал. Бабушка всё-таки отрезала солдатам кусок солёного сала, так они его долго разглядывали, будто видели впервые. Когда пришельцы отдохнули и ушли, то домашние начали расспрашивать дедушку, о чём он беседовал с тем «красным». Но он не стал ничего рассказывать, а сказал только: «Дрэнна нам будзіць». Так оно и произошло.
Бабушка была тихой, уравновешенной, доброй и тоже трудолюбивой женщиной. Никогда и ни с кем не конфликтовала, никого не обговаривала, а только всех успокаивала и утешала. Она вела всё домашнее хозяйство, готовила еду для всей семьи, выпекала хлеб (очень вкусный!), следила за огородом и очень много времени сидела за прялкой, а затем за кроснами. Нагрузка на женщин-хозяек в те времена была колоссальной. Теперь даже трудно представить как они со всем этим справлялись. Ведь все постельные принадлежности, всё нательное бельё и часть верхней одежды для лета изготовлялось из собственного льняного полотна. Для зимней одежды ткали сукно из овечьей шерсти. И всё это женщины делали одновременно с воспитанием детей, плитой и печью, досмотром животных, огородом, полевыми работами и т.д.
Приведу поэтапный процесс получения льняного полотна. Весной высевали семена льна (мужчины), ближе к осени выросший лён рвали и вязали в снопы (женщины), после просушки снопы свозили в ток (сарай) и обмолачивали (мужчины и женщины), после обмолота снопы вывозили в поле опять и разбрасывали по льнянищу (мужчины), далее лён расстилали рядами для дозревания льнотресты (женщины), затем опять поднимали и вязали в большие снопы (женщины), свозили домой и сушили льнотресту в банях (мужчины). После высушки льнотресту мяли вручную на лялках (в основном женщины), затем льноволокно надо было трепать, чесать и сортировать (женщины). Следующий, самый трудоёмкий процесс, - изготовление пряжи на прялках и веретенах (женщины). Далее подготовка ниток к тканию полотна - снование, намотка, заправка в кросна (женщины), затем процесс ткания полотна на кроснах (женщины). Прядильные и ткацкие работы проводились в основном зимой. Вытканное полотно надо было отбелить и выбить (женщины). В течение нескольких недель полотно выносилось ежедневно рано-рано утром и расстилалось на траве с росой. После высыхания росы в течении дня приходилось это полотно неоднократно поливать водой из лейки и несколько раз переворачивать на другую сторону. Так проходил процесс отбеливания на солнце. Эту работу делать приобщали и детей. Вечером полотно убиралось, а наутро всё снова. Но после отбеливания полотно оставалось жёстким, и его надо было бить и полоскать в воде. Эту работу проводили женщины на речке, на озере, у пруда или криницы на специально для этих целей сделанных подмостках из досок. Полотно складывалось «гармошкой», намачивалось в воде и женщина вытягивала на подмостки по несколько складок и била его «пранікам». Таким путём оно становилось более мягким. Эту процедуру проводили многократно, чем больше, тем мягче полотно.
Надо вам поехать в Мосар и посмотреть своими глазами и потрогать руками все эти мялки, трёпла, щётки, витушки, кросны, праники и др. в музее.
Из уже готового полотна сама хозяйка и в большинстве случаев совсем вручную должна была сшить всей семье бельё: рубашки, кальсоны, наволочки для подушек и сенников, «пасцілкі» (простыни). Одеть новую рубашку и кальсоны для меня было делом непростым. Несмотря на всю технологию обработки полотно было жёстким, кололось, особенно швы и складки.
Много труда для женщин достовляло и изготовление ткани из шерсти (сукна), причём в этом случае работа на 100% женская. Коротко: стрижка овец, мойка и сушка шерсти, чёска на специальной чесальной машине тоже ручной (такая машина была одна на 8-10 деревень, и надо было заранее договариваться, в Мосаре такой машины не было), изготовление пряжи, ткание сукна. Пошивом верхней одежды занимались местные портные.
Думаю, что современная женщина всего этого, такой нагрузки, не вынесла бы. И это всё в дополнение к основной работе по хозяйству: дом, дети, приготовление пищи для семьи и животных, огород, полевые работы на посадке, уборке и т.д.
Первым совместным ребёнком родился у дедушки с бабушкой в 1908 г. Бронислав - мой будущий отец. Точные даты рождения и смерти, которые мне известны, приведены на схеме-родословной. В 1911 г. родилась Ядя, затем, в 1914 г. - Антон, за ним, в 1916 г. - Зося и последней, в 1921 г. - Мария.
Рис.45. Генеалогическое дерево семьи Хоциловичей на 2011 год:
Все дети в своё время ходили в школу и закончили не менее, чем по 4 класса польской школы подставовой. Некоторые окончили на 1-2 класса больше, но не знаю кто именно. Видимо от бабушки все унаследовали любовь к чтению книг, но особенно любила читать тётя Ядя и мой отец. Что касается тёти Яди, то это была просто фанатка. Своими глазами я видел как она ухитрялась приспособить книгу для чтения даже за прялкой и даже, - трудно поверить! - стирая бельё. Она ставила книгу рядом с «начоўкамі» (специальная ёмкость, выдолбленная из цельного дерева - осины или липы), стирала и одновременно заглядывала в книгу читая. Если был кто дома с сухими руками просила перевернуть страницу (мне тоже доводилось это делать не раз), а если не было никого справлялась сама.
Итак, у дедушки с бабушкой было 6 детей: 2 сына и 4 дочери. Вкратце расскажу о жизни и судьбе каждого, в объёме который знаю и в очерёдности - от старшего к младшему.
Стася вышла замуж за очень хорошего человека Юзафа Юдыцкого. Он был из достаточно зажиточной и очень порядочной семьи. В своей округе Юдыцкие пользовались авторитетом и их причисляли даже к мелкой шляхте, хотя они таковыми не были. Собственно, в те времена, чем богаче был человек, тем выше был его авторитет.
Рис.46. Дед Юзаф:
Жили они тогда на своём хуторе недалеко от деревни Робертово (сейчас не существует). У Юдыцких был добротный дом, хозпостройки и порядочно земли. Юзаф проживал вмести с братом Владаком, который тоже был женат. Кстати, младший из 5-ти сыновей Владока, Стась, некоторое время проживал у нас в Молодечно, во время его учёбы в ПТУ-23.
Детей у тётки Стаси и Юзафа не было. Жили они очень дружно и между собой и с семьёй брата. Тётя Стася исключительно вкусно умела готовить любые блюда и выпечки. Была очень доброжелательной, культурной, набожной. Жили Юдыцкие в полном достатке.
Рис.47. Юзаф:
Перед самым началом II-й мировой войны Юзафа мобилизовали в польскую армию как резервиста. В сентябре 1939 г. он, как и мой отец, попал в советский плен и прошёл точно такой же сложный и трудный путь, как и отец. Подробнее об этом периоде будет изложено далее.
Рис.48. Юзаф во время службы в Армии Андерса (крайний слева):
В 1948 г. Юзаф вернулся в родные места, где была теперь советская власть. Какая это была радость для тёти Стаси и всех родственников! Прибыл он из Англии, куда был передислоцирован из Италии, а затем расформирован 2-й Польский корпус генерала Андерса. Приехал из Англии и кое-что привёз, но лучшее бы он остался там. Попал он как раз в самый трудный период, когда люди ещё не успели «ачухацца» от войны, когда все стонали от непосильных налогов, когда все загоняли в колхоз большевистскими методами. Прибыло тогда из Англии в Беларусь около 1000 человек. В основном это были белорусы, но и много поляков, как и дядя Юзаф. Решили вернуться в родные места.
Первый год пребывания на родине дяде Юзафу не сильно досаждали. Его только навещали с целью «выжать» от него пригласительные письма. Отказывался. Тогда начали вызывать в райцентр (Шарковщину) и нажим там был настоящий. Пригласительные письма он должен был писать своим знакомым приятелям по совместной службе, которые остались в Англии и ещё раздумывают куда ехать и уезжать ли вообще. В письмах, заготовленных НКВДистами, он должен был хвастаться как ему хорошо и счастливо живётся в Советском Союзе и приглашать друзей, чтобы они, не раздумывая, ехали к такому «счастью». Отказывался, ссылаясь на малограмотность. Пошли угрозы, обвинения в шпионаже и т.д. приезжали ночью и забирали с постели на допрос, иногда отпускали утром, а иногда только через несколько дней. Довели до нервных срывов, у него начали трястись руки. Как же я возненавидел тогда Сталина!
В марте 1951 г., по решению палачей Берии и Сталина, в одну ночь всех бывших андерсовцов арестовали вмести с их семьями, и загрузили в товарные вагоны. В холодных вагонах, в нечеловеческих условиях, везли всех в Восточную Сибирь, в Иркутскую область. Многие в пути, особенно дети и старики, погибли или серьёзно заболели от холода и голода. Следует отметить, что с собой практически ничего не разрешили взять, а имущество сразу конфисковали.
Моя ненависть к Сталину всё возрастала.
Юдыцкие попали в лагерь расположенный недалеко г. Усолье-Сибирское. Жили в бараках по 30 семей, работали на добыче соли. Переписка была ограничена, посылку можно было отправлять 1 раз в 3 месяца. В Сибири оба сильно подорвали здоровье, особенно Юзаф - у него очень болели ноги. После смерти Сталина, в марте 1953 г., стало легче, посылки можно было отправлять чаще, что, конечно же, и делали все родственники и Хоциловичи и Юдыцкие. Наступила «оттепель» и поляков освободили. Им было разрешено уехать с Сибири или домой, или в Польшу, или в страны демократии (так называемой), где имеются родственники. Только в 1954 г. Юдыцкие смогли уехать в Польшу. После двукратного пребывания в советских лагерях, 1939-1941 гг. и 1951-1954 гг., дяде Юзафу не хотелось рисковать и оставаться в Беларуси.
В Польше им выделили в деревне домик, и они начали обживаться на новом месте. Но скоро, по приглашению дяди Антона Хоциловича, они переехали в Любишин и до конца своей жизни проживали совместно с семьей Хоциловичей. Возможно, они потом и жалели о таком своём решении. Семья Хоциловичей была очень большой, самостоятельности Юдыцкие не имели, и им приходилось только трудиться на эту семью. У дяди Юзафа в Сибири было очень сильно подорвано здоровье. Когда мы с Марией и Валей поехали первый раз в Польшу, дядю Юзафа уже не застали в живых.
Рис.49. Семья Юдыцких в Польше:
Об отце я расскажу в отдельной главе, поэтому Бронислава на данном этапе пропускаем.
Содержание:
Вступление. Малая Родина - Мосар #1. Малая Родина - Мосар #2. Семья Хоциловичей #1. Семья Хоциловичей #2.Семья Хоциловичей #3.